Кровавая баня Крупнера - Юрий Гаврюченков

– Здравствуйте, – сказал он, обаятельно улыбнувшись. – Вы мне не поможете?

– Конечно, – ответила Краснова, – а что вы хотите?

– Я здесь недавно…

"Тоже новичок, – подумала Краснова, – как и я".

– …бывшего розановского отдела. Комната триста двадцать два. Не подскажете? Кстати, меня зовут Слава.

– А меня Лена.

– Очень приятно.

– Это здесь, – растаяла от умиления Краснова. Мужчина располагал к себе. От него, казалось, исходили волны тепла. – Проходите, пожалуйста. Еще никто не пришел. Я как ранняя птичка. А вы кого ищете?

– Спасибо, уже нашел, – ответил Крупнер, в глубине комнаты увидев знакомый сейф.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Аннотация:

Финальная часть. Крупнер поставил точку в своих отношениях с

Исследовательским Центром и взялся за новые свершения.

1

– Доктор Тернов, прошу вас принять премию из рук Его Величества короля Швеции!

Председатель Нобелевского комитета почтительно протянул королю плоскую красную коробку с медалью и большой красный же диплом. Оркестр, разместившийся вверху на галерее, грянул туш, когда Карл XVI Густав торжественно вручил заслуженную награду академику Тернову.

– Ты опять во сне улыбался.

Тернов открыл глаза, и сверкающее великолепие городского концертного зала Стокгольма, парадная сцена, застеленная роскошным голубым паласом, ряды зрителей во фраках, члены королевской семьи – все они мгновенно исчезли, растворились, уступив место тусклому люминесцентному фонарю за окном и серым прямоугольникам книжных полок. Тернов смежил веки, понимая бессмысленность этой попытки, но сон не вернулся. За последние два года это снилось уже в пятый раз – пора бы задуматься, нет ли какой скрытой патологии, например невроза, но видение церемонии было столь приятно, что анализировать не хотелось.

– Спи, – сказал он. – Сколько времени?

– Пятый час, – пробормотала жена.

Она обняла его, и Тернов почувствовал, как по плечу растекаются складки ее подбородка. Ощущение было привычным – как-никак почти тридцать лет вместе. Регина, однокурсница по Университету, старый надежный друг, но, к счастью, не коллега. Конкурентов Тернов не терпел, он их "поедал" в безжалостной борьбе за место под солнцем – это позволило ему высоко забраться по служебной лестнице, чему немало способствовало обеспечение крепких тылов. Жена шумно вздохнула, и Тернов нежно погладил ее мягкое плечо.

Погода в последние дни устоялась, и артрит не беспокоил его. "Счастье, это когда несчастья нет," – вспомнил он афоризм. Порой бывает нужно так немного – чтобы не болели суставы. Тернов попытался заснуть, но сон не шел. Бессонница. Не так уж он и стар, пятьдесят шесть лет не возраст для ученого, но организм не желает этого признавать. Так в борьбе с телом и существует разум. Большая часть жизни позади, и сделано за этот период достаточно много. "Но! – подумал Валерий Игнатьевич: – а) я еще член-корр; в) директор только филиала института; с)…" В пункте "с" профессор открыто не признавался даже самому себе. В 1992 году ему удалось попасть в Стокгольм на церемонию вручения премий, с тех пор микроб честолюбия окончательно поразил еще не до конца изъеденную душу. Он считал, что достаточно сделал для того, чтобы попасть в число избранных, и в последние месяцы эта идея стала навязчивой: блеск золотой медали с профилем Альфреда Нобеля и слава, слава. А потом, может быть, и председательство в Нобелевском комитете.

Тернов заворочался. Голова жены сползла по плечу и уткнулась в подушку. Тернов сжал кулак; суставы, оккупированные солевыми отложениями, хрустели и щелкали. Мысли снова вернулись к премии. Чтобы попасть в номинанты, необходимо заручиться поддержкой номинаторов, составляющих списки и отстаивающих твою кандидатуру на обсуждении и голосовании, а для этого надо иметь несомненные заслуги. Но, при беспристрастном взгляде на свою научную деятельность, профессор осознавал, что не может претендовать на исключительность, хотя и сделано немало. А нужно еще больше, нужен некий качественный скачок, шансов совершить который на шестом десятке крайне мало, а если смотреть трезво, то и вообще нет. Но что-то сделать нужно. И даже не для того, чтобы стать нобелевским лауреатом, а хотя бы действительным членом Российской академии наук. Член-корреспондент – это как бы полуакадемик, место которого в табели о рангах четко определяется, стоит попасть в больницу Академии наук или на совещание к президенту РАН. Весь вопрос в том, пройдет ли он на следующих выборах, будет ли его фамилия в списках кандидатов на очередную вакансию или нет. А успех кампании целиком зависел от расположения начальства. В ходе голосования и даже на определенном этапе подготовки к нему кандидаты в академики четко делятся на две категории: "шансонетки" – не имеющие шансов быть избранными, и "проходимцы" – очевидность прохождения которых не вызывает сомнений. А для второй категории требовались немалые организаторские способности. Но тут профессор Тернов не сомневался в своем успехе. Он был исключительным проходимцем.

***

Мокрые темные сосны глухо шумели ветвями на весеннем ветру. Семагин глубоко вдохнул аромат хвои и подошел к калиточке в одной из створок ворот. Он нажал кнопку звонка.

– Вы к кому? – поинтересовался с той стороны охранник.

– Ах да. – Семагин достал из кармана новенький пропуск, развернул и подержал перед глазком.

Лязгнул засов. Охранник приоткрыл калитку и впустил полковника, внимательно оглядывая его. Этого сотрудника он видел впервые. Обычно новенькие прибывали с сопровождающим, и постоянный пропуск им выписывали в отделе кадров, являвшемся по совместительству бюро пропусков. Охранник этого человека не помнил. Возможно, привели в прошлую смену. После реорганизации Исследовательского центра появилось много новеньких. Только в охране все осталось без перемен, а это его вполне устраивало- Страж запер калитку и поспешил под защиту стен караульной будки – территория ИЦ исправно продувалась ветром, и он не хотел простудиться.

Семагин прошел по центральной аллее к главному корпусу ИЦ. Дорожка аккуратно очищалась от снега и представляла собой утрамбованную наледь, покрытую кашей из песка и талой воды. По бокам лежали толстые ноздреватые сугробы. Семагин вошел в вестибюль и направился в отдел кадров, расположенный перед вахтой.

Он постучал.

– Да-да, – откликнулись дуэтом женщины. Семагин зашел и увидел двух дам, перебиравших тряпки на письменном столе. Одна была высокая, в красной блузке, вторая – пониже и пополнее, в толстом белом свитере. Отвлеченные от своего занятия, они недовольно уставились на посетителя.

– Добрый день, – по привычке улыбнулся Семагин. Женщины заулыбались в ответ. – Могу я видеть Зинаиду Владимировну?

– Вы насчет работы? – шаблонным тоном поинтересовалась высокая. – Я Зинаида Владимировна. Вы с кем пришли?

– Александр Семенович, – представился Семагин, доставая удостоверение. При виде багровой корочки дамы насторожились. Одетая в свитер сгребла в хрустящий мешок шмотки и, пробормотав: "Я потом забегу", выскользнула из кабинета.

– Я насчет работы, – сказал Семагин, ханжески улыбаясь.

– Чем могу быть полезна?

– Меня интересуют сотрудники, попадающие под сокращение. Я бы хотел посмотреть их дела и побеседовать.

– Да, я в курсе, – кивнула начальница отдела кадров. Ее известили. Она открыла шкаф и достала стопку папок из тонкого коричневого картона. – Вот, присаживайтесь за тот столик, пожалуйста.

Семагин удобно устроился за пустующим конторским столом, открыл первую папку и принялся за дело.

Бывший руководитель программы "Ландскнехт" полковник Семагин заново создавал свою команду. После осеннего скандала, когда его попытались подставить менты, Александру Семеновичу пришлось попереживать. К счастью, у него оказалась пара хороших знакомых в нужных местах. Один помог избавиться от опасного свидетеля – капитана Колыванова, который знал много лишнего о Семагине. Прежде чем раненого "чистильщика" стали допрашивать, в капельницу ему была введена такая доза ЛСД-25, что ни о каких показаниях и речи быть не могло. Воздействие диэтиламида лизергиновой кислоты привело к необратимым изменениям в мозгу, и в состоянии полной невменяемости капитан отправился в специальную психиатрическую лечебницу для уголовных преступников.

Вторым знакомым оказался генерал-лейтенант Яшенцев, курировавший по линии ФСК деятельность филиала Љ 2 Института мозга человека, которому в тот момент катастрофически не хватало надежных соратников. Использовав свое влияние, Яшенцев уладил вопрос с дальнейшим трудоустройством опального полковника, взяв к себе в отдел. Семагин крепко сидел у него на крючке: компромата, чтобы в момент стереть его в порошок, у генерала было предостаточно. Яшенцев же, в свою очередь, мог не сомневаться в его надежности. В свете происшествий в подконтрольном ему учреждении генерал-лейтенант переживал острый некомплект кадров для оперативной работы. Поэтому он поручил Семагину подыскать пару единиц и взять их под свое командование.