Остров Больших Молний - Николай Шагурин

Однако попытка переговорить с «Изумрудом» осталась безуспешной. Антенна на вертолете была сорвана.

В салон пригласили Робуша.

— Докладывайте, — предложил Разин.

— Товарищ начальник экспедиции, — четко сказал Робуш, — винты еле тянут. Повреждения не так уж велики, и я уверен, что их можно устранить своими силами. Но для этого необходимо хотя бы на два часа сесть на твердую землю.

— Ближе Маркизских островов ничего нет. Это 600 километров. Дотянем?

Робуш развел руками.

— Экипаж сделает все возможное. На крайний случай у нас имеются резиновые надувные плоты…

— Насчет плотов — прошу выбросить из головы! — сурово оборвал его Разин. — Вертолет не может быть брошен ни при каких обстоятельствах. Мы все отвечаем перед Родиной за машину, за выполнение задания. Берите курс на Маркизские острова и, если на пути попадется клочок земли величиной хотя бы в ладонь — садитесь на него.

— Есть! — отчеканил Робуш, вытянулся по-военному, щелкнул каблуками и вернулся в кабину.

Разин обвел взглядом сотрудников.

— Прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей. Чрезвычайное положение на борту вертолета объявлять не буду. «Мир» — лучшая в мире машина этого типа, и в надежность ее я верю, как в самого себя.

Разин разгладил свои казацкие усы и вдруг улыбнулся — широко, бодро:

— Экспедиция продолжает работу, товарищи воздушные робинзоны!

Эта улыбка и неожиданная шутка, как луч среди бури, развеяли атмосферу тревоги, которая, казалось, готова была установиться в салоне. Люди задвигались, оживленно заговорили.

Академик сумел загрузить делом всех, и члены экспедиции, уйдя с головой в работу, уже не думали об опасности.

Наташа продолжала прокладывать на карте вероятный путь облака. Курочкин с морским биноклем в руках переходил от одного иллюминатора к другому.

«Мир» медленно, на небольшой высоте летел на юго-восток.

— Пустыня и пустыня, — сетовал у себя в кабине Робуш. — Водяная Сахара, так сказать…

— Земля, товарищ Робуш! — крикнул в трубку Курочкин.

Робуш схватил карту.

— Какая земля?! Да тут кругом миль на триста…

Однако Курочкин был прав. Чем дальше, тем яснее рисовались вдали очертания горы с плоско срезанной вершиной.

— Ну и глаз у Курочкина! — восхищенно воскликнул Робуш.

Зеленая полоса течения огибала не показанный на карте остров. Густая зелень одевала его до самой вершины горы, внизу были видны ослепительно белые отмели. Эта незнаемая земля была опоясана двумя кольцами — зеленой, лагунной водой внутреннего рейда и белой пеной прибоя, разбивавшего о барьерный риф. Над рифом стояло облачко водяной пыли, переливавшейся на солнце всеми цветами радуги.

И вот остров уже под вертолетом. Вовремя! — двигатели могли вот-вот отказать. Острые глаза Курочкина различали что-то вроде гавани. «Мир» медленно летел над кратером потухшего вулкана. А это что? В глубине кратера тускло поблескивало огромное сферическое тело из матово-серого металла. Можно было разглядеть ровные линии пересекающих его заклепок.

— Иван Иннокентьевич! Остров лежит на наиболее вероятной трассе движения облака, — предупредила Разина Наташа.

— Ничего. Будем садиться, — ответил академик. — Если он обитаем, тем лучше. Робуш, идем на приземление!

Вертолет мягко сел на небольшую лужайку. Первой легко выскочила Наташа и побежала к зданию, видневшемуся вдали.

— Ну и коза! — усмехался Разин, выбираясь из машины.

Едва Наташа пробежала несколько метров, как из зарослей выскочил человек и преградил ей дорогу. Вид у незнакомца был самый неприглядный: бородка, обрамляющая его полное рыхлое лицо, свалялась, как войлок, глаза были воспалены, галстук болтался на боку, а пиджак и брюки измяты и местами изорваны. Он упал перед Наташей на колени и, заикаясь, залопотал что-то жалобное, умоляющее. Девушка от неожиданности и испуга шарахнулась в сторону.

— Эге, да у вас даже тут имеются поклонники! — заметил подоспевший Разин.

— Что он говорит? — спросила Наташа.

— Он называет вас «прекрасная мисс» и просит пощадить его! Наталья Петровна, голубушка, разве можно так, с ходу, пронзать сердца!

— Вы все шутите, Иван Иннокентьевич! А тут, может быть, что-нибудь серьезное случилось. Спросите, пожалуйста, чего он хочет?

Академик не успел задать вопрос. Прибывших окружали смуглые, бородатые люди в широких рубахах и шароварах, вооруженные винтовками. У некоторых за поясами торчали кривые ножи. Лица были суровые, угрожающие.

— Кто вы? — спросил по-английски один из вооруженных людей, очевидно, начальник стражи.

— Ученые. Русские, советские люди, — ответил академик. — И прибыли к вам с самыми добрыми намерениями.

Лицо индуса (во всяком случае, Разин счел его таковым) прояснилось. Сверкнула ослепительная белозубая улыбка.

— О, рус, совьет! — старательно, мягко выговорил он, складывая ладони под подбородком. (Разин знал, что в Индии это заменяет рукопожатие). Потом индус сделал знак, предлагая следовать за ним. Стража окружила прибывших и странного всклокоченного человека, которого Наташа сочла за сумасшедшего, и все направились к зданию.

ГЛАВА 16

Метод доктора Майдео

Тело Рао-Сагиба лежало на тахте, прикрытое до пояса покрывалом. Около него находились Зобиара, осунувшийся до неузнаваемости, и Крюков. В изголовье, сложив на груди руки, стоял маленький человек в большом тюрбане, в очках, с крючковатым носом на темнокожем лице. Это был друг и любимец островитян, врач Майдео.

Уже сорок часов организм Рао-Сагиба боролся со смертью. Перевес был за последней. Нож скользнул по бедренной кости, и рана сама по себе не представляла особой опасности. Тревогу вызывало другое: синюшность лица и конечностей, резкие перебои дыхания свидетельствовали о том, что нож был отравлен каким-то сильным, но медленно действующим ядом.

Европейская медицина оказывалась здесь бессильной. Сердце индуса давно бы перестало биться, если б не Майдео. Он знал средства, применяемые в таких случаях народными врачевателями Востока.

Вдруг губы Рао-Сагиба зашевелились. Зобиара опустился на колени и, припав ухом почти к самому лицу умирающего, услышал слабый, как вздох, шепот:

Отдохни ты на горе, когда устанешь,На вершине влагой изойдешь и легче станешь.На горе Кайласа плоть внутри застынет,Громом на горы сойдет, коль ливень хлынет.

Одна за другой текли из цепенеющих уст строфы поэмы древнего индусского поэта Калидасы «Облачный вестник». Это было поэтическое описание образования и движения грозового облака. Порой оно перебивалось строками из другого, неизвестного Зобиаре, поэта: