Птичка над моим окошком - Анна Яковлева

С жадным любопытством Августа продолжала исследовать гнездо разврата.

Тюля на окне не было, только портьера, но она сочеталась с обивкой дивана и кресел – бежево-коричневой.

Ворсистый ковер на полу так и манил на нем поваляться, а диван и кресла образовывали уютное местечко для отдыха, в котором хотелось со вкусом угнездиться, вытянуть ноги и щелкать пультом от телевизора, экран которого с какой-то нереальной диагональю вместе с музыкальным центром занимал противоположную стену.

Единственными украшениями в комнате были торшер, стилизованный под виноградную гроздь, – такой же, как люстра, и юкка в терракотовом вазоне.

У них с Данькой в двушке было тесно и, чего уж там, неуютно, а в этом однокомнатном рассаднике порока – наоборот. Как это?

А, поняла Августа, дело во встроенном свете. И снова никаких шкафов. Зато у хозяина имеется трость – агрессивная вещица, сублимация сексуальности, выдает владельца с головой.

Еще раз обшарив комнату взглядом, Ава прислушалась: голоса умолкли.

Чувствуя себя воровкой, она заторопилась к выходу и буквально налетела на хозяина квартиры.

От неловкости отпрянула так резко, что потеряла равновесие и стала заваливаться назад. Буквально в последний момент Матвей поймал девушку за локти, притянул к себе и не спешил отпускать.

Притупившееся за время медицинской практики обоняние вдруг обострилось, Августу обдало коньяком и лимоном – от губ Матвея, ветра и солнца – от футболки. Это были первые ласточки. Вслед за этим лавина мужских, неведомых или основательно забытых запахов – крема после бритья, лосьона, еле уловимого запаха шампуня, кожи и несмелого запаха пота – обрушилась на Августу.

Избегая смотреть в лицо опасности, она быстро опустила глаза: Матвей продолжал удерживать ее, их тела разделяли только трикотаж его футболки и шелк ее костюма.

Ава и сама не поняла, как это случилось, но она охнуть не успела, как горячие, с привкусом коньяка и лимона губы нашли ее и вероломный язык проник в рот.

Августа почувствовала себя лодочкой, попавшей в самый первый круг воронки. Круги сменяются, скорость вращения растет, ее закручивает спираль, вот она уже на очередном витке, стремительно несется к центру вращения – дух захватывает, секунды складываются в минуты… Никакой возможности сопротивляться.

Ава хотела и не могла оттолкнуть злодея.

Когда сознание перешло в стадию мерцающего, Аве удалось вырваться из власти бескомпромиссного жадного рта, но в ответ Мотя только сильней прижал ее к себе, зарылся в волосы за ухом и теперь тихо сопел там.

Августе понадобились все силы, чтобы оттолкнуть негодяя.

Увидев, что негодяй улыбается, Августа еле сдержалась, чтобы не врезать по бесстыжей, самодовольной физии, уж очень хотелось посчитаться за все – за все бессонные и провокационные ночи, – но это было бы чересчур. Было бы слишком много чести, и Ава срывающимся голосом сквозь зубы процедила:

– Только попробуй.

Продолжая расплываться в счастливой улыбке, Мотя поднял вверх обе ладони, и Ава выскользнула из квартиры.

* * *

Поцелуй Мэри Пикфорд – вот что это было.

Впору было не чистить зубы и не умываться, чтобы сохранить память о нем.

О бромиде Мотя, естественно, даже не вспомнил, ночь провел практически без сна, а утром со всей очевидностью понял, что пропал. Увы и да.

Матвей Степура вдруг понял, что страстно желает жениться на своей соседке и желает наследника – еще одна неожиданность, ставшая открытием.

Полдня Мотя носился по квартире с потрясшей его до основания идеей, как с больным зубом, ровно до прихода Витасика, с которым они снова поехали в автоцентр.

Но даже в процессе покупки авто Мотя все время помнил о поцелуе, более того – переходя от одной лоснящейся от самодовольства модели к другой, Мотя явственно представлял в каждой из них Августу.

Пройдя все муки выбора, Матвей наконец остановился на проверенном не одним поколением автомобилистов БМВ. Это был компромисс между шиком и практицизмом, но цена заставила задуматься.

Выходило, что он в состоянии оплатить только одно полноценное удовольствие из двух – либо машину, либо свадьбу. Острова можно было пристегнуть и к тому и к другому. Правда, свадьба в комплекте с островами вызывала большое сомнение.

Что-то следовало из списка исключить.

Рассуждал Мотя следующим образом.

По закону Мерфи, если купить машину – можно зуб дать, что деньги понадобятся на свадьбу. Если отказаться от машины, то, по тому же самому закону, девушка его отвергнет, и он, как дурак с мытой шеей, отпуск проведет холостяком, без машины и в четырех стенах, не осчастливив своим присутствием ни единого самого плевого, самого худосочного островка в океане.

Не то чтобы Мотя не был уверен в успехе сватовства, просто хотел исключить всякий риск.

БМВ был заменен на «шевроле» и Матюша чуть не зарыдал, увидев, во что превратилась его мечта о кабриолете.

– Сегодня же обмоем твою первую тачку, – безапелляционно заявил Шутихин, присутствовавший при историческом событии. – Блин, опять ты меня обошел.

Матвей пожал плечами:

– Хочешь – поехали вместе на севера, деньгу зашибать.

– А у вас там есть телестудия? Я только на телевидении умею, больше нигде.

– У нас есть рация, будешь диджеем, – предложил альтернативный вариант Степура.

– Скучный ты, Мотя.

– Это я еще от наркоза не отошел.

– Так давай, клин клином, – нашелся Шутихин, – девчонок позовем, посидим, как в прежние времена. А то я уже две недели трезвый и злой.

– Слушай, Витася, а ну их, этих девок, – неожиданно скривился Мотя, – надоели.

– Так новых искать уже времени нет, – забеспокоился Витасик.

– Давай вдвоем.

– Ты это брось, – Витасик погрозил пальцем, – не знаю, что там тебе отрезали или пришили, но домогательств не потерплю, не посмотрю на двадцатилетнюю дружбу.

Ближе к вечеру зловредный Шутихин приволок-таки с собой прежних нудисток – Тоню и Таню. Удовольствия от общества Матвей ровным счетом никакого не получил, но, по крайней мере, разобрался, кого и как зовут. Одиллию звали Тоней, а блондинистую Одетту – Таней. Хоть какая-то польза от визита.

Ссылаясь на здоровье, Матвей с трудом выпроводил быстро набравшихся гостей и включил телевизор.

Несколько минут совершенно бессмысленно пялился в экран, мысли все, как металлическая стружка под действием сильного магнита, съехались в одну сторону – в сторону соседней квартиры.

С момента, когда он поцеловал Августу, прошли сутки. Неужели целые сутки? Или всего сутки?

Матвей поднялся с дивана и принялся ходить по комнате: шесть шагов в одну сторону, шесть – в другую. Сменил направление – вышло четыре шага. Клетка.