Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова

Умывшись, пригладив волосы и по мере возможности исправив недочеты своего туалета, Каспер повернулся, чтобы поблагодарить своего спасителя.

- Те-те-те! - вдруг пробормотал тот. - А не зовут ли вас Каспер Бернат? Я только сейчас узнал вас по удивительному сходству с вашим портретом... Однако, зная ваше имя, я считаю неудобным скрывать свое... Меня зовут Гуго фон Эльстер. Я послан магистром Тевтонского ордена к его святейшеству папе Юлию Второму. Миссия моя удалась, я покину Рим в самое ближайшее время и могу, если вам угодно, передать от вас весточку на родину.

Как ни хотелось Касперу расспросить рыцаря о том, где тому довелось увидеть его портрет, и вообще расспросить о том, что творится в Польше, но юноша уже начинал привыкать к осторожности.

- Если вам нужно передать весточку домой, - повторил рыцарь, сообщите, где вас можно найти, и я... Но прежде всего я, по приказанию этих прекрасных синьорин, должен проводить вас до дому...

- О нет, благодарю вас, я чувствую себя отлично, - возразил Каспер, морщась от боли под левой лопаткой. - Из Рима я попаду домой, возможно, раньше вашего, - добавил юноша краснея. (Вести застольные беседы Каспер научился, но лгать ему по-прежнему было трудно ) А встретиться мы сможем в этом же трактире, - добавил он, с раскаянием понимая, какой черной неблагодарностью платит человеку, столь самоотверженно пришедшему ему на помощь.

"Не все же рыцари этого заслужившего столь печальную славу ордена убийцы, грабители и клятвопреступники!" - уговаривал себя юноша, но так и не добавил ни одного приветливого слова.

Условившись о дне и часе встречи, новые знакомые расстались.

"Фон Эльстер... Фон Эльстер... Почему мне так знакомо это имя?" - думал Каспер по дороге к палаццо Мадзини.

И только перед отходом ко сну припомнил, что о рыцаре фон Эльстере из Эльстерштейна, отличном товарище и воспитаннике отцов доминиканцев, писал ему из Мандельштамма Збышек Суходольский.

Глава девятая

ПАОЛО РОТТА

Целебная мазь Беатриче воистину оказалась чудодейственной: беспокоившая Каспера колотая рана под лопаткой быстро стала затягиваться. Но, к величайшему огорчению юноши, на левый глаз его продолжал наплывать огромный синяк, а нос, несмотря на примочки, совершенно утратил свою красивую форму.

Каспер уже с тревогой дожидался дня, когда кардинал освободится от дел в папской курии и сможет его принять. Надо сказать, что и Беатриче, и даже маленькая отважная Марчелла не оставались равнодушными к переживаниям своего гостя: Беатриче ежеминутно измеряла синяк Каспера, а Марчелла старательно меняла примочки. Наконец Беатриче, посовещавшись со своей служанкой и наперсницей, заявила огорченно:

- Мы решили вас не мучить. Синяк стал еще больше, а то, что он вместо синего делается желтым и зеленым, нисколько вас не украшает. Я ежедневно молюсь вашему святому Гаспаре, чтобы к тому времени, как кардинал вас вызовет, всё окончательно зажило... А если дядя заметит... Я буду подслушивать под дверью, и, как только он обратит внимание на ваши синяки и ссадины, я брошусь к его ногам и расскажу, как храбро и великодушно вы себя вели!

Каспер мог бы объяснить синьорине, что подслушивать под дверью недостойно девицы из такого знатного рода, но как он мог это сделать после того, что ему рассказали о папе Александре из знатного рода Борджиа!

По плану, разработанному великим Леонардо да Винчи, в покои папы были проведены слуховые трубы из всех помещений его кардиналов, и его святость развлекался тем, что подслушивал их разговоры.

После смерти Александра об этом пошли толки в Риме, и даже сейчас, много лет спустя, Каспер слышал, как в простом народе возмущались тем, что великий художник должен был тратить свое драгоценное время на такие капризы. Люди более осведомленные молчали, так как неизвестно было, не прибегает ли и папа Юлий Второй к такого же рода развлечениям.

Каспер так и не сделал никакого замечания Беатриче и только с благодарностью склонился к ее руке.

- Синьорина очень добра ко мне, но я надеюсь, что сам смогу отстоять себя в глазах кардинала. Скорее всего, упреки его высокопреосвященства будут справедливы, и я приму их с покорностью.

Опасаясь недовольства Мадзини, Каспер, однако, даже не мог представить себе всех последствий драки у трактира.

Разговор в библиотеке, случившийся на шестой день пребывания Каспера в Риме, заставил юношу серьезно призадуматься над тем, насколько он заслуживает доверия вармийского владыки и отца Миколая и не ошиблись ли они в выборе гонца.

Лицо юноши, к счастью, постепенно принимало свой обычный вид. И все-таки, несмотря на тщательно заклеенные пластырем ссадины, а также на то, что, разговаривая с кардиналом, Каспер старался поворачиваться к нему правой, менее пострадавшей стороной лица, его высокопреосвященство, необычно строго оглядев юношу, сказал:

- Мне думается, будет излишним упрекать вас в неосмотрительности, вы и сами, очевидно, достаточно себя упрекаете... О драке вашей мне известно... Я хочу только разъяснить вам, к чему бы повело, если бы вы пострадали более серьезно... Нет, я беспокоюсь не о вас, - добавил кардинал в ответ на успокоительный жест своего гостя, - я хочу, чтобы вы поняли, что произошло бы, будь вы лишены возможности выполнить возложенную на вас миссию. Человек, отдавший себя служению важному делу, обязан ради этого забыть обо всем: о доме, о родных, о любимой женщине, о славе, о тщеславии, о любых мелких, свойственных всем нам слабостях... Страшно подумать, что произошло бы, если бы вы не смогли сейчас отправиться в Константинополь и получить нужные письма!

- В Константинополь?! - Каспер даже вздрогнул от неожиданности.

"Ага, значит, это и будет тот "небольшой переход по морю", о котором говорил Учитель!"

- Да знаете ли вы, в чем заключается поручение Миколая Коперника? спросил кардинал, заметив растерянный вид Каспера. - Из разговоров с вами я понял, как горячо и преданно любите вы свою родину и ненавидите исконного ее врага - Тевтонский орден. Мне думалось, что и последнее черное дело магистра вам известно... Ну, что же, сейчас вы поймете, что для ненависти вашей прибавилось еще одно веское основание: Альбрехт, который по матери приходится племянником королю Зыгмунту, постоянно выражает своему дяде знаки внимания и родственного расположения. Так вот, вармийский владыка, а также друг мой каноник Коперник озабочены тем, чтобы доставить Зыгмунту явное доказательство вероломства Альбрехта... И доказательство это привезете вы! Вероломство Альбрехта простирается столь далеко, что он несколько месяцев назад обратился к турецкому султану с точно разработанным планом нападения на Польшу, ленником* которой магистр является до сих пор. Когда кшижаки прикопят достаточно сил, султан должен будет двинуть свои войска на восточные границы Польши. Это вызовет необходимость оттянуть к ним основные польские ратные силы. Вот тогда-то Альбрехт и нападет на Польшу с запада. Многого он не хочет: ему бы только оттягать у польской короны Вармию и Поморье, на которые он давно зарится...

______________ * Ленник - лицо, находившееся в ленной (вассальной) зависимости от сеньора.

- "Только"! - пробормотал Каспер. - Да там же - богатейшие города, выход к морю...

- Перехожу к вашей миссии, - продолжал кардинал. - Приходилось ли вам слышать о Калабрии? Я хочу сказать, знаете ли вы, что эта маленькая мужественная страна уже много лет сопротивляется испанским захватчикам? Несмотря на жестокие расправы - пытки, тюрьмы и казни, - Калабрия постоянно пылает в огне восстаний. Многие калабрийские патриоты были вынуждены бежать в Турцию, ибо за мятеж против его католического величества они были объявлены еретиками и заочно приговорены к сожжению. Для несчастных не осталось пристанища ни в одной католической стране. В Турции же их ожидало либо пожизненное рабство, либо переход в ислам. Большинство из этих людей избрало второе.

Один из этих вынужденных принять ислам калабрийцев, человек умный, образованный и дальновидный, достиг в Стамбуле высокого положения при дворе султана. Оставаясь в душе добрым католиком, он все же надеется вернуться на родину. При папе Александре, испанце, это было невозможно. Сейчас же калабриец установил со мной тайные сношения, я обещал испросить ему прощение у святого отца нашего. За это он сообщает нам важные сведения о намерениях султанского двора...

- Дважды изменник! - невольно вырвалось у Каспера. - И вы ему верите?!

Это было не слишком вежливо со стороны гостя, но кардинал объяснил этот порыв молодостью и неопытностью Каспера. Мадзини замолчал, прикрыв глаза рукой.

"Когда-то и я, как этот славный поляк, был молод, честен и доверчив, думал кардинал, - но многолетнее пребывание при лживом, коварном и развращенном папском дворе постепенно вытравило во мне все добрые чувства..."

Молчание становилось непереносимым. Каспер, поняв, что вел себя не так, как положено, с тревогой следил за кардиналом. Но вот Мадзини, словно очнувшись, провел рукой по лицу.