Агнец в львиной шкуре - Сергей Дмитрюк

Хо метнул коварное оружие, резко взмахнув рукой. Посмотрел на меня.

— Ты можешь проследить ее полет?

— Нет.

— Вот! — Хо поднял руку — Она невидима, но несет с собой смерть! Так и благие люди видны издалека, как огонь. Их легко заметить, и поэтому легко уничтожить. Зло же и вблизи не всегда видно, как не видно стрел пущенных ночью!

Я смотрел на огонь, пытаясь вникнуть в скрытый смысл его слов.

— Но ведь революция здесь и делалась для того, чтобы торжествовало добро! Отчего же здесь так много несчастливых людей?

— Ты просто не знаешь тех, кто делал эту революцию, — спокойно сказал Хо.

— Я знаю многих из них, и они мне кажутся честными и порядочными людьми! Вы хотите сказать, что я не разбираюсь в людях?

— Я этого не говорил! — возразил Хо. — Но ты всю свою жизнь прожил на Земле. А здесь не Земля, Максим!

Я посмотрел на него, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Хорошо. Я объясню тебе иначе. Вон там, — он простер руку над обрывом, указывая куда-то в темную неизвестность, — есть гора. Тысячи лет она спала мирным сном. У ее подножия выросли густые леса, зазеленели сочные луга, на ее склонах бродили звери, в поисках пищи и предавались любви. Там пели беззаботные птицы. Все они радовались солнцу и жизни, которой были вполне довольны. Но вот однажды, по велению каких-то неведомых сил, гора эта взорвалась и, источая огонь, поползла вниз по слонам раскаленная лава, неся всему живому смерть, сжигая на своем пути все, что тысячелетиями создавалось природой и людьми. Она спускалась все ниже и ниже, пока не заполнила все пространство вокруг, и тогда начала остывать, превращаясь в мертвую корку… Теперь там только ветер, да пыль. Лава уничтожила жизнь, не принеся новой, потому что, застыв, оказалась бесплодной.

— Вы хотите сказать, что революция, подобно этой лаве, застыла мертвым монолитом, уничтожив прежнюю жизнь, и не дав пробиться новой?

Хо утвердительно кивнул.

— Ты правильно понял меня. Сквозь лаву невозможно пробиться ничему живому. Лишь наносные пески могут покрывать ее, но и они только подобие жизни и перемен!

Я задумался.

— Но тогда я тоже частица этой лавы?

Хо ничего не ответил. Помолчав, сказал:

— Иди спать! До рассвета осталось совсем немного. Нам предстоит долгий путь, а я не так молод, чтобы перенести его без хорошего отдыха.

Глава седьмая Черная тень

Загородная вилла Наоки находилась в пятидесяти километрах от столицы, укрытая от любопытных глаз густой стеной леса и высоким каменным забором. Я и понятия не имел, что подобные роскошные дома еще находятся в чьей-то частной собственности. И это в то время как вокруг, на планете царит полная разруха и запустение. Но Хо, знавший о ее существовании давно, безошибочно нашел сюда дорогу, несмотря на многолетнее отсутствие в северной столице.

По его совету я не стал сообщать Ену о своем возвращении, хотя мы оба и не были уверены в успехе задуманного. Мы сняли небольшую комнату в соседнем поселке, и установили наблюдение за домом Наоки, используя при этом сверхчувствительную инфракрасную оптику, термограф, и специальный лазерный преобразователь, который позволял записывать человеческую речь на большом расстоянии. Он считывал колебания воздуха в помещении во время разговора, записывал их на специальный носитель-мемонограмму, и через ФВМ снова переводил их в человеческую речь.

Наш план был предельно прост. Чтобы уличить Наоку, необходимо было хорошо знать образ его жизни, его связи, следить за каждым его шагом. Тайное всегда становится явным, если приоткрыть его завесу.

Юли во время нашего отсутствия оставалась в доме, и я запретил ей выходить в поселок, чтобы не привлекать ненужного внимания. Мы же с Хо устроили наш наблюдательный пункт в ветвях раскидистого дерева, росшего в трехстах метрах от виллы Наоки, и проводили там целые дни, прильнув к окулярам перископа и термографа. Конечно, я понимал, что Юли долго не выдержит этого вынужденного заточения, и, в конце концов, когда-нибудь выйдет из дома, невзирая на мой запрет. Поэтому всякий раз мои мысли возвращались к ней, не давая мне покоя. Что-то тревожное и неясное поселилось в моей душе, мучая и терзая меня смутными опасениями и предчувствиями. Это странное ощущение не оставляло меня с тех пор, как мы покинули леса Южного материка и вернулись в Шаолинсеу.

С нашего наблюдательного пункта вся вилла была видна, как на ладони. За те три дня, что мы находились здесь, я успел запомнить в лицо всех ее обитателей. А их здесь было около десяти — все в основном плечистые и твердолобые парни из личной охраны Наоки. Их занятия на вилле сводились к игре в некое подобие костей, выпивке и бестолковому шатанию по обширной территории внутри высокого забора. Среди них был главный — постарше и посерьезней, с перевязанным левым глазом. Он напоминал мне небольшого бычка с мясистой холкой, и выполнял на вилле роль начальника охраны, или что-то на вроде этого. Кроме охранников в доме жили еще трое. Первым был старый садовник, терпеливо и самозабвенно ухаживавший за цветами в оранжерее. Вторая — молоденькая секретарша, та самая, с которой я разговаривал однажды по визиофону. Она частенько проводила время в шезлонге на лужайке перед домом, подставляя солнцу стройные ноги и прямые плечи. И, наконец, третьей была некая пожилая дама, редко появлявшаяся вне дома, и исполнявшая роль не то кухарки, не то гувернантки.

Неторопливая, сонная атмосфера, царившая здесь, говорила за отсутствие истинных хозяев виллы. Но если о местонахождении Наоки мне было достоверно известно, то отсутствие на вилле его дочери вызывало у меня некоторое беспокойство. Ведь основную ставку в своей игре я делал именно на нее. Но больше всего по этому поводу переживал Хо. Он сгорал от нетерпения увидеться со своей внучкой. Но в это утро все неожиданно изменилось.

Около десяти часов к воротам виллы подкатил роскошный открытый магнитор серого цвета, в салоне которого сидела столь же эффектная юная особа с пепельно-русыми, развивающимися на ветру волосами. Нетерпеливо посигналив, она въехала, в поспешно распахнутые ворота и едва выйдя из машины, принялась отчитывать за что-то одного из охранников. Тот стоял перед ней, виновато потупившись, как нашкодивший школьник перед строгой учительницей. В одну минуту я оценил, как безусловную красоту девушки, так и ее довольно взбалмошный характер.

— Взгляните, Хо! Кажется, это и есть ваша внучка.

Я пододвинул ему окуляры перископа, и он с жадностью прильнул к ним, следя за крохотной женской фигуркой в коротком желтом платье.

— Да, это она! — наконец, прошептал старик. — Как она похожа на свою мать!

Хо повернул ко мне лицо, и я впервые увидел на его глазах скупые старческие слезы. Это были слезы радости и умиления.

Девушка быстро взбежала по ступеням лестницы к парадному входу, и микрофоны акустической системы, которые я поспешно включил, донесли до нас ее звонкий голос, отдававший распоряжения прислуге.

В доме сразу же все пришло в движение. Хо снова припал к окулярам, пробуя проследить за легкой тенью девушки в окнах комнат, но скоро она совсем исчезла в глубине дома. Мне пришлось перейти к термографу. На экране прибора, в синем поле было видно, как легкая фигурка девушки вспорхнула по лестнице на второй этаж, быстро миновала коридор, и вошла в одну из спален. Она включила кондиционер и прошла в ванную комнату. Сбросила с себя платье и открыла воду.

Я поспешно отвернулся от монитора. Посмотрел на Хо.

— Что? — он внимательно глядел на меня.

Знаком я предложил ему взглянуть в прибор. Он жадно пододвинул к себе монитор, но тут же смущенно отвернулся. Пояснил:

— Она принимает ванну!

Хо тяжело вздохнул, глядя на качающиеся под ветром верхушки высоких деревьев.

— Не расстраивайтесь. Вы еще увидитесь с ней, — сказал я и, чтобы отвлечь его от грустных мыслей, спросил: — Помните тогда, в храме, перед тем, как уйти, вы читали какую-то молитву? Я так и не понял, кому вы молились? И вообще, что это был за храм? Раньше я никогда не видел здесь таких.

— Это обитель Великой Матери Мира, — печально ответил Хо. — Когда-то весь Южный материк поклонялся ей — созидающей, охраняющей и разрушающей.

— Великой Матери Мира?

— Да. Без ее чудесной энергии — шакти, которая пронизывает всю Вселенную и весь Космос, ничто в мире не может двигаться, не может действовать. Даже боги мертвы и недвижимы без нее. Только Великая Матерь Мира, все проникающая богиня, вливая в них живительную золотую струю Шакти, может заставить их действовать, созидать, охранять и разрушать. Она не имеет ни конца, ни начала. Истинная суть ее не имеет формы. Но эта ее бесформенная сущность воплощается в разные века и в разных формах, чтобы сокрушить зло.