И жизнь, и слезы, и любовь - Валерия

Ни один из праздников в нашем доме не обходился без скандала. Но в тот рождественский день я лелеяла надежду, что обойдется, потому что в гости к нам была приглашена моя подруга Марина, известная артистка, с которой мы давно не виделись (по этическим соображениям я не могу назвать ее настоящее имя). Сначала все шло нормально. Общались, ели всякие вкусности (после длительного поста можно было от души разговеться), вспоминали прошлое, смеялись. Марина, оставшись наедине со мной, сказала:

— Я так рада, что у тебя все хорошо. Но почему у тебя глаза такие грустные, даже когда смеешься?

Я не знала, что ответить: объяснение было бы долгим и совсем неподходящим для праздничного вечера.

Просидели всю ночь. Все это время мой супруг пил в гордом одиночестве, так как мы не могли составить ему в этом смысле равноценной компании. Чем больше он поглощал хмельного, тем больше я начинала волноваться за финал нашего празднества. И, как оказалось, не напрасно. Утром, когда все домашние уже были на ногах, мы все еще сидели за столом, правда, переместились на кухню и пили свежесваренный кофе. В то время у нас гостила свекровь. Проснувшись, она вошла на кухню, в которой мы сидели. И в тот самый момент Шуйскому показалось, что моя подруга посмотрела на его маму недобрым взглядом. Реакция последовала мгновенная: размахнувшись изо всех сил, он запустил в Марину чашкой. Она закричала от боли, схватилась за рассеченную голову, кровь струилась по ее лицу. Удар был настолько сильным, что чашка разлетелась на мелкие кусочки. Марина вскочила, охваченная ужасом, и бросилась бежать. Но куда? Вокруг подмосковный лес, а машину она отпустила еще вечером. Нужно было срочно вызвать водителя. Дрожащими пальцами, с трудом попадая на клавиши телефона, она набрала номер. Несмотря на свое задурманенное сознание, Шуйский почувствовал, что перегнул палку, и дал Марине беспрепятственно покинуть дом. На прощание она мне шепнула:

— Теперь я все про тебя поняла. Как же ты, бедная, здесь останешься? Беги, пока цела.

Я продолжала предпринимать попытки вылечить Шуйского. Но психиатры мне советовали даже не пытаться отправить его в психиатрическую больницу.

— Там он прикинется нормальным, — говорили они.

Я жаловалась на него его старшим партнерам по «Международной книге». Они вошли в мое положение — вызвали Шуйского «на ковер». Никакого эффекта.

Многие считают: склонность к домашней тирании — это психическая болезнь. Не согласна: нет такого домашнего деспота, который бы в минуты дурного настроения сбрасывал напряжение, избивая своего начальника или партнеров по бизнесу. Тот, кто умеет контролировать свое поведение, нормален.

Как Шуйский разговаривал с теми, кто сулил ему выгодные сделки! Кто из них мог бы подумать, что этот обаятельный дядечка с ямочками на щеках вчера грозил своей жене, матери своих детей, что закатает ее в асфальт? И его жена поверила, что он может сделать это! Кто из посторонних мог бы подумать, что сей милый муж, когда ему не понравилась какая-то фраза, оброненная супругой, выхватил нож из вазочки с икрой и воткнул жене в ногу? А в тот момент супруга сего почтенного господина держала на руках их новорожденную дочь! Испугался ли обаятельный глава семейства своего поступка? Отнюдь. Он побежал за йодом и бинтом? Зачем? Эти женщины, они такие живучие, как кошки, — и так пройдет!

Иногда меня посещала страшная мысль. А что, если, когда он спит, ударить его одной из гантелей, всегда лежавших около кровати? А вдруг я не смогу его даже оглушить, он вскочит в ярости и… Я боялась сесть в тюрьму: как дети будут без меня?

Тёму Шуйский сразу невзлюбил. Рождение второго ребенка спровоцировало новый круг насилия.

Когда мальчику было полгода, я сказала маме:

— Он Тёме жизни не даст. Вези его в Аткарск. Здесь ребенок не увидит ни ласки, ни любви.

Тёма больше всех моих детей любит Аткарск и бабушку с дедушкой. Почему?

Тёма жил с бабушкой и дедушкой в Аткарске полгода. Когда ему исполнился годик, я его вернула домой. Думала: Шуйский одумался. Я так скучала по ребенку! Но не тут-то было.

В выходные к нам на барбекю съезжались приятели Шуйского. Этих воскресных праздников я боялась как огня. Чтобы я не обольщалась, почувствовав себя на несколько часов гостеприимной и благополучной хозяйкой дома, после них Шуйский устраивал настоящие ледовые побоища.

После одного из таких праздников он решил погонять на машине.

— Садись! — говорит.

Что мне сделать, чтобы с ним не ехать? Он пьян: мы можем разбиться. Как дети будут без меня?

Пока он заводил машину, я забежала в дом и говорю няне:

— Пожалуйста, не открывайте! Если Саша войдет в дом, он меня покалечит!

Няня Маша появилась у нас, когда Анюте было два года. Маша заслуживает отдельного упоминания. Когда она пришла в дом, я сразу поняла: у меня появился надежный друг, помощник и союзник, на которого можно положиться. Маша не предала меня — она до сих пор у нас работает. А ведь по специальности она — актриса. Всю жизнь проработала в театре!

Недавно я видела телепередачу про то, как относиться к наемному персоналу: делать нянь членами семьи или нет. Авторы программы утверждали: нянек лучше менять каждый год, чтобы дети к ним не привыкали и они не заменили им мам. Няня шла со мной и детьми рядом через весь кошмар нашей жизни. Я никогда и не думала, что она может заменить моим детям мать. Но она — именно тот человек, которому я могу доверить моих сыновей и дочь. Этим все сказано. Мне не хочется даже думать, что Маша может исчезнуть из нашей жизни.

Маша дверь не открыла. Открыла его мама. Из страха, чтобы сын на ней зло не выместил. Как не пустить в дом отца семейства, если он так рвется? Да и моя мама, хоть с самого первого дня подозревала недоброе, верила: все возможно наладить мирным путем. Шуйский одумается.

Он с порога начал меня избивать: бил ногами, кулаками, тем, что попадалось под руку.

От удара по голове у меня случилось сотрясение мозга. Все погасло — я потеряла сознание…

Очнулась утром следующего дня. Тишина.

Я вся черная от побоев. Тело ноет от боли. Тяжело дышать. Кругом кровь. (Правда, кровь в основном супруга: колотя в дверь, он разбил руку.) Когда попыталась встать, закричала от резкой боли: голова кружилась, сильно тошнило. Я подумала: наверное, сотрясение.

Откуда-то выползли моя свекровь и няня Маша.

Проснулся Шуйский, опухший с похмелья. Вышел на кухню. А там, как назло, около плиты крутился Тёмка, которому всего-то годик был, он еще только-только ходить научился.

— Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты не трогал плиту!