Virtual, или В раю никого не ждут - Александр Смоленский

– Я и не хочу знать всего. Просто вижу, тебя что-то пожирает изнутри, и мне совестно, что я счастлива, а у близкого человека проблемы. Не хочешь, не говори. Я давно смирилась с тем, что для меня у тебя оставлен лишь небольшой кусочек души. Даже не души, а плоти.

– Не говори так. Я очень тебя ценю и очень к тебе привязан.

– Ты не можешь быть привязан ни к чему, даже к своей семье. Ты постоянно на взводе, как винтовка, которая готова выстрелить в любую минуту. Просто я подумала, что смогу тебя поддержать. Нельзя же воспринимать женщину только как постельную принадлежность.

– Почему ты думаешь, что я тебя воспринимаю именно так?

– Я не думаю, я вижу. И ты только что подтвердил это своим нежеланием делиться чувствами.

– Чувства тут совершенно ни при чем. И от того, что я с тобой поделюсь, ни у тебя, ни у меня не станет меньше проблем.

– Я вовсе не собираюсь влезать в твои проблемы. Ты мечешься, и это значит, что сам не до конца разобрался в них. Ты недооцениваешь женщин. Или скажем так, некоторых женщин.

Омер предпочел промолчать, сознавая, как близко она подобралась к его переживаниям. Надия тоже умолкла, опасаясь настаивать дальше.

– Что ты хочешь сказать этим словами? – наконец выдавил он.

– Когда мужчина чувствует опасность и знает, откуда она исходит, он не мечется, даже если эта опасность очень сильна. Он действует. Гнев и волнение бывают от неизвестности и невозможности что-то предпринять.

Шариф задумался, понимая, что Надия права как никогда. Он действительно не знает точно, почему вдруг появились столь непонятные приказы и что именно за ними стоит. Он выплеснул свое негодование на курьера, прекрасно понимая, что тот ни при чем. Все-таки, почему Миган наслал ему такое унижение?!

– Что ты предлагаешь? – скорее ради того, чтобы отвязаться от Надии, спросил он.

– Я предлагаю тебе в помощь своего брата. Не удивляйся, у меня есть брат. Он живет дома, в Сирии. У нас разные матери, хотя отец скромно об этом умалчивает. Мы долго росли порознь. Хоть он и брат, но безнадежно в меня влюблен и выполнит любую мою волю.

– О чем ты говоришь, Надия?! – возмутился Шариф. – Ты хочешь приставить ко мне человека, который тебя безумно любит? Чтобы он при первом же удобном случае воткнул мне нож между лопатками? Ты этого хочешь?

– Это не так. В тебе угас зов крови твоих предков. Ты перестал верить, что есть люди, неспособные на недостойный поступок, живущие по законам шариата. Мой брат – миджнун, он дал перед Аллахом обет посвятить себя преданному служению любимой женщине и не нарушит его, даже ценой собственной жизни. Таких людей в твоем окружении сегодня просто нет.

Омер был поражен. Надия говорила уверенно и искренне, а он действительно сомневался, что подобные принципы еще могут теплиться в насквозь прогнившем нутре человеческом. По крайней мере, в его окружении таких людей действительно не было.

– Это все, что я могу тебе предложить. Но и это немало. С Ахмедом не знакомы ни твои друзья, ни враги. Его вообще никто не знает. Он станет твоей тенью. Он спасет тебя, если понадобится. Спасет хотя бы для меня.

После долгой паузы Шариф Омер твердо и даже несколько зло сказал, как отрезал:

– Я не нуждаюсь в спасателях своего тела, а душу мне спасет лишь Аллах.

Сказал и сам же не поверил сказанному.

* * *

Вернувшись в свои апартаменты в отеле, он вновь удобно устроился у любимого окна. Омер смотрел в бескрайний океан, но ничего не видел перед собой. Он размышлял.

Подумать только! Они предложили взорвать два собственных отеля! Даже не предложили – приказали! Притом что в курсе, с кем имеют дело. Неужели Кристоф Миган мог позволить себе такой фантастический выпад против него?! Они еще пожалеют! Может, тот просто решил завладеть его бизнесом, как поступал не раз с другими? Что-то здесь не так. Как сказал этот нарцисс Коммту в Дамаске?

Омер напряг память, чтобы вспомнить в точности. Что-то вроде того, что вы и ваши люди теперь не будут хаотически определять объекты для своих терактов, что реальная мощь «Братства» должна обрушиться исключительно на индустрию туризма. Что это одно из непременных условий его дальнейшего финансирования. То есть можно понимать и так, что лично ему, Шарифу Омеру, все финансовые потери будут компенсированы помимо страховой суммы. Тогда о чем это свидетельствует? Что Миган задумал очень и очень сложную игру, в которой, по его мнению, никто не должен остаться в проигрыше. Это любопытно…

Омер вспомнил, как впервые неожиданно получил многомиллионное пожертвование. Он тогда и знать не знал о миллиардере по фамилии Миган. Тогда его вообще не волновал источник. Ясно было одно: интересы «Братства» каким-то образом совпадали со взглядами малоизвестного мецената.

Стоп! Есть еще один существенный момент. Может, Дэн Коммту просто-напросто сболтнул лишнее насчет войны с туриндустрией? Вряд ли такая конфиденциальная информация должна была стать достоянием чужих ушей. Тогда остается предположить одно: у Мигана наметился новый бизнес. Причем на давно культивируемой другими поляне. Так пускай на ней он и встретит жесткий отпор. Он отнимет у Мигана строящийся бизнес и присоединит к своему. Таков будет его ответный удар. Только вот кто ему поможет в таком деликатном деле?

Шариф припомнил слова Надии. А ведь она права. Прежде чем терзать себя, надо во всем детально разобраться. В конце концов, даже не в деньгах дело. Долго не размышляя, он позвонил Надии.

– Я согласен, – веско произнес он, – было бы глупо отказываться от твоего предложения, дорогая. Встречусь с ним завтра в парижском «Ориенте». Нет, не в том, что в центре, а в том, что в аэропорту. У меня нет времени тащиться в город.

Повесив трубку, он нажал кнопку на пульте связи с обслуживающим персоналом. В апартаментах появился мужчина, почтительно сложивший руки в традиционном мусульманском приветствии.

– Париж. Отель «Ориент», – сказал Омер, ничего не уточняя.

Мужчина тут же вышел, не задавая лишних вопросов.

Омер не был бы Омером, чтобы не устроить «дымовую завесу» над столь стремительным возвращением в Европу. Он уже знал, почему Париж и почему «Ориент». По давно заведенному порядку, он регулярно получал информации о том, что имело отношение к качеству обслуживания в его отелях. Еще находясь в Сирии, Омер выудил из вороха бумаг справку о том, как некий портье этого отеля незаконно списал деньги с пластиковой карты одного из постояльцев из США. «Вот прекрасный повод для визита в Париж, – подумал он. – Лично накажу мошенника!»

На следующий день, прилетев в парижский Шарль де Голль и перебравшись в отель, он первым делом попросил ознакомить его с историей того постояльца, которого лихо обсчитал вороватый служащий отеля. Оказалось, что американца звали Миль Готлиб и что он даже не заметил, как его обсчитали. Во всяком случае, жалоб от него позже не поступало.

На имя Готлиба был снят президентский номер, в котором всегда останавливался сам Шариф Омер. Но пробыл он в номере всего несколько часов, в течение которых конфиденциально беседовал с крупным предпринимателем из Марселя неким Белонером. Его имя, в отличие от американца, было на слуху, но Омер никак не мог припомнить, каким бизнесом он занимается. Ни тот ни другой ранее в его отелях не останавливались.

Из числа нынешних постояльцев его интересовало лишь одно имя – Ахмед бен Джелал. Он фигурировал в конце списка клиентов, забронировавших номер. Как было указано в заявке, брат Надии должен был въехать в отель часам к пяти вечера.

Шариф взглянул на часы: время еще есть. Он спустился в холл и уселся в кресло, стоящее в дальнем углу, из которого хорошо просматривалась стойка chek-in. Отсюда он мог, не привлекая внимания, разглядывать клиентов. Сколько, например, тайн скрывают эти стены? О чем, например, ночь напролет беседовали этот Готлиб и Белонер. Два старика – что у них общего? Никто теперь не узнает. Это чужая жизнь, и других она совершенно не касается.

А что, если проявить неслыханную инициативу и вернуть эту пресловутую тысячу евро американцу? Омер готов был дать руку на отсечение, что после такого благородного жеста Миль Готлиб станет лучшим другом того, кто дал команду вернуть деньги. Кстати, почему бы не проверить на этом пустяке бен Джелала?

Ахмед появился в начале шестого. Вылитая сестра, только в мужском обличье. «И это воплощение мужественности и бесстрашия?» – усомнился Омер и стал наблюдать.

Гость подошел к стойке и, как могло показаться со стороны, с естественным любопытством обвел взглядом холл. На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Ахмед тоже его узнал. Он дал понять это неуловимым движением бровей.

Омер решительно встал и пошел к стоянке такси. Сев в первое попавшееся, он назвал адрес: кафе Lipp в районе Сен-Жермен. Он был уверен, что Ахмед последует за ним. «Заодно и проверим его хватку, – подумал он. – Хотя это скорее будет похоже на соревнование парижских таксистов. И тем не менее…»