История Украины. Научно-популярные очерки - Коллектив авторов

О высоком уровне архитектуры и строительства свидетельствует и палата Даниила Галицкого в его столице Холме. Если другие светские постройки на Руси и в соседних странах сохранились только на уровне фундаментов, то в этом случае под землей обнаружены стены до высоты 3,3 м, сооруженные из белого камня и холмского глауконтита зеленоватого цвета. Следует надеяться, что художественная орнаментика этого сооружения, уникального также и в европейском контексте, будет выявлена в дальнейших исследованиях.

При князе Васильке и его сыне Владимире Васильковиче работал выдающийся строитель «муж хитр Олекса», соорудивший ряд деревянных городских укреплений. Ярким проявлением мастерства галицких строителей была и пятиярусная деревянная скальная крепость IX–XIV вв. Тустань вблизи села Урича в Карпатах.

Местная иконопись развивалась в Галицко-Волынской земле под влиянием киевской. Из работ художников высокопрофессионального уровня сохранилась икона Богородицы Одигитрии конца XIII–XIV вв. из Покровской церкви Луцка (ныне в Национальном художественном музее Украины в Киеве). Особенно ценились византийские иконы. Древнейшая сохранившаяся из них — константинопольская по происхождению икона Богородицы конца XI в. — находилась в Холме с древних времен до XX в. Чудом спасенный от гибели в годы войны и в послевоенные годы, этот шедевр религиозно-художественной культуры теперь находится в Волынском Музее иконописи в Луцке.

Другая икона, ныне известная как Ченстоховская (перевезена из Бел-за в польскую Ченстохову в конце XIV в.), также принадлежала кисти византийского мастера. Галицкое изобразительное исскуство XIV в. достойно представляет известная икона святого Юрия-Змееборца на черном коне (из села Станыли близ Дрогобыча, хранится в Национальном музее во Львове). В ней нет ничего лишнего. Ритм линий и четко ограниченных цветовых пятен подчинен единому художественному замыслу: создать образ бесстрашного воина, верного христианскому долгу. На светло-сером фоне выделяется темный силуэт коня с всадником и красный плащ воина. Несравненное сочетание динамизма и гармонической уравновешенности отдельных элементов композиции свидетельствуют о мастерстве художника. Также ряд украинских икон XV в. были исполнены в русле художественных традиций галицко-волынской земли.

Богородица Одигитрия Волынская. Икона. Начало XIV в.

Галич. Церковь Св. Пантелеймона. Начало XIII в.

При всем своеобразии индивидуальных манер отдельных мастеров, им свойственны лаконизм и цельность композиции, сдержанность колорита и одновременно умение сочетать контрастные цвета, эмоциональная насыщенность образов-символов. Эти особенности, гармонично сливаясь с новыми чертами, стали в будущем одним из компонентов национального своеобразия украинского изобразительного искусства. Также во многих произведениях народного декоративного искусства Украины — коврах, вышивках, писанках — прослеживается развитие мотивов, существовавших еще в Средневековье.

Икона Покров Богородицы. ХІІ-ХІІІ вв.

4. Северное Причерноморье послемонгольского времени

Монгольское нашествие послужило поворотным пунктом в истории Северного Причерноморья. Несмотря на свой разрушительный эффект, именно оно создало условия и привело в движение силы, которые в течение краткого периода времени изменили тип господствующей цивилизации и оказали значительное влияние на историю Украины. Обширный край, где тысячелетиями господствовали кочевые скотоводы, а на побережье ютились порты средиземноморской цивилизации, превратился в европейскую житницу и стал частью национальной территории Украины. Данная глава посвящена событиям, которые привели к этому повороту в истории всемирной и украинской.

Прежде всего необходимо выявить причины, по которым Северное Причерноморье оказалось целью монгольского завоевания. Несмотря на то что история степных сообществ Евразии все еще находится на начальном этапе научного познания и осмысления, основные тенденции в развитии этого ареала достаточно хорошо различимы. Вопреки распространенному поверхностному мнению о том, что цивилизованное Северное Причерноморье было притягательным пунктом для диких кочевых завоевателей, этот ареал как раз до нашествия монголов отнюдь не являлся землей обетованной для кочевников. Скорее здесь было прибежище для степных изгоев. Северное Причерноморье действительно очень мало интересовало, если вообще интересовало созидателей великих степных империй, пусть даже они завоевывали его.

Вожди кочевников, безусловно, ценили богатые пастбища в степях Восточной Европы. Достаточно вспомнить, что, по преданию, когда Джучи, старший сын Чингисхана, «увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих»[13]. Однако до монголов степные вожди избегали этих райских земель, а ведь среди них были такие известные исторические личности, как гуннский предводитель Аттила (правил ок. 434–454), аварский каган Баян (правил ок. 558–582), правитель Западно-Тюркского каганата Тарду (правил в 578–603). Они либо продвигались далее на запад, как первые два, или останавливались, но обращали основное внимание на Закавказье, как в случае Тюркского каганата или хазар. Дело в том, что больше всего на свете степные предводители нуждались в богатых оседлых соседях, которых можно было бы заставить поделиться своими богатствами, — именно они служили главным источником средств для содержания их империй. Поэтому соседство с Китаем, Ираном или Византией было для кочевых элит предпочтительнее сытного и спокойного, но захолустного Причерноморья. Оно было удалено и от Византии, и от Ирана большими расстояниями, непреодолимым для них Черным морем и опасными хребтами Кавказа. Правда, у Черного моря находилось несколько грекоримских городов. Но такая добыча не сулила больших богатств, тем более что города были неуязвимы под защитой стен и со снабжением по морю. Поэтому с ними было выгоднее торговать — ведь сюда прибывали купцы со всего Средиземноморья, рассчитывая на меха, рабов, ловчих птиц, моржовую кость, которые доставляли кочевники со всей Евразии. Кочевники, со своей стороны, очень нуждались, помимо золота и серебра, в привозном вине — оно стало неотъемлемым атрибутом религиозных и общественных ритуалов в Степи. Вот на этих взаимных интересах и слабостях тысячелетиями удерживалось сосуществование греко-римских городов и степных сообществ в Северном Причерноморье.

Не отвечая амбициям степных вождей, степная Украина неизменно оказывалась на периферии их империй. Даже скифы пе усидели здесь и в VIII–VI вв. до н. э. удалялись отсюда на завоевание Закавказья. В VII–IX вв. Закавказье манило к себе также хазар. А вот гунны, а затем авары и угры обосновывались западнее — на Среднем Дунае, в Ианнонии, откуда они совершали походы на Византию и франков. Именно периферийное расположение и политическая аморфность степей Северного Причерноморья была, однако, одним из важнейших факторов, способствовавших возвышению Киева и становлению Древнерусского государства. Едва ли у Руси нашлись бы какие-то шансы на рождение, если бы на прозрачных южных границах образовалась мощная степная империя, нуждавшаяся в обширных внешних ресурсах. Монгольское завоевание дает наглядное тому подтверждение.

Со своей стороны, возникновение Руси со столицей в Киеве существенно изменяло политическую и экономическую ситуацию в регионе. Для Степи это привело к появлению еще одной границы, в дополнение к границе с византийскими владениями в Крыму. Причем Русь оказалась на противоположной от Крыма стороне, что было равносильно открытию для кочевников второго фронта, заставляя их лавировать между двумя соседями. Безраздельное военное и политическое господство кочевников в

Северном Причерноморье подошло к концу. Более того, у степняков появился потенциальный соперник, заинтересованный в контроле над Степью, через которую пролегали его основные торговые пути. В то же время появление на границах Северного Причерноморья не просто цепочки колоний, а полноценного оседлого сообщества, занимавшего обширную территорию, имевшего поблизости политический центр, наконец, обладавшего значительными материальными ресурсами, — все это делало Русь привлекательным объектом стяжательства для амбициозных степных вождей. Таким образом, возникала важная предпосылка для кристаллизации в данном регионе степной империи.

Печенеги и половцы были степными изгоями, которые, поселившись в Северном Причерноморье, так и не создали полноценных империй. Однако соседство с Русью принесло им свои дивиденды. Русь вела интенсивную торговлю с Византией по территории Степи. Это не только втянуло степняков в орбиту византийской политики, но и привело к основанию городских поселений в Степи. Русь также имела спрос на военный талант кочевников, как в во всех окрестных государствах — Венгрии, Грузии, Византийской империи, в Хорезме. Это служило довольно стабильным источником добычи и денег. Поэтому в русско-половецкую эпоху степи Северного Причерноморья восстановили утраченную было под конец античности прямую связь с мировым рынком, а вместе с нею и свою экономическую специализацию. Будучи потребителем предметов роскоши, таких как ткани и вина, этот регион выступил в роли поставщика продуктов скотоводства, мехов и рабов — товаров, которые пользовались спросом на международном рынке. Экономические и политические связи с соседями открыли возможности также для культурного взаимообмена. Богатые захоронения половецкой знати содержат предметы искусства, происхождение которых указывает на культурный обмен между Северным Причерноморьем, Центральной Азией, Западной и Восточной Европой. Известны примеры обращения половцев в христианство, ислам. В то же время политические элиты Руси, вопреки впечатлению, навеваемому антистепняцким пафосом русских летописей, также осознавали выгоды такого стабильного и благоприятного соотношения сил в Северном Причерноморье. Самым наглядным образом это подтвердилось в совместном выступлении половцев и русских против монголов на Калке.