Госпожа Кофе - Анна Данилова

Спустя некоторое время у меня уже был адрес дома, который продавала Валентина Неустроева.

– Послушай, так это на соседней улице, прямо на берегу Волги. Пойдем туда, прогуляемся, поспрашиваем людей. Знаешь, я тут обзавелась хорошими знакомыми. Особенно одна, Ирена Васильевна, я зову ее просто Ирена. Она – мать одного из самых известных в городе политиков, важная такая, но, в сущности, очень милая женщина. Помешана на розах. Мы с ней быстро наладили контакт, когда я предложила ей выкопать два куста «Софи Лорен».

– Не поняла.

– Это сорт роз такой. Роскошные розы, я тебе скажу. Но она мне взамен подарила чудесные лилии.

И мы втроем отправились в гости к Ирене Васильевне, которая знала обо всем происходившем в Пристанном и которая должна была нам помочь выяснить, кому же принадлежал дом, в продаже которого принимала участие Валентина Неустроева.

18. Тимур

– Думаю, ты уже можешь дать объявление в Интернете. Или в газету, дай мой телефон. Господи, неужели скоро все это закончится?! Тимур, ты слышишь меня?

Я слушаю ее и чувствую, как щеки мои начинают полыхать, словно жизнь снова вливается в меня, и мне хочется жить, как никогда.

А ведь все начиналось так мерзко, так гадко, что и вспоминать страшно. Как я мог быть таким подлецом по отношению к Вале? Хотя я же тогда собирался умирать, и мне было абсолютно безразлично, какими методами действовать, лишь бы только моя семья после моей смерти ни в чем не нуждалась. Чтобы Альмира, узнав (а ей непременно скажут, от чего скончался ее муж, то есть я) о том, что я был неизлечимо болен, не прошептала побелевшими губами: он меня обманывал. Обман обману рознь. Да, я обманывал ее, потому что не хотел травмировать. У нее и так в жизни было много сложностей и проблем. Болезнь Карины – что могло быть страшнее?

Сейчас мне становится не по себе, когда я думаю о том, что я использовал эту болезнь, и именно она послужила началом большому обману, затеянному мной. Я назанимал денег, много денег, вложил в один беспроигрышный бизнес в Москве, и ни она душа из моего окружения ничего об этом не знала. Внешне я продолжал пытаться наладить какие-то дела в своем городе на глазах у своих должников, чтобы все вокруг видели, что у меня ничего не получается, что я совершенно бесталанный предприниматель, у которого деньги утекают сквозь пальцы.

Минкин… Вот его мне было совершенно не жалко. Ведь это он чужими руками убил супругов Г., мне рассказал об этом один человек, которому можно верить. И бизнес Г. достался Минкину. Да у него руки все липкие от крови, и ему никогда их не отмыть. Однако как же ему всегда и во всем везет! Валентина. Спокойная и непритязательная. Домоседка. Минкин всегда был уверен, что она не изменит ему, не предаст, что она, как домашнее животное, будет всегда дома, на коврике – ждать возвращения хозяина. Мне думается, поначалу он не так ценил ее, как перед тем, как самому исчезнуть. Он словно знал, что его век – короткий и что надо перед смертью многое успеть, понять и то, что любишь и ценишь, – прижать к своей груди. Думается мне, он полюбил Валентину по-настоящему тогда, когда почувствовал, что она ему уже не принадлежит, что она стала моей. Он следил за мной, за нами. И я знал это, как знал и то, что мы с Валей ходим по самому краю. Он, не допускающий мысли, что его Валентина, его домашняя кошечка может полюбить другого мужчину, вдруг понял, что она все-таки не кошка, а женщина, и у нее могут быть чувства, которые никогда не будут принадлежать ему, как ее тело.

Я выражаюсь путано потому, что у меня в голове слишком много мыслей, а в сердце – чувств, и они переплелись и теперь душат меня. Ведь я любил Альмиру, я всегда знал, что люблю одну Альмиру, и болезнь Карины сильно нас сблизила. К тому же моя жена – красивая, все мои друзья считают, что мне повезло с ней, что такую жену еще поискать. У нас была хорошая семья, дом, друзья. Все это было, пока не случилось то, что случилось. Ренат пришел ко мне как-то поздно вечером, мы с ним выпили, поужинали (Альмира с Кариной уже спали), и он мне признался в том, что давно любит Альмиру, что каждую минуту думает только о ней, и мечтает о ней, и страдает, глядя на нас двоих. Потом он признался мне, что страстно желает ее, и что не может совладать с собой, и что Альмира, наверное, это чувствует, и ей стыдно за то, что Ренат смотрит на нее такими пожирающими глазами. А потом он опустился до таких подробностей, что я, вместо того чтобы влепить ему пощечину, а то и вовсе убить на месте, понял его и пожалел. Ведь все то, о чем он мне говорил, не было изменой Альмиры, а это было для меня самым главным. Ренат не сказал мне, что и Альмира тоже любит его, он говорил исключительно о своих чувствах, а еще он страдал и страдает и будет еще долго страдать. Вернее, совсем недолго ему осталось страдать. Потому как мне осталось всего ничего.

Я вновь возвращаюсь мыслями к Валентине. Наша первая встреча. Это стыдно, стыдно, стыдно! Я же все спланировал! Мне надо было сделать так, чтобы она стала моей, ручной, чтобы она полюбила меня до беспамятства, чтобы она была готова отдать мне все, что у нее есть. Так я готовился к своему уходу из этой жизни, от Альмиры, от моей любимой дочери Карины. И мне не было дела до чувств Валентины. Она представлялась мне тогда просто хорошо устроенной шлюшкой, живущей на всем готовом. Я не видел в ней человека. Ее молчание и долгие взгляды я расценивал как неумение поддерживать разговор и желание скрыть свою глупость. Быть может, я подсознательно хотел, чтобы она была такой пустышкой, чтобы мне было легче превратить ее в свое оружие против ненавистного мне Минкина.

Наша первая встреча. Я пришел к ним, к Минкиным, а Сергея не оказалось дома. И я отлично знал, что его нет, но все равно пришел. Чтобы рассказать Валентине о своих несуществующих чувствах к ней. Мне важно было достичь сразу две цели: наставить рога Минкину и сделать так, чтобы впоследствии, когда его не будет, никто не стал требовать бы с меня долг в полмиллиона долларов.

Все так и случилось. Валентина стала моей любовницей, Минкин узнал об этом и стал готовить страшную месть – он нанял человека, чтобы тот убил меня. Но я перекупил киллера, и тот убил Минкина. В аэропорту Хитроу. Все прошло чисто и красиво. Валентина стала вдовой. Она, бедняжка, и не подозревала, что весь этот спектакль спланирован мною. Она не подозревала и о том, что Минкин все про нас знает, знает и сходит с ума от ревности. Я так думаю, что он любил Валентину, просто сам до определенного момента не понимал этого. Просто привык к тому, что она всегда рядом.

Но я, такой хитрый и изворотливый, лживый и безнравственный, подлый и циничный, я сам попался в ловушку. Кто бы мог подумать, что я полюблю Валентину. С первых же минут нашей близости во мне включился механизм сравнения – я стал постоянно, во всем, сравнивать Валентину с Альмирой, и моя жена предстала передо мной совершенно в новом свете. Так получалось, что я ее почти и не знал. Или знал ровно настолько, чтобы жить с ней и считать ее своей любимой женой. Все дело в искренности. Искренность Валентины – вот что подкупило меня и сделало ее для меня самым близким человеком. Она была искренна в своих чувствах. Она любила меня и не боялась Минкина. Она была ослеплена любовью и даже не подозревала, каким зверем мог бы стать ее Сергей по отношению к нам обоим, если бы я только упустил время. Да он мог бы изрезать ее на кусочки. Вместе со мной. И отдать наши останки собакам.

Валентина искренна была и в своем неистребимом желании избежать нищеты и откровенно рассказала мне о том, что у нее повсюду спрятаны деньги – на черный день. Мой план, связанный с погашением, точнее продлением, долга, сработал сразу же и безотказно. Валентина сказала мне, что не претендует ни на какие деньги, и не претендовала бы даже в случае, если бы они с Минкиным были связаны браком. Больше того, она, зная и от меня, и от наших общих знакомых о моих так называемых долгах, готова пожертвовать частью своих сбережений, лишь бы спасти меня от кредиторов. Конечно, мне приходилось сгущать краски и говорить, что за долги меня могут убить.

– Мне надо исчезнуть, – произношу я, чувствуя, как щеки мои начинают пылать. Но я вынужден так сказать ей, чтобы спровоцировать ее на продажу дома. Я долго шел к этому, я хочу, чтобы она сама додумалась до этого, чтобы у нее были деньги на переезд в другой город. Но сперва мы отправимся с ней далеко-далеко, где нам никто не помешает, где нас будет только двое, и там я расскажу ей о том, что мне осталось недолго и что ей лучше всего перебраться в Москву, что я уже нашел ей одного человека, который поможет ей организовать свой маленький бизнес. Невозможно жить, ничем не занимаясь и ожидая, что деньги вот-вот закончатся. После того как меня не станет, она должна начать новую жизнь, в которой такое понятие, как независимость, будет далеко не последним. Но она не должна жить в одном городе с Альмирой. Я подготовил ей письмо, в котором все подробно объяснил и распланировал. Она получит его, когда меня уже не станет. Мой адвокат принесет ей его. Вместе с моими счетами, деньгами, ценными бумагами.