Коварство, или Тайна дома с мезонином - Вера Колочкова

– Поль, прекрати! Хватит! Давай мы это с тобой обсуждать никогда не будем. Не спрашивай меня об этом больше никогда, ладно?

– Хорошо-хорошо, Тиночка! Не буду, не буду… Так, значит, слово насчет Лени ты мне дала? Не уведешь его от меня? А то ведь тебе только пальцем поманить и осталось!

– Нет, Полечка, не уведу. Живи себе спокойно…

Однако слова своего, так уж получилось, Тина не сдержала. Затосковала страшно после того, как Алеша увез-таки от нее Митеньку в новую свою семью. Так затосковала, что хоть в петлю лезь. Отвернулась от нее тогда совсем жизнь, никакой такой музыки изнутри больше не слышалось. Сплошная глухомань да темень внутри поселились. Если б не Леня, точно б не выжила она тогда, свернуло-скрутило бы ее в трубочку черное тоскливое одиночество…

Нет, одиночества, как такового, Тина совсем не боялась. Было оно не страшным, а иногда даже и необходимым состоянием, было «временем чистки-уборки души», как часто говаривал Антон. Они с ним вообще с полуслова-полувзгляда понимали друг друга и часто давали один другому время на это самое одиночество. Боже, какая жизнь у нее была там, в доме с мезонином – с огромной библиотекой, с душевным комфортом, с любовью, с тихой музыкой счастья внутри… Нет, не боялась Тина одиночества. Боялась обиды, которая могла войти в нее полностью всей черной своей сутью, забрать ее себе на долгие годы, стать полноправной ее хозяйкой. Может, из-за страха оказаться с обидой этой один на один да не победить ее она и не отправила Леню в один из вечеров домой, как обычно, нарушив данное Полинке слово. А потом и на другой вечер он у нее задержался до ночи, и на третий… Полинка, правда, больше к ней не приходила. Терпела, наверное. Что и говорить – домой-то Тина «спасителя» своего честно отправляла, хоть и под утро иногда…

В общем, действительно спас он ее тогда, отогрел своей любовью, вытащил из черной внутренней глухомани, силы для жизни дал. И не только силы. Еще кое-что произошло с Тиной за время этого «спасения». То самое и произошло, чего по всем ранее принятым от жизни приговорам-обстоятельствам вовсе не должно было с нею произойти. Но произошло же! Взяла и плюхнулась в обморок посреди урока в белореченской родной школе, куда устроилась на работу учителем русского языка и литературы, перепугав бедных восьмиклассников вусмерть. А потом, в больнице уже, вылупила глаза от удивления на старую врачиху, которая сообщила ей менторски-равнодушным голосом:

– Да вы, милая моя, беременны… А что такое? Почему вы на меня с таким ужасом смотрите?

– Нет, я не с ужасом… Просто этого не может быть, знаете ли… – пролепетала совсем уж невразумительно Тина, торопливо натягивая на себя одежду.

– То есть как это – не может быть? Почему? Вы не хотите ребенка, что ли?

– Я?! Что вы! Я-то хочу, конечно! Но понимаете, мне ведь врачи сказали, что у меня никогда не будет детей… Что у меня матка неразвитая, как у десятилетней девочки…

– Да глупости вам сказали, милая! – рассердилась вдруг на ее лепет врачиха. – Матка как матка, и срок у вас где-то пять-шесть недель уже…

– Да? Правда? Нет, этого быть не может… Ой, чего это я… Спасибо! Спасибо вам, конечно! Если б вы только знали, какое вам спасибо… – попятилась Тина к двери, со священным ужасом продолжая пучить на удивленную докторшу глаза, одновременно ей улыбаясь и часто-часто кланяясь, как заведенная ключиком кукла.

– Хм… Да мне-то за что? Странная вы какая… – пожала плечами врач, подумав про себя, что такую вот действительно странную женскую реакцию видит, пожалуй, впервые. Чтоб растерянность от услышанного так эмоционально переплеталась с радостью – это очень редко встречается. Обычно бывает или грустная растерянность, или просто радость…

А вечером Тина огорошила своей новостью и Леню. И все трясла его, расплывшегося в счастливой улыбке, за плечо, все требовала с него каких-то объяснений случившемуся:

– Вот скажи, ну как это могло произойти, как? Неужели тот профессор-светило мог ошибиться? Он же меня всю вдоль и поперек обследовал, он же точный и окончательный приговор-диагноз свой вынес! Леня! Ну как же это… Он же так уверенно тогда сказал: детей не будет… И мне, и мужу сказал… Неужели он ошибся, Лень? Ну как же это?!

– Да какая теперь тебе разница, Тинка, что да как… Главное, ребенок у нас с тобой будет! Радость-то какая, Тинка! А насчет твоего профессора я тебе вот что отвечу: не мог он, конечно же, ошибиться. Скорее всего, что не мог.

– Ну так… А как же тогда?

– А вот так! Просто природа взяла и распорядилась твоим организмом по-своему – подарок такой тебе сделала. Митеньке, племяннику своему, спасибо за него скажи…

– Почему Митеньке?

– А потому! Ты ж его на руки в каком возрасте приняла?

– Так сразу почти. Света пришла с ним из роддома, а через две недели в больницу попала…

– Ну вот! Получается, что практически год целый ты его с рук не спускала? Кормила-поила-нянчила… А главное – любила по-матерински, по-настоящему! А природа-матушка – она что? Она и сама обманываться в таких случаях рада! Взяла да и включила твой организм на настоящее материнство! Ты, Тинка, его, материнство это, заочно, считай, заслужила, потому и организм твой на Митеньку так вот среагировал… Да не пялься ты на меня так, никакого здесь чуда нет! Так бывает иногда. Редко, но бывает. Человеческую природу, ее в рамки грубо-медицинские вообще вогнать нельзя. Она сама свои законы диктует. Вот и тебе продиктовала…

– Ой, Ленька… Неужели это правда? Ой, счастье какое…

– Конечно, счастье! Надеюсь, сейчас-то ты меня домой уже не погонишь? Ребенок ведь у нас будет! И я, как честный благородный мужик, просто обязан теперь на тебе жениться… Пойду я, вещи соберу, ладно, Тин? Или не надо вещи? Или Полинке все оставить? Хотя зачем ей мои носки, пиджаки, галстуки…

– Леня! Остановись! – властно окликнула его Тина. – Никуда ты от жены своей не уйдешь, понял? И вообще – не забыл ли ты, что у тебя уже есть ребенок? Вот и расти его, ему тоже отец нужен! А я как-нибудь сама… Я… Спасибо тебе за все, Ленечка…

– То есть как это сама? Ты что, Тинка? Я ведь уже не могу по-другому… Да я живу в последнее время только тобой! Меня сюда, в твой дом, как магнитом тянет. Знаешь, вот сидел бы и смотрел на тебя целыми днями. И даже на работу бы не ходил. Ну как, как я без тебя? Не гони меня, Тинка… Или ты из-за Полинки так решила? Добродетель свою поранить боишься, да?

– Лень, не надо! При чем тут добродетель?.. И Полинка тут ни при чем. Просто так надо. Не могу по-другому. Не обижайся. Ну, пожалуйста… Уходи, Леня. Я и правда хочу побыть одна…

– Значит, мы к этому разговору еще вернемся?

– Нет, Лень, не вернемся. Не будем мы с тобой вместе жить. Нельзя. Обман это.