Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - Александр Александров

Иное дело Пьетро Антонелли. Странная смесь томности и силы. Его акцент и томный вид раздражают ее, а сила покоряет. Вот он внизу, под их трибуной, Дина кидает ему букет цветов, несколько негодяев (как называет их Мария) пытаются перехватить букет, одному это удается. Но тут же Антонелли хватает его за горло своими нервными руками и душит. «Как он прекрасен в эти минуты!» — восклицает Башкирцева. Она в восторге и спускает ему вниз камелию на ниточке. Спрятав камелию в карман, он многозначительно исчезает. Ей ничего не остается, как перебрасываться фразами с Брускетти и думать о Пьетро, который стоит перед ее глазами похожий на льва, тигра, уверенный в своей силе, но в силе его нет брутальности, он сохраняет в силе томность и изящество.

— Не правда ли, он был очарователен, когда держал мертвой хваткой за горло этого бездельника? — говорят вокруг нее на балконе. Это тема для разговоров, может быть, и не на один день.

Через пару дней она снова на балконе на Корсо, но не видит его внизу. Она взволнована, однако тут же Пьетро появляется на их балконе. Отдав дань вежливости маме, он садится рядом с дочерью.

— Я каждый день ходил к Аполлону, но оставался там всего пять минут.

— Почему? — не понимает она. Может быть, она не знает, что это за Аполлон. Место у статуи Аполлона, это традиционное место свиданий влюбленных.

— Почему? Да потому, что я ходил туда ради вас, а вас там не было.

Он закатывает глаза, беснуется и тем забавляет Марию.

В самый неподходящий момент на соседнем балконе, рядом с которым они сидят, появляется Брускетти с корзиной цветов, предназначенных Мусе. Краснея и кусая губы, он подносит цветы Башкирцевой. Муся делает вид, что не понимает, что с ним, продолжая беседу с Антонелли.

Потом Дина, наблюдающая ее романы, советует ей помучить Антонелли, для чего надо быть повнимательней к Брускетти. Для Марии это вульгарно и низко, она хочет естественности в чувствах. Можно мучить невольно, но делать это нарочно, фи!

Кардиналино, так они называют Пьетро, то есть маленький кардинал, все больше и больше занимает ее мысли. Засыпая, она думает о том, что во сне быстрее пробежит время до завтра, когда они снова придут на балкон. Она думает о любви к Пьетро.

«У него чудные глаза, особенно когда он не слишком открывает их. Его веки, на четверть закрывающие зрачки, дают ему какое-то особенное выражение, которое ударяет мне в голову и заставляет биться сердце» (Запись от 28 февраля 1876 года.)

И через несколько дней она записывает, анализируя свое состояние:

«Мой возраст — это возраст любви, поэтому не удивляйтесь, что я все время говорю о ней, позже я буду говорить о другом; и если сейчас мне трудно избежать этого слова, то позже мне будет трудно найти его». (Неизданное, запись от 6 марта 1876 года.)

Она готова к любви, нужна только искра, чтобы запалить невиданный костер страсти, но карнавал завершен: что ждет их дальше?

Пьетро приглашает ее на конную прогулку. Она надевает амазонку от Лафферьера, садится с матерью и Диной в карету. За воротами Рима их ждет Антонелли с двумя лошадьми.

Приличия соблюдены: мать с Диной следуют за ними в экипаже на некотором расстоянии.

Всадники едут тихо и беседуют. Разговор, разумеется, идет о них самих, ибо влюбленным ничто на свете, кроме их самих, не интересно. Он признается в любви, она хочет поверить ему, но не позволяет себе так быстро увлечься. Любовная игра не допускает такой быстрой сдачи позиций. Он напирает, кусает губы, приходит в бешенство и вновь становится нежен и заботлив. Она кокетничает и издевается над ним. Идет обыкновенная игра влюбленных. Его восклицания типа: «У вас нет сердца!» «Вы — балованное дитя!», и ее ответы: «У меня прекрасное сердце!», «Я добра, только я вспыльчива».

Вся эта болтовня, любовный лепет мог бы бесконечно переливаться из пустого в порожнее, если бы не Его Величество Случай. То, что случается ними дальше, настолько напоминает романный штамп, что трудно поверить, что это действительно случилось в жизни, а не придумано для дневника, для будущего романа.

Ее лошадь понесла. Муся пустила лошадь рысью, а та вдруг перешла на галоп и понесла в карьер. Муся испугалась, шляпу с ее головы сорвало, волосы рассыпались по плечам, лошадь все несла и несла, всадница устала бороться, она слабела и думала, что вот-вот сорвется на землю.

Следом мчался Пьетро, но никак не мог догнать ее. Еще минута и она потеряла бы сознание, но ее спаситель подскакал совсем близко и ударил хлыстом по голове ее лошади. Лошадь присмирела и перешла на шаг, а девушка оперлась на руку своего бледного спасителя.

— Господи, — повторял он, — как вы испугали меня!

До ворот они едут шагом. И слово «любовь» уже не сходит с их уст.

— Вы не любите меня!

— Я так мало знаю вас…

— Но когда вы побольше узнаете меня…

— Может быть…

Она готова сдаться, ведь он ее спаситель, он вырвал ее из рук смерти.

И дома, раздевшись, в пеньюаре, она лежит на постели и восстанавливает в голове каждую минуту их разговора.

— Я вас люблю!

— Это неправда!

— Вы мне не верите?

И так бесконечно, по сто раз. Она записывает, что если бы полностью погрузилась в воспоминания этого дня, то никогда бы не кончила писать, так много было сказано!

«Господи! Я расцеловала бы в обе щеки того, кто сказал бы мне, что он тоже взволнован, лежит где-нибудь, как и я, на постели или на земле, и как и я, думает обо мне, и что он — я скажу сейчас «тоже» — любит меня.», — эти слова вычеркнуты из записи от 8 марта 1876 года. Странная все-таки редактура. Почему именно это вычеркивается? Вполне невинные мысли героини романа, который они решили в дневнике оставить.

Гораздо понятней, почему вылетает из дневника приятель Пьетро Антонелли герцог Клемен Торлония, персонаж из ряда герцога Гамильтона или Альфреда Борееля, племянник герцога Алессандро Торлония, князя Чивитта-Чези, герцога Чери, как всегда «фат, наглец, баловень, щеголь, настоящий парижанин и знатный господин», при этом еще и выпивоха, что в ее устах звучит как высшая похвала. Семья его из выскочек, но очень богата. Основатель династии был банкир Джованни Торлония (1754–1829), родом из Франции, в 1809 году он купил герцогство Браччано и получил герцогский титул. Его третий сын, Алессандро, взял в аренду сбор налогов на соль и табак в Риме и в Неаполитанском королевстве и на этом сказочно разбогател. Кстати, его единственная дочь вышла замуж за князя Джулио Боргезе, который принял имя Торлония. Богаты были и все остальные Торлония. Вот что писал о них в начале двадцатого века П. П. Муратов в своей замечательной книге «Образы Италии»: В Риме часто слышишь имя этой новой аристократической династии. В руки наследников финансового героя, служившего такой отличной мишенью для саркастических стрел Стендаля, успели попасть палаццо Жиро, вилла Альдобрандини, вилла Альбани и вилла Конти во Фраскати».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});