Повелитель Мории - Ринат Мусин

— Немного есть, — сказал Балин, снимая заплечный мешок. С сожалением взвесил его в руке и добавил: — На троих немного. Разве что на неделю. Хлеб и мясо, больше ничего у самих нет.

— Ладно, на том спасибо. Надолго ты к нам? — спросил в свою очередь близнец.

— Должен сегодня к вечеру быть у Северных ворот.

— Во-во! Тогда поспешай. А наверху передай, что нам припасы нужны. Дерево, клепки, гвозди, цепи. Побольше провианта давай. Масло принеси, а то все у нас на механизм ушло, даже тряпки с факелов… Ну, собирайся, — поторопил Толун. — И возьми пару пони с собой. Пусть наверху откормятся. А сюда свежих приведи. И еще овса мешков пять захвати на обратном пути. Не жалей овса-то, чай, не ячмень. А то от работы пони дохнут.

Толун захохотал над собственной шуткой. Балин посмотрел на него, пораженный и восхищенный гномом, который находил в себе силы смеяться после многих недель непрерывного изнуряющего труда, голода и недосыпания.

— Вы молодцы, — глухо проговорил он и, подойдя к Толуну, крепко прижал его к груди.

— Давай-давай! Иди, Балин, — сопел гном. — Мы не подведем. С нас как с выдры вода, а всем польза. Иди, ладно уж…

* * *

— Удачи тебе, Государь Казад Дума, — еле слышно произнес Толун, когда факел Балина скрылся за поворотом.

* * *

Через несколько часов Балин сидел за широким дубовым столом. Напротив него расположился человек — в цветастом халате, в дорогой шапке, отороченной мехом. Добротные сапоги толстой коричневой кожи в грязи и пыли. Горбоносое лицо производило неприятное впечатление. Тонко сжатые губы, глаза навыкате, будто от готового вот-вот выплеснуться бешенства. Не сходящие со лба морщины, словно там, под сводом черепа постоянно ворочаются непонятные, мрачные мысли. Эти черты были бы чуть смягчены, имей человек хоть намек на полноту. Но тело торговца Рахиля, его руки и лицо были иссушены и задублены сотнями ветров на тысячах дорог.

— Мне понадобится еще несколько караванов уже в ближайшие месяцы, если не недели, — говорил Балин. — Я буду покупать дерево не на вес, но на объем. Потребуются бревна, балки, доски. Все должно быть хорошего качества — дуб, сосна, ель. Осину возьму за полцены. Кожу беру только сыромятную и как можно больше. Нужен провиант и фураж. Куплю в любом количестве, но опять же повторю — только хорошего качества.

Балин разговаривал с Рахилем таким тоном, словно торговец ему был слугой. Только так можно было не попасть в зависимость от этого человека, который умел навязать свою точку зрения (и услуги, естественно) любому. Гном сравнивал Рахиля с клинком, рукоять которого была обмазана дегтем, а лезвие — медом. Бросить — жалко, не испачкаться — трудно, а есть мед с лезвия — опасно. Это было странное сравнение, но Балин никак не мог от него избавиться.

Между тем Рахиль понимал, что он нужен Бали-ну. Никто из торговцев не согласился ехать с караваном к Морийским воротам, зная, что Подгорное Царство еще не полностью принадлежит гномам. Рахиль рисковал, потому что если бы войска Бали-на и Гримбьорна сгинули в Черной Бездне, то весь караван достался бы оркам. Конечно, три четверти денег за привезенные товары уже заплачено. Но мертвецам редко есть дело до денег.

— Я рискую. Мои цены будут высокими, — скрипучим голосом произнес торговец.

— Я постараюсь уменьшить риск. Караваны будут сопровождать люди Борпа Темного, ты должен его знать. Они обеспечат безопасность, — парировал гном.

Балин заметил, как краешек века сидящего перед ним торговца дрогнул. Совсем чуть-чуть, незаметно даже для самого Рахиля, который считал, что умеет контролировать свои эмоции. Однако государь Мо-рии уже привык обращать внимание на подобные мелочи. В окружении врагов мелочей не бывает.

Рахиль явно знал, кто такой Борп.

«Этот коротышка не так глуп, как кажется. Если у него союз с Борпом Темным, то дело неплохо. Прибыли, конечно, отсюда не жди, но работать можно без опаски. Хотя почему „не жди"? Черные доспехи моего названого братца всегда мелькают там, где есть прибыль. Надо урвать и свой кусок», — думал человек.

В свое время Борп Темный и Рахиль Скользкий начинали вместе. Потом дороги их разошлись: Борп стал разбойником с большой дороги, а Рахиль — почтенным купцом, не потеряв при этом, однако, грабительских наклонностей. Он был хитер, изворотлив и готов рискнуть всем за звонкую монету. Даже смерть для него имела свою цену. Многие из тех, с кем Рахиль имел дело, иногда думали, что лучше бы они никогда не встречали этого человека.

— Я размышляю о том, кто будет платить за услуги людей Борпа, — неожиданно мягко произнес торговец.

— Они принесли мне присягу и являются слугами государя Мории. А я уж разберусь, как вознаградить своих людей.

Веко дернулось вновь. Балину еще раз удалось поразить сидящего напротив изворотливого купца.

— Скоро я начну чеканить свою монету, — продолжал гном. — Расплачиваться буду по совести, полновесным золотом.

С этими словами Балин поднял кожаный мешок, что стоял у его ног, и небрежно бросил на стол. Ослабленные заранее завязки приоткрыли горловину кошеля, и золотые чешуйки хлынули на свежее дерево. Глаза Рахиля алчно сверкнули. Балин, не отрываясь, смотрел в лицо купцу и заметил этот блеск. Нарочито небрежно (а на самом деле хорошо продуманным движением) государь Мории взял мешок и смахнул в него просыпанное золото.

— Тебе выделят специальное место за воротами, позади Морийского рва. Там ты должен хранить товар. Хотя вправе организовать и факторию. Ты, конечно, не мой слуга, но придется соблюдать дисциплину.

Торговец, с трудом оторвавшись от лицезрения мешка с золотом, согласно кивнул. Балин усмехнулся, совсем чуть-чуть, и начал доставать из торбы заранее приготовленные пергамент, перо и чернильницу.

* * *

«Зачем я так? — спрашивал себя государь Мории через час. — Почему я до сих пор как на войне? Разве торговец Рахиль враг мне? А я словно вел бой. На словах, правда. Но все равно наступал, охватывал с флангов, окружал и побеждал. Почему? Разве не настало время жить в мире? Доверяй другу, иначе перестанешь доверять самому себе. Рахиль — друг или враг? Откуда я знаю? Пока на мне ответственность за мой народ, любой пришлый — враг. Конечно, я не буду называть его врагом вслух, при всех. Судьба Казад Дума и моя собственная судьба сплелись в одно целое. Я в ответе за все и поэтому должен быть осторожен».

С такими думами Балин расстегнул изящную застежку на алом плаще, отороченном черной кожей понизу. Аккуратно свернул его грубым сукном наружу, затем снял с шеи широкое золотое ожерелье, аляповато украшенное громадными алмазами и рубинами. Через голову стянул с себя плетеную серебряную кольчугу с мифриловыми бляхами. Защелки поножей мягко клацнули, высвобождая ногу. Балин остался в кожаной рубахе и таких же штанах, много раз прожженных и наспех латанных толстыми войлочными нитками. Уже долгое время Балин одевался таким образом. Увидевшим его в первый раз он казался настоящим гномьим владыкой — увешанный золотом и драгоценными камнями, в дорогой кольчуге под плащом тончайшего шелка. Но друзья знали другого Балина — в кургузом фартуке или в мокрой робе, с кайлом в руках, за самой трудной работой, не останавливающегося ни на миг для передышки, веселого и злого, никогда не упускающего возможности ободрить и поддержать каждого словом и делом. Если приходилось встречать гостей, гонцов и поселенцев, Балин преображался буквально за полминуты, успевая за это время натянуть на себя металлический костюм государя Мории. Серебро и золото, не говоря уже о драгоценных камнях, всегда можно почистить в мгновение ока, протереть ветошью и маслом — и наряд вновь сверкает, поражая своим богатством. К сожалению, этого нельзя было сделать с плащом. Но гном просто бережно к нему относился, аккуратно заворачивая шелк высочайшего качества (золотая монета за локоть) в специальный мешок, чтобы не запачкать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});