Нежное имя мечты - Галия Мавлютова

– Ты замерзла? – спросил Бобылев, закутывая меня во влажное полотенце. Нарушил затянувшееся молчание. А глобус покатился дальше. Ось крутится. Земля вертится. Жизнь налаживается.

– Ничуть, – я храбро повела плечами. – Ничуть не замерзла. Да и в холоде ничто не портится.

– Как в погребе, – засмеялся Бобылев. – Куда ты меня пригласишь?

Началось. Акт вселенского понимания, похоже, завершился. Куда его пригласить? Он же домой пришел? Домой! Зачем спрашивает. И так все ясно. Располагайся, как хочешь, где хочешь, ты у себя дома, Сергей.

– Ты дома, располагайся, где тебе удобно. В спальне у меня кавардак, я перевожу книгу, вот полюбуйся, что здесь творится… – Я расшвыривала словари и блокноты по углам, пытаясь придать подобие уюта в комнате, слегка подпорченного интеллектуальным заработком.

– Пойдем на диван, – он увлек меня за собой, видимо, боялся остаться наедине с одинокой девушкой в спальне. Все-таки это спальня, а не гостиная. Он все же решил освоить свободное пространство на диване. Мне места не осталось. И я была вынуждена заняться хозяйством. Нельзя же бесконечно обниматься. Вообще-то мне не хотелось отлипать от него. Я могла бы вечно висеть на нем. Сергей наблюдал, как я вожусь с бокалами, тарелками, салфетками. Ему быстро надоело смотреть, он притянул меня за руку и сказал, покусывая губы: Инесса, брось все это. Ничего не нужно. Почему ты ушла? Скажи мне, не мучай меня.

– Куда ушла? – спросила я, недоумевая, куда я могла уйти. Ушел Бобылев, а не Веткина, насколько я помню. А сейчас он пришел. Судьба у него такая – ушел Бобылев, пришел Бобылев. И снова ушел… От всех ушел. Как Колобок.

– Почему ты уволилась с работы? Мне сказали, что ты не захотела работать именно со мной, это так? Инесса, я многого не понимаю в этой жизни. И не хочу понимать. Но я не могу простить тебе, что ты ушла из «Планеты». Я расцениваю твой уход как предательство. Ты предала меня.

Он говорил, а я мысленно добавила: «Да. Предала. Дважды предала, и я знаю, что тебе донесли, конкретно Слащев донес, дескать, Веткина расплевалась во все стороны и ушла, даже не захотела объясниться. Но это все такая глупость по сравнению с нашими страданиями». Я молча смотрела на Сергея, думая, что все можно объяснить. И мнимое предательство, и чужие доносы. Но на это уйдет слишком много времени. А у нас так мало быстротечных драгоценных минут. Я не буду обсуждать хитросплетения интриг и заговоров. Не хочу клясться в собственной непогрешимости. Я могу совершать ошибки, как все обычные люди. Но ничего этого не сказала, вслух произнесла другие слова:

– Бобылев, замолчи. Ничего не говори. Я не хочу обсуждать прошлые поступки. Мне без тебя очень плохо. И тебе без меня плохо. Давай просто помолчим вдвоем. Потом мы все расставим на свои места. Сегодня я ни о чем не стану говорить. Ничего не хочу обсуждать. Я буду молчать. И ты молчи. Ты будешь ужинать?

– Нет! – крикнул он в страхе. Не знаю, что его больше напугало: перспектива поужинать со мной – либо он не мог допустить саму мысль о чем-то материальном. Сергей явно витал в духовных сферах, он же находился выше всего материального. В эту минуту тарелка с жареной рыбой могла показаться ему чем-то вроде крысиного яда.

И мы ушли из кухни. Мы куда-то пришли, оба не знали куда. Это была не спальня. Не комната. И не стандартная квартира. Это был другой мир. Другая планета. Другое измерение. В нем не было стен и потолков, обоев и мебели, телевизоров и телефонов. В этом пространстве мы остались одни. Как на необитаемом острове. Как на далекой звезде. Мы ничего не видели и ничего не слышали. Мы касались друг друга нежными прикосновениями, будто боялись, что тот, другой исчезнет, превратится в бесплотный туман, в космический пар, в дымку, газ. Страх потерять самого близкого человека, почти самого себя, заставлял нас бережно трогать друг друга, едва прикасаясь, чтобы удостовериться, нет, еще не исчез, он рядом со мной. Он будет со мной всегда, вечно, пока я буду жить, будет в моей памяти, в моем мозге. Он переселится в мое тело, рассыплется мелкими осколками, застрянет в каждой клеточке, и я больше не буду бояться, что навсегда его потеряю. Наверное, так думал и Сергей. Он тоже поселил меня в свое тело, и я рассыпалась на мелкие кусочки, плотно осваивая новое местожительство.

– Ты боялась меня? – спросил Бобылев.

– Я боялась, просто умирала от страха при одной мысли, как все это произойдет, – я нарисовала в воздухе непонятную фигуру.

– И как все ЭТО произошло? – Он улыбнулся. Сергей лежал, закинув руки за голову. Он ничего не боялся. Бобылев управлял миром. Он знал, что справится с ЭТИМ легко и достойно.

– Как на Марсе. Будто это все произошло на другой планете. На далекой звезде. Там нет ничего. Там нет никого – ни единого существа. Только мы с тобой. Ты и я, – я нарисовала замысловатую фигуру на его животе.

– Я хочу поговорить с тобой, Инесса, серьезно поговорить, – сказал Бобылев, водя моей рукой по своему животу.

– О чем, Сергей? – я в первый раз назвала его по имени. Простое, красивое, добротное имя. Мне оно всегда нравилось. Я могла петь это удивительное имя. Как небесную песню. Сергей Бобылев, русский парень, благородный и добрый. Простой и понятный. Любимый и милый. Бесценный.

– Понимаешь, я решил, что мне нужно изменить собственную жизнь. В обычной жизни есть много радостей, которые проходят мимо меня. Простых, человеческих радостей. Я их не вижу. Я живу в иллюзорном мире. Я устал зарабатывать деньги… – Он не жаловался на судьбу. Бобылев советовался со мной. Раскрывал передо мной душу. Он хотел жить, как все люди. Просто и незатейливо. От звонка до звонка на работе. Дома – горячий ужин. Колясочки и пеленки. Тапочки и диван. Телевизор и удобная жена под боком. Бобылев решил окунуться в обывательский омут. Он уверен, что там легко и спокойно. Великий реформатор задумал переселение на другую планету. Этот чужой омут был для него интересен своей непознанностью.

– Сергей, все не так просто. Тебя тянет в мещанский омут? А это не омут. Это – болото. Ты не сможешь жить в нем, тебе станет скучно ровно через три дня. Три часа. Три минуты. Но обратной дороги уже не будет. Ты можешь идти только в гору. Как только конкуренты поймут, что ты сломался, они сожрут тебя с потрохами. Тебе нельзя останавливаться. Даже на один миг нельзя. Ты себе не простишь, и тебе не простят, – сказала я, рисуя на его груди картины в стиле Сальвадора Дали.

– А сейчас? Я тебе не нравлюсь сейчас? Таким вот слабым, – спросил Бобылев.

– Сейчас не считается. Мы с тобой были на другой планете. Там не было конкурентов и завистников. Там не было твоего сада. Мы были вдвоем. Ты и я. Больше никого. Это была маленькая звездная прогулка. Ты не изменил себе потому, что на далекой звезде не было твоей «Планеты».