Нить судьбы - Роберт Святополк-Мирский

Жара становилась невыносимой, во рту пересыхало, и мучила жажда. В подклети стояла бочка с квасом, и Степан, бесшумно и осторожно встал, чтобы не разбудить Паолу, — больше того — он тихонько уложил медвежью шкуру, которой укрывался так, чтобы она приняла очертания его тела — если Паола вдруг проснется, пусть она думает, что он рядом, иначе она тут же вскочит и бросится спрашивать что случилось, а потом не сможет уснуть, и снова начнется…..

Кроме жажды Степана мучила все усиливающаяся боль за ушами и на шее — на коже стали появляться маленькие, но очень болезненные трещинки — верные признаки приближения срока очередной операции…

Степан выпил целый ковш кваса и вдруг застыл от ужасной догадки, которая его внезапно осенила…. Даже боль сразу притупилась. Вот, что его мучило подсознательно весь вечер и вызывало странное чувство опасности…. Дар Великой княгини!

Почему не золотом как обычно? Почему серебряными монетами? Паола, пересчитывая их, несколько раз радостно восклицала: «Ровно тридцать! Вот здорово!»

ТРИДЦАТЬ СЕРЕБРЯННИКОВ!!!!

ПЛАТА ИУДЕ ЗА ПРЕДАТЕЛЬСТВО!!!!

СЛУЧАЙНОСТЬ?????

И вдруг до ушей Степана донесся тихий скрежет и скрип.

Он сразу понял, что это значит.

Кто–то осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, взломал с улицы окошко в горнице и теперь влезает в него.

Сабля осталась на стене над постелью — кинжал под подушкой. В подклети не было никакого оружия.

Степан огляделся и, схватив уздечку, висевшую на стене, осторожно двинулся к лестнице.

Он был босиком, а потому ступал совершенно бесшумно.

Через щель приоткрытой двери он увидел человека с замотанным вязаной тканью лицом.

Этот человек стоял над телом полуобнаженной, раскрывшейся от жары Паолы и держал в руке длинный чуть изогнутый нож.

В одну долю секунды Степан понял все и принял решение.

Продуманное и точно рассчитанное.

Он не сдвинулся с места, наблюдая, как ночной убийца быстро, ловко и крепко левой рукой зажал Паоле рот и в ту же секунду точным ударом вонзил нож по самую рукоятку под ее левую грудь.

Он стоял так неподвижно, выжидая несколько секунд, пока тело Паолы дернувшись несколько раз, обмякло, потом очень осторожно опустил его обратно на постель, и лишь тогда убрав руку с ее лица, вынув нож из раны, откуда тотчас хлынула кровь, и заботливо накрыл Паолу с головой медвежьей шкурой. чтобы снаружи на первый взгляд, ничего не было видно. За все это время не раздалось ни одного звука, кроме едва слышного глухого хруста ножа, глубоко ушедшего в тело.

Степан оценил мастерство, с которым была проделана эта операция, но его противник не имел никаких шансов оценить мастерство Степана.

Ночной убийца уже бесшумно обошел большую кровать и встал над другим укрытым такой же шкурой, как он думал, мужским телом, покрепче сжимая нож и прикидывая, как лучше взяться за дело, как вдруг внезапно наброшенная сзади на его шею уздечка с такой силой перетянула ему горло, что он потерял сознание, не успев даже понять толком, что случилось.

Степан поступил точно так же, как его менее удачливый коллега. Он спокойно выждал с полминуты, пока тело ночного гостя перестало дергаться и обмякло, затем для верности резким движением двух рук повернул назад его голову, переломав позвоночник, и лишь после этого приступил к дальнейшим, уже обдуманным за время короткого ожидания действиям.

Прежде всего, он полностью раздел покойника и тщательно обыскав его одежду, в которую тут же переоделся, с улыбкой понимания нашел у него за пазухой точно такой же, как у Паолы мешочек. Степану не надо было пересчитывать — он и так знал, сколько там лежит серебряников. Кроме этого Степан нашел превосходную грамоту на проезд за рубеж, что обрадовала его гораздо больше.

Однако, необходимо было произвести еще целый ряд действий.

Наделав как можно больше беспорядка в горнице, особенно в вещах Паолы, так чтобы складывалось впечатление, будто что–то в спешке искали, он взял себе ее мешочек, наполненный серебряниками, а также все принадлежащие ей драгоценности.

Затем он уложил обнаженное тело убитого на спину на кровать рядом с Паолой, и, вынув из под подушки свой острый кинжал, стараясь не забрызгаться кровью, аккуратно выколол покойнику глаза, отрезал нос и уши, и как мог, исколол кинжалом все его лицо, калеча до неузнаваемости.

Удовлетворенный проделанной работой, Степан укрыл его тело шкурой, огляделся, ничего ли не забыто, обмотал лицо вязаной тканью покойника и вылез через окно, так что дверь осталась запертой изнутри.

Прежде чем выехать за московские ворота, где надо было предъявить грамоту, брат пятой заповеди Степан Ярый посчитал своим долгом навестить, невзирая на позднюю ночь Симона и, рассказав о случившемся, спросить совета.

Через час он покинул Москву.

Проделывая в одиночестве долгий путь, и вспоминая происшедшее во всех подробностях, Степан дал себе зарок, отыскать способ лично отомстить Софье за смерть Паолы….

Как бы то ни было, Паола была его женой и, быть может, единственной женщиной, которую он когда–либо любил, в той степени, в какой вообще был способен на подобное чувство…

… Когда Паола не явилась утром на службу, обеспокоенная великая княгиня послала за ней.

Тогда–то и выяснилось, какое ужасное несчастье произошло ночью.

Все, а особенно женщины, больше всего жалели красавца Степана, чье лицо было так ужасно изуродовано, и видели в этом несомненный признак убийства на почве ревности. Впрочем, тут мнения разделились: одни считали, что это сделала женщина — бывшая возлюбленная Степана, другие, что мужчина один их многочисленных поклонников Паолы, который не мог простить ее любви к молодому красавцу.

Одна великая княгиня, как ей казалось, понимала причину столь жестокого поступка убийцы.

Ее поддержал в этом мнении и маэстро Джулиано Сальваторе, который на следующий же день, доложил ей, что все было выполнено именно так, как она того и желала — Паола тихо умерла во сне, а главный виновник — в страшных мучениях. Известно было также, что человек с грамотой на проезд в Литву, добытой Сальваторе у дьяка Полуехтова, поздно ночью выехал из Москвы.

Не оставалось никаких сомнений, что дело добросовестно исполнено.

Джулиано Сальваторе за свой необыкновенный музыкальный талант получил в дар от Великой княгини Софьи еще одну деревню под Москвой.

Официальное же расследование категорически опровергло все нелепые слухи об убийстве на почве ревности, публично заявив, что это было банальное ограбление.