Изнанка российско-украинского конфликта, или Как поссорились соседи - Борис Шапталов

Проходят века, а сквозная проблема нахождения протектората остается. Под видом «вхождения в Европу» ищется удобный патронаж. Вот и крутится украинское национальное самосознание среди разных внешних сил в поисках лучезарной перспективы в экономике, идеологии, государственном языке. Пришлось придумать идеологического кентавра: скрестить украинскую самобытность с европейской мечтой. Получилась та еще зверюшка…

Внешне позиция украинских державников логична: раз государство называется Украиной, то в органах государственной власти необходимо говорить на украинском языке, а в обыденной жизни каждый может использовать любой язык. Эта логика действует и в России, где, несмотря на наличие разных народов, государственный язык один — русский. Правда, есть государства с несколькими государственными языками, такие как Швейцария, Финляндия, Бельгия. Есть страны с региональным статусом местного помимо государственного — это свидетельствует о том, что единого правила нет, разные государства решают языковые проблемы по-разному. Наличие сразу трех государственных языков не помешало единству Швейцарии, а может быть, даже спасло ее. Если бы в стране существовал один государственный язык, например французский, то во время Первой и Второй мировых войн швейцарские немцы могли выступить против «господствующей нации». А вот наличие единого государственного языка не спасло сербов, хорватов и боснийцев от взаимной вражды и раздела государства. Язык у них один — сербохорватский, но лидерами в Югославии для хорватов и боснийцев были сербы. Поэтому хорваты и боснийцы предпочли выйти из состава федерации и искать счастья самостоятельно. Зато более отдаленные родственники черногорцы сделали это самыми последними, и опять же не без поощрения иностранных государств.

Соотношение языков — это, по большому счету, соотношение сил. Лидером является самый сильный народ или народы (как в Швейцарии). Если у такого этноса силы убывают, то ему отказывают в доверии, возникает сепаратизм, то есть стремление отделиться от «больного» народа и создать собственное «здоровое» государство. Поэтому можно сколь угодно дискутировать по поводу государственного языка, но на деле все решает энергетика (пассионарность) государствообразующей нации. Быть сильным — означает способность обеспечить развитие всех входящих в государство этносов. Если такая способность угасает — появление сепаратизма в многонациональном государстве неизбежно.

Но в случае с украинскими националистами все проще и сложнее одновременно. Они не видят смысла союза с Россией не только из-за потери ею лидерских качеств в настоящем, но боялись его из-за их наличия в прошлом. Это заставляло сторонников «отдельного украинского народа» вести неустанную историко-пропагандистскую борьбу с Россией. Если российские общественные деятели царского и советского времени ориентировались на этническую близость с украинцами, то украинские националисты всегда искали то, что разделяет оба народа.

Бумеранг

1

Национализм — обоюдоострое оружие. Начав защищать свою нацию от чужих, легко создать ситуацию, когда «чужие» начнут защищаться с помощью своего национализма. Борясь с империализм России, Грузия и Украина сами стали империалистами, подавляющими национальное самосознание народов, волей случая оказавшихся в составе их государств. И тем пришлось взяться за оружие. Русификация, в которой обвиняли Россию, сменилась грузинизацией и украинизацией.

«Противопоставление русских и украинцев стало проблемой с началом украинского национального движения, в эпоху возникновения во второй половине XIX в. современного русского национализма. Если русская нация в представлениях русского национализма объединяла всех восточных славян, то формирование нации и национальное движение украинцев, самой крупной по численности после русских этнической группы империи, непосредственно угрожало целостности русской нации»[59].

Но точно по этой же причине — боясь за целостность Украинского государства — украинские националисты выступили против повышения национального самосознания «русскоязычных». И вместо обличаемой «русификации» стремятся к милой их сердцу «украинизации». И выдвигают те же доводы, что царская администрация: необходимость повышения степени единства государства и ликвидация источников сепаратизма. И уже не трогают былые аргументы самостийников — что укр…, то бишь русская культура — самобытна. Главное, чтоб не мешала, и черт с ней — с чьей-то самобытностью.

Пока речь идет об Украине и украинцах, слышны проникновенные слова про уважение «соседей», «европейские ценности» и «толерантность». Но как только дело доходит до прав «русскоязычных», весь заимствованный словарный запас прячется глубоко в карман и начинаются совсем иные песнопения.

Удел всех националистов — сначала обличать гонителей своего народа, а потом самим становиться гонителями.

Обвинения России зеркально повертываются к ее оппонентам.

«…Не столь существенно, признают ли международные институции голод 1932–1933 гг. в Украине именно «геноцидом» с формальной точки зрения. Важно то, что украинцы его считают именно таковым. В этом состоит как минимум их моральная позиция»[60].

Не существенны международные институции? Интересно такое слышать от «европейца». Но раз так, то население Донбасса может воспринимать боевые действия и обстрелы городов украинской армией как геноцид, и это будет их моральная позиция.

Точно так же с национальным строительством: «Вы строите свое — украинское — государство, а мы свое — Абхазию, Новороссию». Грузинским и украинским националистам такой «выверт» очень не понравился, ибо кредо национализма просто: «Нам можно — им нельзя». И призыв украинских националистов к русским «чемодан — вокзал — Россия» можно было бы поддержать на принципе взаимообразности. Если

бы, в свою очередь, «щирые» украинцы покинули Одессу, Донецк, Днепропетровск, Мариуполь и другие города Новороссии, уехав на родину — в этническую Украину. Так нет же, их лозунг: «Цэ мое и то наше». И если бы они были хорошими хозяевами — не жалко. А то ни себе ни людям…

2

От России украинский правящий класс получил бесценный дар — отвоеванные у кочевников и турок огромные территории, причем освоенные, с большими городами, сильной промышленностью и научными центрами. Москва не только преподнесла все это на блюдечке, но объединила разрозненные украинские земли в единое целое и благословила Украину на государственность. Осталось доказать свои возможности. Однако получилось то, что получилось, но вместо критического самоанализа националисты нашли громоотвод — Россию. Удержать власть это поможет, а вот превратиться в сильное, богатое государство — вряд ли. Но и для России, привыкшей к роли донора и «брата» (вспоминается плакат в больнице «Быть донором — почетно»), это должно стать уроком.

Людям, привыкшим жить на маленьком пространстве (несколько часов на автомобиле в любой конец страны), непонятно, как можно разбрасываться таким богатством, как земли, тем более благоустроенные — с городами, сельхозугодиями, заводами… Подобные щедроты воспринимались с полным недоумением. Выходило, что либо правители России высоко ценят (даже выше русских) одариваемый народ, либо Россия замаливает какие-то исторические грехи. Ни Польша с Украиной, ни Грузия с Литвой, ни любая другая страна не отдали бы ни метра отвоеванных земель. Россия теряла уважение соседей, даже не подозревая об этом. А у русских, привыкших к бескрайним просторам, было другое, «неевропейское», видение. Так, в 1809 году по мирному договору со Швецией к России отошли финские земли. Под влиянием просветительских идей Александр I даровал финскому народу не только автономию, но и наделил Финляндское Великое княжество обширными территориями, включая шведские земли на севере и карельские — на юге. Не ударив пальцем о палец, финны, никогда не имевшие государственности, вдруг получили обширное государство от Баренцева до Балтийского морей. Царю это показалось мало, и в 1812 году он отдал Финляндии Выборгскую губернию — территорию площадью примерно в 43 тысячи квадратных километров! Это те земли, за которые потом воевали с перерывами с 1939 по 1944 год. За их возвращение России пришлось заплатить жизнями многих тысяч солдат. Так что одаривание землями Украины — не единственный случай. Российские правители любили это занятие — раздаривать «Кемьска волость», как то показано в фильме Гайдая.

И какое взамен получили «спасибо»? Было авторитетно заявлено: «Мало!» Пользуясь ослаблением России в годы Гражданской войны, финны попытались захватить всю Карелию и установили границу в 40 километрах от бывшей столицы Российской империи. Возникла идея «Великой Финляндии» от Балтики до Белого моря. Чтобы подсократить аппетит, пришлось воевать. Лишь понеся большие потери, финны успокоились, поняв, как достаются территории. И это не единичный пример непонимания, откуда берутся земли в государстве. Лежащему на печке кажется, что дрова легко заготовить. Почти все республики, получившие административные границы из Москвы, считают, что их обделили. Справьтесь на сей счет у «национально ориентированного» индивида, и тот будет с пеной у рта доказывать, что границы его родины лежат вон у того горизонта — добежать только надо. Что ж, дармовщины всегда мало. (И что показательно, она обязательно возбуждает чувство неприязни к дарителю.) При этом никто не задумывается, как и что достается. Сколько крови и средств необходимо, чтобы появилось большое и сильное государство. Ведь устоявшиеся границы почти всегда результат войн. Но нацики предпочитают судить по привольно расселившимся родичам и, водя пальцем по карте, приговаривать: «Это наше, и это… ну и то тоже». Что делать: историческая память любого народа в трактовке ее национальной интеллигенции основано на простом и доходчивом принципе: «Что в рот, то гоже, что мимо рта — то в рожу».