Экспертократия. Управление знаниями: производство и обращение информации в эпоху ультракапитализма - Андрей Ашкеров

Пятьдесят лет назад Гагарин полетел в космос, а мы думали, что уже в XXI веке будем летать на звездолетах, как минимум колонизируем Марс. Но американцы даже на Луну за 40 лет еще один раз не слетали (что, кстати, ставит под вопрос и достоверность первой экспедиции).

Где новые источники энергии? Где безотходное производство? Где лазерные бластеры и «пыльные тропинки далеких планет»? Где роботы, которые полностью заменили человека на производстве и дали ему свободное время для творчества? Про «антигравитаторы» и «машины времени» даже не будем напоминать… А ведь наука не могла поставить себе целей, которых не могла бы достигнуть…

Медицина вызывает сильные подозрения в шарлатанстве, ей несколько тысяч лет, а она не научилась даже насморк лечить. Как известно и леченый, и нелеченый насморк проходит ровно за неделю. Разница в продолжительности жизни в 10–15 лет в сравнении с двумя веками ранее не впечатляет. Да, уменьшилась детская смертность и смертность от эпидемий старых, но появляются вирусы и болезни новые, и к ним медики не готовы.

Современное искусство, ранее бывшее источником социальных и гуманитарных инноваций, давно и напрочь потеряло этот статус. Люди искусства – либо маргиналы, либо удачливые медиакарьеристы, но никак не инноваторы.

В сфере религии, даже признавая некое возрождение в исламе и православии, трудно отделаться от ощущения, что святые, пророки, творцы новых религий, а не мелких сект, стали подзабывать наш мир и не появлялись уже слишком давно.

Обилие философов-постмодернистов также говорит о том, что мы переживаем скорее эпоху количества, а не нового качества. Философов было много в эпоху Просвещения, много, но ни одного настоящего. Как грибы после дождя они плодились в эпоху Возрождения. И мы сейчас с трудом вспоминаем их имена. То же количество, не переходящее в качество, было и в эпоху эллинизма.

Нет, не Тоффлер со своим «Футурошоком», а Фукуяма с «Концом истории» оказывается прав, хотя последнего засмеяли настолько, что он в ужасе сам отказался от своей концепции. И напрасно.

Как уже было сказано, препятствием для прогресса являются, как и во всякой плановой системе, ранее сделанные инвестиции. Мертвый труд «тяготеет как кошмар над умами живых». Россия, единственная страна, пережившая форсированную деиндустриализацию, имеет шанс начать с чистого листа и строить небывалое, строить будущее, а не подражать другим. Но строит ли она его, и с чего ей надо начать?

Сфера, где куется будущее, – есть сфера образования, сфера, где учится будущий народ страны. Каким он будет, такой будет и страна.

Сфера образования и науки не была упомянута нами выше, потому что о ней хочется поговорить подробнее.

Будучи студентом в конце 80-х – начале 90-х, я присутствовал при зарождении тенденции, которая сегодня в образовании господствует. Речь идет о симуляции. Мой товарищ выбрал на вступительном сочинении свободную тему. Он сам придумал название, сюжет и главных героев произведения «современного советского писателя», критически разобрал конфликт этого произведения и его «мораль». И получил пятерку. Другой мой товарищ написал диплом, в котором постоянно цитировал несуществующие, но якобы переведенные им работы современных западных социологов. Он окончил с «красным дипломом». Большое количество студентов не-отличников не были столь изобретательными, они просто заказывали старшекурсникам и аспирантам написание рефератов, курсовых, дипломов, а затем и диссертаций. Я стоял у истоков этого бизнеса и жил им почти 10 лет.

Появление Интернета придало всему этому процессу еще более гротескные формы. В Сети можно было скачивать все. Целые порталы рефератов, курсовых и дипломов. На развалах – целые коллекции дисков со школьными сочинениями, ответами на вопросы по всем видам экзаменов, в подземных переходах, в конце концов, – дипломы любого вуза страны. Сегодня существуют целые программы типа «антиплагиат», позволяющие найти источник сданных преподавателю рефератов и курсовых. Однако против хенд-мейд– или, точнее, брейн-мейд-работ эти программы бессильны. Точно так же они не способны выявить и фальсифицированные ссылки и источники, так как хороший фальсификатор вначале позаботится о том, чтобы запустить в Интернет псевдоссылки и псевдоупоминания придуманных им ранее работ и авторов.

Преподавательское сословие тоже не отстает от моды. И дело не только в вульгарном взяточничестве на экзаменах. Сама пресловутая научная жизнь сводится к повторению десятилетиями читаемых лекций, к постоянным публикациям тезисов виртуальных конференций (на которых никто не выступает и уж точно не ведет научных дискуссий), к формальным защитам, на которых все предварительно оговорено с оппонентами и рецензентами и главной фазой которых является банкет. Профессора путешествуют по межрегиональным форумам и круглым столам, собственно, тусуются в надежде получить новые связи и информацию о грантах. Выполнение этих грантов так же симулируется, и это, как ни странно, мало заботит грантодателей, которые просто осваивают фонды и часто получают откаты. Чрезвычайно распространено виртуальное соавторство, взаимное договорное цитирование и даже (высший пилотаж) раскрутка псевдопроблем, под решение которых выбиваются фонды из правительства и иных внебюджетных источников, под которые организуются псевдонаучные коллективы.[41] Получение премий, научных званий и степеней оказывается тем символическим капиталом, который превращает ученого в медийный персонаж, псевдоэксперта, который уже, пользуясь своим влиянием, способен пролоббировать любые бюджеты по любой проблеме для дружественного научного коллектива.

С развитием и становлением бизнеса в эту сферу приходит и коммерческий интерес. Ученые подписывают псевдоэкспертные заключения о полезности или вреде тех или иных материалов, продуктов питания, промышленных проектов. Организуются псевдоассоциации и институты (вроде «Всероссийской ассоциации стоматологов»), которые активно участвуют в прямой рекламе и влияют на продажи. Социологи пишут липовые отчеты для политиков и публикуют заказные рейтинги и формирующие опросы (опросы, где важна информация, содержащаяся в вопросе, а не сам ответ). Многим «открытиям» придается сенсационная форма, чтобы книги имели коммерческий успех (как вам название: «Вирус СПИДа – выдумка биологов»?), а сделанная на основе «открытия» продукция хорошо продавалась (возьмите распространенные сейчас диеты на основе группы крови). Согласно одному из исследований, большая часть публикаций в одном из ведущих западных научных журналов была написана учеными, которые непосредственно получали деньги от фондов и организаций, заинтересованных в определенных результатах исследований. Таким образом, все сказанное выше это не только наша, но и западная тенденция. Повсеместное распространение тестовой системы облегчает работу преподавателей и облегчает симуляцию студентам. Когда критерии оценки заранее известны – не надо много труда, чтобы подогнать все что угодно под критерии и требования.

Единственный действенный способ борьбы с симуляцией выглядит аморально и нелегитимно – это крайний субъективизм преподавателя. Помню, однажды один из профессоров перед экзаменами по истории философии заявил, что никаких билетов и заранее данных вопросов не будет. Он будет спрашивать все, что ему захочется, и оценивать, как ему вздумается. Невозможно было даже написать шпаргалки, пришлось учить действительно ВСЕ.

Подгонка под заданную матрицу и критерии является главным навыком современного образования, а господство матрицы и критериев тем самым только укрепляется. Это же касается и такой специфической матрицы, как псевдосенсационное разрушение «основ», которое идет повсеместно и которое не ведет ни к каким разрушениям, так как само количество таких «опровержений и разрушений» и их фантастический вид только обесценивает и дискредитирует все «разрушительные и революционные» результаты, заставляя публику искать спасение в уютной традиции (например, «творчество» лжеисториков Носовского и Фоменко только укрепляет традиционную историографию и дискредитирует все возможные действительно новаторские попытки по-иному посмотреть на исторический процесс, источники, факты).

Однако нельзя интерпретировать все эти процессы как простое подпадание науки и образования под власть капитала и политики, поскольку такое влияние на образование существовало всегда, что не мешало образованию и науке демонстрировать различные исторические формы.

Классический идеализм предполагал, что идеальное присутствует в субъекте потенциально, поэтому обучение и строилось на провокациях, на вытягивании этого потенциального, на развертывании его из «в-себе» в «для-себя». Таково, например, искусство маевтики Сократа (маевтика – повивальное искусство). Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой, помогающей внутреннему проявиться вовне. Он использовал для этого метод вызовов-вопросов-провокаций. Естественно, что педагог (т. е. тот, кто ведет ребенка) при устраивании этой системы вызовов-провокаций должен руководствоваться целью, заранее заданным образом. Достигший этого образа считался «образованным». Сократ не скрывает, а напротив, громогласно заявляет (например, в «Алквиаде»), что целью образования является юный будущий гражданин и политический деятель полиса. Римляне, преклонявшиеся перед греческой ученостью, просто брали образованных греков за образец. Образец «образованного человека» включал в себя перечень непременных атрибутов. Путем подражания и дрессировки человек просто должен был копировать эту модель. «Всякий образованный человек должен знать, уметь, увидеть, прочитать то-то и то-то» – вот формула этой педагогики. Быть необразованным немодно, непрестижно, постыдно. Но чтобы включить эту мотивацию, предварительно должны быть уяснены символические различия между модным и немодным, высоким и низким, должна быть интериоризирована политическая властная иерархия.