Чужая в чужом море - Александр Розов

— Просто стараюсь понять, чем район Бристоля для вас лучше других мест на планете.

— Не поймете, — сообщил Линкс, делая еще пару глотков, — потому что не лучше. Честно говоря, после событий в университете и в семье… Вы, вероятно, читали мое досье?

— Да, — подтвердил разведчик.

— В таком случае, вы не удивитесь, услышав, что мне там опротивело абсолютно все.

— Не удивлюсь.

— …Но это не значит, — продолжал доктор, — что мне совершенно все равно где быть и что делать. Вчера мне было все равно, но сейчас — другая ситуация. Понимаете?

— Конечно, понимаю.

— В таком случае, какого черта вы держите меня в неизвестности?

С противоположного сидения подал голос «чистокровный папуас»:

— Между прочим, док, я выкачал ваших чертей. И вообще все выкачал. Там, по ходу, не только черти. Мне все можно смотреть или только чертей? Ну, мало ли…

— Смотрите все что хотите, Уфти, — ответил Макс и вернулся к разговору с Нонгом, — так вот, мне, как и любому человеку, я полагаю, хочется знать, зачем меня куда–то везут.

— Так триффиды же!

— Это я уже слышал. Триффиды. Украденный архив. Украденный я. И что дальше?

— А дальше, увы, — Нонг развел руками, — Мне не хватает знаний по биологии, чтобы это объяснить. Обещаю: как только отпадет необходимость в радиомолчании, я тут же дам вам поговорить с человеком, который все объяснит на научном языке.

— И когда отпадет эта необходимость?

— Сейчас скажу точно. Рон, сколько нам осталось до Северного тропика?

— Примерно полтора часа, — послышалось из пилотского кресла.

— При чем тут Северный тропик? – поинтересовался Макс.

— Это Meganezian red frontier, — ответил Нонг, — Мы немного нахулиганили в Британии, а после этой линии мы под прикрытием своих ВВС, и можем больше не маскироваться.

— Так. Эту часть я понял. Допустим, есть специальные вопросы биологии. Но вопрос: на кого и с какой целью я, по вашей мысли, должен работать, это уже не биология.

Вьетнамец поднял ладони перед грудью и, четко разделяя слова, произнес:

— Доктор Максимилен Лоуренс Линкс, в Меганезии вы никому ничего не должны. Вы можете работать, на кого хотите, или лично на себя. Правда, от вас потребуют уплаты взносов по месту деятельности, но в другой стране вы платили бы налоги. А если вы решите уехать в другую страну, это ваше право по Хартии, и вас никто не задержит.

— Вот теперь я точно ни черта не понимаю, — вздохнул Макс, — значит, на Футуна я могу выйти из вашего самолета, доехать до ближайшего аэропорта…

— Можете даже дойти, — сказал Нонг, — от Колиа до аэродрома Веле три мили.

— Или дойти, — повторил доктор, — Но у меня нет денег, и я не смогу улететь, так?

— Не так. Если вы захотите улететь, то идете 3 мили в другую сторону до Малаае, а там заявляете в суд. Суд немедленно отправит вас, куда вы скажете, а все расходы спишет с бюджета разведки. Меня лично оштрафуют за самоуправство.

— Но у меня и документов нет.

— Тем хуже для нас. Необходимые вам документы суд восстановит за наш счет.

— Про кокосовое молоко не забывайте, — вмешался фельдшер, — надо выпить всю кружку.

Доктор Линкс кивнул, сделал глоток, и спросил:

— Значит, вы рассчитываете, что я не пойду в суд, и не потребую отправки назад?

— Да, — коротко ответил разведчик.

— Черт знает что, — проворчал Макс,

— E foa! – крикнул Рон, — смотрите налево и вперед, там Мидуэй. Красота!

Атоллом любовались почти полчаса. Его лагуна была похожа на салатное сердечко, нарисованное на сине–серой поверхности океана. Два островка на рифовом барьере с такого расстояния выглядели яркими темно–зелеными треугольничками.

— Футуна и Алофи все равно красивее, — заявил потом Уфти, — вот красивее, и все тут!

— А красивее атолла Кваджалейн вообще ничего в мире нет, — между делом, припечатал Керк, сменяя Рона за штурвалом.

— Вот не надо! — возмутился Уфти, — Самый большой не значит самый красивый. Если хочешь знать, красивее всего остров Раиатеа. Эстетический факт!

— Для меня самое прекрасное место в мире это атолл Такунаилау, — твердо сказал Нонг.

— Это другое, — серьезно возразил Рон, — Это психология. Для нас Такунаилау, это как…

— Как для Нонга его Тхай, — не оборачиваясь, договорил за него Керк.

— При чем тут моя жена? — спросил вьетнамец.

— При том. Ты на нее смотришь субъективно. Другая женщина для тебя менее красива, просто потому, что она — не Тхай.

— Керк — фрейдист, — фыркнул Рон, — Он считает кольцевой атолл женским символом.

— Он умную вещь сказал, — заметил Нонг.

— Ага! — согласился Уфти, — Фрейд бы скис от зависти, правда, док Линкс?

Макс Линкс пожал плечами.

— Если честно, то я не уловил предмет спора.

— Типа, мы участвовали в гуманитарной операции на этом атолле, — пояснил тот, — У нас всякие воспоминания по этому поводу… Кстати, док, вы бы глянули на своих чертиков.

В блокнотике были не только чертики. Там имелся очень условный набросок, о котором Макс не помнил, но до него моментально дошло, что это. Генный трансфер с участием материала морских водорослей и папоротников. Вероятно, когда он рисовал, то имел в виду что–то этакое. Но что? «Разберусь в более спокойный момент», — решил он. Кроме того, в блокнотике был коротенький текст. Трехстишье в стиле японского хокку.

It's crash in the skyHopelessly and brightlySmall star falling down

— Ваше, док? — спросил Рон, посмотрев на экран.

— Мое.

— Под очень хреновое настроение писали?

— Даже не передать, — хмуро сказал доктор Линкс

— Эй–эй, куда вас понесло? — вмешался Уфти, — Жизнь прекрасна! Керк, я возьму укулеле, пока ты все равно крутишь бублик?

Скандинав кивнул, и «чистокровный папуас» взял мини–гитару, пробежался кончиками пальцев по четырем струнам, что–то чуть–чуть подстроил в инструменте, и объявил:

— Разминка: фольклорная папуасская баллада о любви большого старого синего кита и маленькой юной светящейся глубоководной каракатицы, в моем переводе на basic–en.

…

Он пел песни одну за одной, с невероятной легкостью, и Макс подумал, что этот парень относится к категории людей, для которых петь так же естественно, как дышать. Потом раздался тональный сигнал из динамика. Керк коснулся тюнера, сделав звук чуть ли не вдвое громче, выбросил вверх руку со сжатым кулаком, и крикнул:

— Joder! Мы сделали это!

Рон и Нонг затопали и заулюлюкали, а Уфти, ударяя по струнам, продекламировал:

That the speedy dark–brilliant dragon comes,Nithhogg flying from dark peacks Nithafjoll,Platoon of strong men on his wings he bears,The serpent bright, that’s the line of airwall!

— De puta madre! Ты извратил вису из Старшей Эдды! — возмутился Керк.

Впрочем, видно было, что возмущение наигранное. Уфти подмигнул, отложил укулеле и двумя ладонями с растопыренными пальцами показал ему «длинный нос», как делают в детских играх. Доктор Линкс, в полном недоумении смотрел на это веселье, не понимая его причины. Нонг, успокоившись первым, тронул его за плечо и объяснил.

— Все радуются, что мы уже дома. Мы хорошо сделали работу, вернулись, всем весело, и поэтому Керк кричит, машет руками и ругается с Уфти.

— Я ругаюсь потому, что этот папуасский лже–скальд извратил культурно–ценный текст.

— Я классно перевел, — возразил Уфти, — а этот агрессивный грубый исландский дуболом ругается потому, что сам не умеет литературно переводить свой родной эпос.

— Перевел он, как же! — скандинав презрительно фыркнул, — Особенно последние слова.

— А что? – невинно спросил Уфти, — Викингам были знакомы смерчи, отсюда airwall.

— Вы его не слушайте, док. «That’s the line of airwall» это сообщение борт–компа, — Керк постучал по панели перед собой, — Нас лоцировал пограничный дрон ПВО, мы вошли в охраняемое воздушное пространство Меганезии. А Уфти – фальсификатор.

— Я популяризатор эпоса, — возразил тот, — Знаете, док Линкс, миф «Makemake o–o toona kohu» в моей обработке даже опубликовали во французском «Revue historique». Потом, правда, они написали, что это была ошибка, но тем не менее…

Макс покачал головой.

— Извините, Уфти, но я не знаю океанийских языков.

— Это на диалекте Рапа Нуи значит: «Как первый бог вошел в свою тень». По ходу, он со своей тенью занялся сексом, и от этого у нее родилась вселенная. Жизнеутверждающий древний миф. К тому же, его можно петь, вот послушайте, — он снова взял укулеле, спел короткую песенку на мелодичном языке, похожем на гавайский, и спросил: — ну как вам, док? Вот честно скажите: правда, классно?

— Красиво, — согласился доктор Линкс, — жаль, что я не понимаю слов… (он повернулся к Нонгу)… мы договаривались, что как только окажемся на территории вашей страны, вы дадите мне поговорить с человеком, который может объяснить мне суть дела.