Резервация - Антон Сибиряков

кирпичом. Под сводчатым потолком тянулись вены труб и сухожилия стальных тросов. Вода тут стояла по настенные плафоны, привинченные на уровне падуги. Гай попытался ухватиться за трубу под потолком, но не сумел до нее дотянуться. Своды тут строились высокими, коробовыми, чтобы выдержать вес давящей сверху земли. Вопреки всему – тоннель не был погружен во тьму. Где-то впереди с потолка лился тусклый свет. Над поверхностью затхлой воды он превращался в зеленоватое свечение.

Гай развернулся к трубе, из которой его выбросило. Черная дыра в потолке – не дотянуться. Он подождал немного, прислушался. Где-то капала вода. И больше ничего. Никаких звуков.

– Блядь!

Он осторожно поплыл в сторону света, сочащегося с потолка. Зачерпнул рукой и задел что-то мягкое, обволакивающее. Дернулся, обернулся. Замахнулся прутом. На поверхности плавала детская кукла – он задел ее волосы. Запутался в них распухшими пальцами.

– Господи… тварь!

Гай поплыл дальше, стараясь не думать, что под ним мертвецы. Он поджимал ноги, как мог, чтобы не задеть их голов. И все же ему казалось, будто он касался мысками туфель набрякших, полуразложившихся лиц.

– Что за срань? – шептал он сам себе, вспоминая покрытые илом трупы. – Что за срань тут творится, боже?..

Свет был ярким – золотистый призрачный столб, уходящий на глубину. В нем кружились пылинки. А может мошкара. Гаю было все равно. Он вплыл в этот свет, зажмурился, подняв глаза, и сквозь прищуренные веки разглядел в потолке зарешеченное отверстие. Где-то там, высоко-высоко, плыл кругляк желтого света, как будто обмылок солнца в ветреный день. Гай прислушался. Наверху завывал ветер. Буря все еще была в разгаре.

– Тут не выбраться… – прошептал он. – Не выбраться…

Вода была холодной, от нее поднимался пар. Гай почувствовал, как немеют пальцы на ногах. Завертел головой в поисках выхода, задышал быстрее, бултыхнул руками – раз, второй, третий – чтобы согреться.

Это был тупик – огромный резервуар с затхлой водой. Аквариум, полный дохлой рыбы.

– Черт… – Гай болтнул ногами, стараясь разогнать застоявшуюся кровь. Он попытался собраться с мыслями. Оглянулся к трубе, которая привела его в этот заброшенный коллектор. С Антоном что-то стряслось, иначе он бы давно бултыхался рядом, с заложенным носом и дрожащими губами. Этот гребаный бункер был озлоблен и выжжен войной. Все коридоры и двери, столы, кровати и стулья в нем были пропитаны запахом гари. Ненависть чернела, как сажа и вымазаться в ней было проще простого. Не было в этих коридорах милосердия, не было воды очищения, кроме той, в которой сейчас барахтался Гай. Но в ней находилось столько трупного яда, что и она оказалась отравлена ненавистью.

Дальняя часть туннеля была погружена во мрак. Гай подплыл к ней, цепляясь рукой за выступающую падугу. Он все еще сжимал окоченевшими пальцами заржавелый металлический штырь от кровати. Кирпич здесь был таким же скользким и холодным, как и в освещенной части тоннеля. Таким же твердым. И глухим.

– Они не могли… – выдыхая пар, шептал сам себе Гай. – Он должен… куда-то вести… Этот тоннель… они не могли…

Рука соскользнула с кирпича, и он ободрал себе пальцы. Но не ощутил боли, а кровь оказалась еще холоднее, чем вода. Она текла по онемевшим пальцам, по ладони, и он чувствовал, как она обжигает кожу.

Гай вспомнил, как они с Антоном, там, наверху, одуревали от жары. Сидели в служебном седане и боялись приспустить стекла, потому что снаружи было еще жарче, чем внутри. А их рубахи можно было выжимать от пота. А теперь он замерзал под землей, в каком-то заброшенном канализационном коллекторе, один посреди кучи утопленников. И ничего не мог с этим поделать.

Рис с рыбой. И бутылка вина. Он мечтал поужинать всей семьей, уложить детей спать, а после оттрахать свою жену в душе. Схватив за мокрые волосы, прижать к стене и задать ее заднице трепку. Он не хотел умирать тут, в этом грязном тоннеле, не хотел становиться частью этой мертвой воды, не желал отдавать ей свое тепло. И поэтому все еще цеплялся за скользкий от слизи выступ, продвигаясь в темноту.

Резервация выворачивала любого, кто попадал в ее лапы. Как мешок для сбора пыли из допотопного пылесоса. Гай знал это. Все проблемы, которые копились годами в сытой и прекрасной Европе, тут превращались в пыль, которую уносил жаркий ветер. И не оставалось ничего, кроме одной-единственной проблемы. Выжить.

Впереди, в темноте, что-то зашуршало, захлюпало и плюхнулось в воду. Гай остановился, подняв прут над головой.

«Крысы!» – мелькнуло в голове.

Крысы ныряют к телам, и прогрызают в них дыры. Жирные, волосатые твари с черными бусинами глаз. Отъевшиеся в этой смрадной кормушке. Их голые хвосты в воде похожи на змей – вьются тошнотворными кольцами.

Гай затаился. Но все было тихо, и он медленно двинулся дальше. Он понимал, крысы должны были откуда-то приходить. Надеялся, что сможет протиснуться в этот лаз. Он пополз бы среди крыс, лишь бы выбраться из этого места.

И вдруг он замер. Откуда-то из темноты донеслись голоса. Тихие, больше похожие на эхо.

Гай проплыл еще немного, держась за кирпичный выступ, и уткнулся в стену – тут тоннель заканчивался тупиком. Он пошарил руками, но преграда была глухой. Он двинулся вдоль стены, обшаривая кладку на ощупь, и неожиданно его рука провалилась в пустоту. Он потерял падугу, за которую держался и моментально оказался под водой. В холодной темной бездне, вмиг сделавшей его слепым. Гай протянул руки, пытаясь нащупать стену, и уперся ладонями во что-то мягкое. В панике он принялся размахивать руками снова и снова, но куда бы ни ткнулись его ладони, они попадали во что-то мягкое и теплое. Погружались в это, становились этим. И когда он уже принялся задыхаться, вода выбросила его на поверхность, как поплавок и он с кашлем принялся отплевываться и глотать спертый воздух. Это были трупы. Там, внизу. Трупы и крысы. Гай понимал это. Там, под ногами, копошилось нечто, сотканное из живого и мертвого. Какая-то безумная, плотоядная тварь, ставшая этим местом, этой ядовитой водой и прогнившей насквозь тьмой. Гай выбросил руку с прутом вперед, туда, где обнаружил дыру в стене и услышал металлический лязг. Это была труба! И оттуда, из этой трубы доносились чьи-то голоса! Там было спасение, и он вцепился в него, как мог. Вонзил прут в темноту, поперек стенок трубы, как перекладину и подтянулся из последних сил. Вскарабкался по жидкому месиву, покрывавшему трубу, поджал ноги, желая скорее вылезти из ужасной воды. Он лежал в трубе, стараясь