РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма» - Вадим Медведев

К концу июля все же был выработан компромиссный вариант заключения комиссии, который, впрочем, больше отвечал требованиям прибалтов. Имелось в виду опубликовать его к 50-летию советско-германского пакта и нападения гитлеровской Германии на Польшу как промежуточный итог работы комиссии.

Яковлев счел нужным доложить о нем Политбюро ЦК. После обмена мнениями, состоявшегося 31 июля на заседании Политбюро, документ не был одобрен. Политбюро высказалось за то, чтобы продолжить поиск приемлемого решения.

Мотивы и аргументы приводились разные, в том числе и тот факт, что для аннулирования протоколов нет юридических оснований, ведь подлинника нет, протоколы не ратифицированы и нигде не фигурировали. Проект достаточно ясно формулировал лишь признание, осуждение и аннулирование секретных протоколов, а в оценке основных договоров был недостаточно ясен и убедителен.

Хочу сказать о своей позиции, ибо она в некоторых дальнейших комментариях прессы была передана «с точностью до наоборот». Что касается секретных протоколов, то я высказался за разграничение юридической стороны дела, связанной с отсутствием подлинников, и фактической историко- политической оценки вопроса, а именно за то, чтобы согласиться с предлагаемым комиссией признанием факта существования секретных протоколов и их осуждением как отхода от ленинских принципов внешней политики.

Далее я выступил за то, чтобы оценка протоколов не заслоняла общей сути советско-германского пакта и давалась не только и не столько с прибалтийского угла зрения, а имела в виду и польский, и украинско-белорусский, и молдавско-румынский, и финляндский аспекты, более того – в общем контексте европейской и мировой политики того времени. Из обсуждения этого вопроса в комиссии могло создаться представление, что договоры 1939 года и заключались чуть ли не для того только, чтобы прихватить Прибалтику. Я высказался и за то, чтобы разграничить оценку Договора от 23 августа о ненападении и Договора от 28 сентября о дружбе, что также не было сделано в заключении комиссии.

Я считал также, что не следует жестко увязывать договоры и протоколы 1939 года с вхождением Прибалтийских республик в состав Союза в 1940 году. Хронологическая последовательность событий не означает их предопределенности. Финляндия также была включена протоколами в сферу советских интересов, но она не утратила своей независимости, правда, это стоило ей тяжелой войны с Советским Союзом. Нельзя не учитывать и того, что за год военно-политическая обстановка в Европе изменилась коренным образом. Советским ультиматумам прибалтийским правительствам 1940 года непосредственно предшествовал разгром Франции. Фашистские войска вторглись в нее через нейтральную Бельгию. Разве не ясно было в свете этих событий, что нельзя оставлять не прикрытым для германского вторжения прибалтийский фланг нашей страны? Хотя это, конечно, отнюдь не оправдывает грубых насильственных действий сталинского руководства по отношению к законным правительствам Прибалтийских республик.

В целом я высказался за публикацию документа комиссии после его доработки. Но события приняли неожиданный поворот. Ю. Афанасьев и группа членов комиссии выступили против ее председателя и предали огласке предварительный текст заключения…

Все же Яковлеву удалось возобновить работу комиссии и примерно через пять месяцев представить 2-му съезду народных депутатов проект постановления «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года». На Политбюро проект на этот раз не обсуждался. Многие замечания и соображения, высказанные на Политбюро 31 июля, были учтены.

Проект приобрел более взвешенный характер. Но и в таком виде подвергся острой критике консервативных депутатов и при первом голосовании не набрал необходимого числа голосов. Лишь после еще одной компромиссной доработки и приведения аргументов, подтверждавших существование протоколов, постановление было принято съездом.

В пункте 7 постановления говорилось: «Съезд народных депутатов осуждает факт подписания секретного дополнительного протокола от 23 сентября 1939 года и других секретных договоренностей с Германией. Съезд признает секретные протоколы юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания».

Так через два с половиной года после первой попытки вопрос о секретных протоколах, лежавший тяжким грузом на плечах советского руководства, был решен, правда, уже в более сложной политической обстановке.

Катынь

Суть Катынского дела, если излагать его кратко, сводится к следующему. В апреле 1943 года германское радио сообщило, что неподалеку от Смоленска в катынском лесу обнаружены трупы 10-12 тыс. польских офицеров. По указанию Гитлера была создана международная комиссия из представителей союзных Германии и оккупированных ею стран, а также Швейцарии. После выезда на место и вскрытия нескольких захоронений комиссия объявила свое заключение: польские офицеры расстреляны большевиками весной 1940 года.

Чуть позже гитлеровцы привезли в Катынь комиссию польского Красного Креста так называемого Краковского генерал-губернаторства, которая произвела эксгумацию в общей сложности 4 тыс. 243 трупов. Работы велись силами советских военнопленных до 500 человек, которые были затем расстреляны немцами.

Комиссия засвидетельствовала, что все осмотренные ею жертвы были убиты выстрелами в затылок, на всех документах, в записных книжках, дневниках и газетах не стояла дата позднее чем июнь 1940 года. По совокупности признаков, в частности по молодой поросли сосны на месте захоронения, комиссия польского Красного Креста сделала вывод, что расстрел был произведен весной 1940 года. Эксгумированные трупы были идентифицированы как польские интернированные офицеры из лагеря в Козельске.

К материалам расследования была приложена записка, найденная в останках майора Сольского и датированная 9 июня 1940 г. В ней говорилось: «Группы польских офицеров прибыли в Смоленск в три часа утра. Около пяти часов был объявлен подъем, и нас вывезли на тюремных машинах в небольшой лес, который выглядел как дачная местность, где у нас отобрали обручальные кольца, часы и, кроме того, ремни и перочинные ножи. Что с нами будет?»

Жители близлежащих деревень, по сообщению комиссии польского Красного Креста, показали, что весной 1940 года в катынском лесу, в который доступ населению был закрыт, постоянно слышались звуки выстрелов.

Вместе с тем из материалов комиссии следует, что немцы старались не дать никому из поляков возможности долго знакомиться с обнаруженными документами или оставлять их у себя. Гитлеровцы особенно заботились о том, чтобы у поляков не было никакой возможности припрятать извлеченные из тел пули. Оказывается, все они были немецкого производства. Катынское дело подхватила геббельсовская пропаганда. Была издана специальная книга «Материал о массовом убийстве в Катыни», в которую вошли акты о вскрытии трупов, показания жителей близлежащих деревень и другие материалы, развернута массированная кампания по дискредитации Советского Союза по радио и другим каналам.

Почему вопрос был поднят почти два года спустя после оккупации немецко-фашистскими войсками Смоленска? Дело в том, что Сталинградская битва положила начало коренному перелому в ходе второй мировой войны. Фронт начал неумолимо приближаться к границам Польши.

Гитлер решил использовать Катынское дело для внесения раскола в отношения между СССР и польским эмигрантским правительством в Лондоне, которые к тому времени заметно осложнились из-за вывода из СССР в Иран 75-тысячной польской армии генерала Андерса и в какой-то мере сказались на отношениях с западными державами. И действительно, Катынское дело привело к разрыву дипломатических отношений между СССР и кабинетом В. Сикорского.

В сентябре, после того как Красная Армия освободила Смоленск, решением правительства СССР была создана специальная комиссия по установлению обстоятельств расстрела в катынском лесу польских пленных офицеров.

Комиссию возглавлял академик Н.Н. Бурденко, а в ее состав входили: писатель А.Н. Толстой, митрополит Николай, академик В.П. Потемкин и другие. Результаты работы комиссии были опубликованы в январе 1944 года. Комиссия дала другую версию трагедии в Катыни, согласно которой в Смоленской области до нападения Германии на Советский Союз находился лагерь для военнопленных поляков. В лагере было 11 тыс. человек, которые были заняты на дорожно-строительных работах. Во время отступления Красной Армии поляков не удалось эвакуировать, и они попали якобы в руки гитлеровцев, расстрелявших польских офицеров осенью 1941 года.

Было эксгумировано 925 трупов. Единственное совпадение с выводами комиссии польского Красного Креста состояло в том, что расстрел производился из немецкого оружия выстрелами в затылок. Показания жителей близлежащих сел на этот раз свидетельствовали о расстреле поляков осенью 1941 года. Упоминалось о документах, найденных в захоронении и относящихся к периоду от 20 ноября 1940 г. до 20 июня 1941 г. Но их тексты или фотокопии так и не были опубликованы.