Профессиональный оборотень - Андрей Белянин

— Подожди, ты, кажется, что-то забыла, девочка.

Обернувшись, я увидела в ее руках узкий белый конверт, извлеченный из-под подушки. Я удивленно вскинула брови и, взяв конверт, вышла из комнаты. На лестничной площадке я лихорадочно сломала сургучную печать (на ней был отпечаток волчьей лапы) и, развернув бумажный лист, прочла:

«Здравствуй, крошка! Я бы хотел начать иначе, например: „Милая Жаннет, привет тебе с Ривьеры — курортик тут ничего себе, бывает и похуже“, но на самом деле до Ривьеры доберусь только к завтрашнему вечеру. Я был вынужден как-то инсценировать свою трагическую гибель, прости, если заставил тебя пережить несколько неприятных мгновений. Пришлось пожертвовать собратом Волком — нас ведь тут несколько жеводанских оборотней. И все мы со своими претензиями… Ты сумела обратить одного из них на праведный путь, и это немало. А тот, кого застрелил твои брат, пролил слишком много крови, и мне ничуть не жаль этого серого маньяка. Я еще вчера знал, что ты скажешь мне сегодня утром, поэтому и не пришел за ответом. Хотя надеялся до последнего… Засим остаюсь самый преданный твой поклонник, просто Волк, бывший жеводанский оборотень».

Я спрятала письмо поглубже в декольте и поспешила к ребятам. Мы в последний раз прошли по деревенским улицам, взошли на пригорок, на котором очутились по прибытии сюда, и Алекс нажал кнопку на своей машинке, которая за доли секунды переправила нас на Базу. А на сердце было так легко и радостно, как никогда…

* * *

Три дня после возвращения из Франции мы жили на Базе и, если это можно так назвать, отдыхали. Большую часть времени я с агентом 013 проводила в обширной библиотеке за изучением материала, касающегося нашего следующего задания — мертвого младенца-убийцы с Чукотки, зовущегося в простонародье ангъяк. Но мысленно я частенько возвращалась во Францию. Конечно, можно было рассказать командору, что жеводанский Волк жив, вернее, что один из нескольких жеводанских оборотней сбежал. Но имело ли это смысл? Наш маленький отряд пустили бы по его следу сразу же. Я бы получила взбучку за то, что раньше не рассказала об относительно близком знакомстве с Волком. И Алекс бы не поверил до конца в то, что подсказывала мне женская интуиция — я знала, что жеводанский Волк (тот, с кем я была знакома) больше никогда никого не убьет, поэтому в его физическом уничтожении не было необходимости. Алекс, будучи профессионалом, не позволил бы себе положиться на мои слова и предпочел бы просто убить Зверя, чтобы уже не возникало сомнений о его возможном возвращении к преступному прошлому. Если разобраться, мы прекратили разбойную практику целых двух жеводанских Зверей! А ведь по плану предусматривался один, потому что никто не знал о существовании других и не знает до сих пор. Нет, естественно, до того момента, как убийства продолжатся, — тогда у нас есть шанс снова вернуться во Францию для окончательной зачистки «волков» в районе жеводанских гор. Хотя, с другой стороны, иногда мне казалось, что Алекс с профессором догадываются, что история с Волком не так проста, но почему-то предпочитают оставлять свои мысли при себе. «Ну и ладно, не буду сейчас ломать себе над этим голову», — решила я, заметив пристальный взгляд котика.

— Что, снова витаешь в облаках? — добродушно мурлыкнул он, подкручивая усы, чтобы скрыть ухмылку. — Сегодня тебя с утра Стив искал.

— А где была я? — разочарованно протянула я.

— Ты флиртовала с синелицым, набиваясь к нему в друзья, чтобы он отдельно для тебя готовил вишневый компот с кленовым сиропом. Ишь ты какая! — восхищенно протянул Мурзик, неожиданно сменив тон. — Я себе лишний стакан сметаны не рискую заказать…

— Куда тебе еще? Для тебя лишний стакан сметаны — это смерть от ожирения! Я еще удивляюсь, как ты умудряешься лопать каждый день столько жирной пищи, обычный домашний кот давно бы лопнул.

Как и следовало ожидать, агент 013 надулся и игнорировал меня все утро; примерно в таком ключе и прошли все эти три дня: мы с котом то мирились, то ссорились. Условия проживания здесь были недурственные, однако некий спартанский уклон все же чувствовался — горячую воду давали нечасто, койки были узкие и довольно жесткие, стены в серых тонах. По вечерам мы с котом резались в шахматы в его с Алексом номере. Сам «спаситель человечества» в это время был занят более серьезным делом — писал рапорты и отчеты. Я мухлевала по мелочи, в том смысле, что не ныкала ничего, кроме пешек. Их я прятала под себя — сидеть становилось неудобно, но внутреннее удовлетворение перекрывало все. Кот деланно возмущался:

— Где моя пешка?

— Это ты у меня спрашиваешь? — нарочито удивленно восклицала я с видом оскорбленной невинности. — Кто хозяин твоим пешкам? Ты или я? Я твоих не пасу, а своих пересчитываю, мало ли что можно ожидать от партнера, пусть даже такого честнейшего кота, как ты.

Пусик, ворча, вынужден был продолжать игру. Но когда к концу партии я получала шах, а потом и мат, наступало время торжествовать коту, а мне кусать губы и молча выслушивать колкости от своего «добрейшего» товарища о среднем коэффициенте женского интеллекта, женской логике и т. д.

Вечером накануне отбытия на Чукотку для выполнения новой операции наш маленький отряд провел совещание в библиотеке. Перед нами лежали распечатки материалов, касающихся очередного дела; как я упоминала, это был ангьяк — мертвый младенец-убийца. Кот традиционно изложил обстоятельства дела. Глядя на нас с Алексом поверх очков (исключительно для солидности! Так профессор смотрит на студентов), он начал речь:

— Данное существо, в которое превращается после смерти младенец, среди эскимосов на Чукотке зовется ангъяком. Однако оно встречается и в Скандинавии — там его называют утбурд, и ничем, кроме имени, от ангьяка он не отличается. В Большой энциклопедии духов вкратце о нем говорится так: «Ангьяки — это духи младенцев, которых родители оставили умирать, предварительно дав имя, потому что не могли прокормить, или кого бросили незамужние матери». Ангьяк довольно долго копит силы, а затем начинает нападать на одиноких путников, кроме того, мстит тем, кто оставил его умирать. Иногда будущая жертва непосредственно перед нападением получает предупреждение — слышит крик ангъяка или видит белую сову. Но даже в этом случае шансов на спасение у потенциальной жертвы маловато, потому что ангьяк очень быстр и силен. Поначалу рост у него как у двух-, трехлетнего ребенка, но он может вырасти и с маленькую ярангу. Эскимосы их давно не видели, но несколько месяцев назад один появился.

— А чукотские шаманы что, ничего не могут с ним поделать? Ради чего их местные жители содержат, шаманов этих? — сердито высказалась я, не очень-то меня грело тащиться на Крайний Север. При одной мысли о столь радостной перспективе заранее пробивал озноб.

— Неужели холодно? — удивился Алекс. — Батареи вроде горячие.

Я смерила его взглядом очковой змеи.

— А что, в другое место нельзя? Скажем, куда-нибудь на Канары… Там, случаем, не завелись крабы-людоеды? — обратилась я к коту. Тот хмыкнул и постучал себя по лбу:

— Ха, милочка, такие тепленькие местечки сразу разбирают. Или это от удачи зависит, я не знаю. Нам обычно достаются дела со вторых рук, с которыми до нас никто не смог справиться, дела, проваленные другими спецотрядами.

— Ого, значит, вы лучшие из лучших?! Приятно было услышать, глядя на вас, не скажешь, я бы сама вряд ли сообразила без подсказки, даже если бы всю жизнь с вами проработала. Ах, ах, ах, ну кто бы мог подумать! — нарочито восторженным тоном пропела я.

Лица моих товарищей приняли самые убийственные выражения, но остановиться было уже не в моих силах. Огромным усилием воли я постаралась переключиться на другую тему:

— Слушай, агент 013, у тебя восхитительное прозвище. Но звучит как-то официально, или еще хуже, как порядковый номер, мне почему-то хочется верить, что у тебя есть другое, настоящее имя!

Алекс вздохнул — дескать, сейчас начнется и настороженно покосился на кота, а тот уже задрал хвост трубой, надувшись от важности:

— Да у меня много настоящих имен — Непобедимый Воитель, Уничтожитель Монстров, Сумеречный Ужас, Стальной Коготь, Железный Нерв, Очень Мудрый Язык и еще многие другие. Так меня называли освобожденные мной от тяжелого гнета нечисти люди, испытывая глубокую благодарность и благоговение, — скромно признал кот. Теперь я понимала, почему Алекс предпочитал звать его агент 013. — Ты можешь выбрать среди этих замечательных имен любое и звать меня, как тебе заблагорассудится.

— Да ну! Правда? — удивилась я. Серый хвастун насторожился, заметив хитрый блеск в моих глазах, но было уже поздно. — Тогда я буду звать тебя усипуси толстун!

С этими словами, умильно улыбаясь, я протянула к нему руку, как будто собираясь почесать за ухом. Кот испуганно шарахнулся и скатился со стула, но, быстро оправившись, принял вид оскорбленного достоинства. Я торжествовала, командор укоризненно смотрел на меня. Под его взглядом я потерялась и даже неожиданно почувствовала нечто похожее на укор совести — редкий человек может иметь на меня такое влияние.