Билет в один конец. - Борис Громов

— Думаешь, до стрельбы дойдет? — настроение у ходока упало ниже некуда, ведь только что на эту тему думал, и вот тебе пожалуйста…

— Не хотелось бы, — морщится и отрицательно качает головой командир наемников. — Убогих обижать — нехорошо, меня так еще в детстве учили. Но и стрелять в себя безнаказанно мы не позволим. Ладно, пойду, поговорю со здешним курбаши.

Михаил натянул поверх оливковой, в темных разводах пота, футболки свою «подвесную», поправил немного съехавшую набедренную кобуру со «Стечкиным», перекинул через голову ремень автомата и воткнул в левое ухо «таблетку» наушника, проводок от которого уходил за плечо, к закрепленной в специальном подсумке портативной радиостанции. Потом повернулся в сторону замерших в ожидании команды наемников:

— Так, мне три «тройки» нужны, прямо сейчас, в полной экипировке. До моей команды сидеть в вагоне и наружу носа не совать. Как скомандую — выпрыгивайте наружу и изображайте свирепых и очень плохих мальчиков. Но! Огонь — только в случае крайней необходимости. Рус, хватай «Винторез», он красивый и выглядит внушительно, со мной пойдешь, за переводчика. А то, мало ли, может тут русский за тридцать-то лет окончательно забыли.

— А можно и мне с вами? — как-то само вырвалось у Володи.

— Тебе? — Тюкалов с сомнением окидывает ходока взглядом. — Ладно, можно. Тебе с твоей работенкой еще не раз с самыми разными людьми и в самых разных ситуациях и обстоятельствах общаться. Пригодится…

Заходящийся в свисте паровоз, наконец, остановился, несколько раз напоследок пыхнув клубами белоснежного пара. Михаил и Руслан легко выпрыгнули из вагона и зашагали по осыпающейся у них под ногами песчаной насыпи в сторону паровоза и замершей перед ним цепочки вооруженных всадников. Подхватив со своего места автомат и «подвесную», Володя бросился вдогонку.

Увидев неспешным шагом направляющуюся к ним вооруженную троицу, только что о чем-то на повышенных тонах общавшиеся с машинистом всадники слегка попритихли. Вид спокойных и крепких мужиков, уверенно и привычно держащих в руках явно не простое оружие их первоначальный пыл явно охладил.

— Так, и что здесь, собственно говоря, происходит?

Громко произнеся это, Михаил коротко хмыкнул, словно вспомнил что-то забавное. В ответ раздался многоголосый гвалт кочевников.

— Что, по-русски никто не говорит?

Хорошо поставленный командный голос Тюкалова легко перекрыл тарахтение всадников, и те окончательно затихли, пытаясь сообразить, чего вообще можно ожидать от этого странно ведущего себя, и совершенно их не боящегося большого и явно сильного человека.

— Значит никто… — словно в задумчивости повторил Михаил. — Ладно, зайдем с другой стороны. Дружище, ты с ними вроде общался, перевести сможешь?

Машинист, воспринявший их появление с явным облегчением, слегка смешался.

— Да, так… Понимаю немного, но нормально говорить не могу.

— Ладно, тогда мы сами. Рус, спроси у этих басмачей, кто они такие и какого хера им от нас нужно?

Руслан поудобнее перехватил «Винторез», пристроив его толстый цилиндрический ствол на локтевом сгибе левой руки, и бойко затараторил на казахском. На этот раз ответил один, тот самый, в сапогах из волчьих шкур. Точно вожак. Подойдя поближе, Володя разглядел, что и на шапке его сквозь грязь видны какие-то вышитые узоры, и вооружен он не «трехлинейкой» как остальные, а охотничьим карабином «Тигр», правда без оптики и с очень сильно поцарапанным прикладом и цевьем. И на вид ему не меньше шестидесяти, даже странно, что он русского не знает. Хотя, в таких суровых к людям краях стареют раньше, и мужик в сорок лет уже вполне может выглядеть на все шестьдесят. А женщины — так и вовсе после тридцати смотрятся натуральными старухами.

— Он говорит, что за проезд по территории его рода мы должны заплатить им бакшиш. Говорит, они все великие воины, потомки самого Темуджина, и если мы откажемся, то очень сильно об этом пожалеем.

— Да ты что? — в голосе Тюкалова явно слышится какое-то нехорошее веселье. — И что они хотят?

Руслан снова бросает короткую фразу на казахском. В ответ вожак степняков разражается целой речью.

— Короче, — морщится снайпер, — всю ту пургу, что он мел, переводить не буду. Там чисто понты корявые, и ничего больше. По делу — они хотят все наше оружие, все боеприпасы и сто монет золотом. Тогда, мол, сохранят жизнь и пропустят. Твой автомат, кстати, ему понравился.

— Ну, еще бы, автоматик у меня знатный, — глумливо хмыкает Михаил и пристально смотрит в глаза вожаку. — А харя твоя узкоглазая не треснет? Совсем что ли в атаке охренел?! К вагону!!!

Позади послышалось негромкое звяканье железа и глухие удары, будто что-то тяжелое падало на землю. Хотя, почему «будто»? Правда, не что-то, а кто-то и не падало, а довольно ловко выпрыгивало, в смысле — выпрыгивали. Володя осторожно скосил глаза назад. Ох, елки зеленые! Выглядели выстроившиеся по насыпи в редкую цепь наемники колоритно. Один Курсант чего стоил. Голый по пояс, играющий накачанной мышцой, да еще и пулеметными лентами крест-накрест опоясанный. А в руках — пулемет ПК с коробкой на сотню патронов. Поперек лба — багровый шрам, а рожу скорчил такую, словно собирается сейчас начать младенцев на завтрак жрать. Сырыми, а возможно даже и живьем. Остальные — не лучше. Ну просто банда кровожадных упырей на прогулке. «Великим воинам и потомкам Темуджина» увиденное явно понравилось. Судя по вытянувшим лицам и панике в глазах, они сейчас рады оказаться где угодно, лишь бы как можно дальше отсюда. Володя даже тихонько хихикнул, поймав себя на мысли, что они наверняка бы побледнели, если б могли.

— Значит, бакшиша тебе захотелось? — ехидно и зло спрашивает Тюкалов у пытающегося из последних сил сохранить лицо, изображая невозмутимость, кочевника с «Тигром». — Ну, пошли в вагон, я там тебе отсыплю… Не унесешь… С лошади слезай.

— Мен тусинбеймин[42], - жалобно лепечет в ответ тот.

— Слезай, говорю, — почти ласково повторяет Михаил. — Как родного прошу.

Тот покорно начинает сползать из седла.

— Ну, пойдем, братское сердце, поговорим, — наемник приобнимает буквально вжимающегося в землю степняка за плечи и ведет к вагону. — Парни, остальных на мушке держите, чтоб фокусничать не начали.

Но фокусничать «потомкам Темуджина» явно не хочется — ну, никак десяток глядящих точно в лицо автоматических стволов этому не способствуют. А Михаил, тем временем, уже подсаживает вожака на ступеньки маленькой лестницы вагона и даже придерживает его под локоть, а уж потом сам забирается следом. Ну, ни дать, ни взять — молодой мужик о пощилом и немощном родственнике заботится. Володя, решив, что внутри будет интереснее, чем снаружи, тоже карабкается в вагон.

— Значит, по-русски не понимаешь? — голос у зажавшего в угол кочевника, и нависшего над ним, точно скала Тюкалова слаще меда.

Тот с испуганным лицом отрицательно мотает головой.

— А если вот так? — Михаил внезапно отвешивает ему могучего «леща»[43], от которого у бедолаги слетает с головы его расшитый войлочный колпак.

— Ээээ, нинада мине бить, белый батыр!

— О, ты гляди-ка! Заговорил наш немой. Вот она, Володя, мистическая сила волшебного подзатыльника! — с видом узревшего подлинное чудо провозглашает на весь вагон Михаил. — Ты понял, «великий воин», что именно сделал не так?!

— Понил, я фисё понил! Я не тот поизд астанавил…

Второй «лещ» взбалтывает голову кочевника так, что Володя даже забеспокоился, а не приключится ли у того, часом, сотрясение мозга.

— Ты ничего не понял, братское сердце. Главная твоя ошибка — что ты вообще подумал о том, что можно пробовать поезда грабить. Запомни: еще раз — и больше ни разу. Узнаю, что ты что-то подобное опять отчебучил — вернусь, найду, и весь род твой вырежу. Всех, и людей, и верблюдов, и овец, и даже собак. Понял?!

Тот испуганно закивал.

— Вот и молодец! — Михаил поднял с пола, оттряхнул и аккуратно водрузил вожаку на голову его колпак. — А теперь иди, садись на лошадь и скажи своим людям, что все это — большая ошибка и что вы больше так делать никогда не будете. И почему не будете — тоже расскажи. А потом — домой, овец пасти и кобыл доить. Ты меня точно понял?!!

Кочевник снова быстро-быстро закивал.

— Тогда — свободен, — Михаил сделал рукой широкий жест в сторону двери и кочевник, схватив свой прислоненный к стене «Тигр», метнулся к выходу.

Уже через несколько секунд с улицы послышались его громкие крики, а потом — ржание и топот копыт мчащихся во весь опор лошадей.

— Чего он там своим вопил, Рус? — поинтересовался Тюкалов.

— Да примерно то, что ты ему и велел: мол, ошибочка вышла, но великий белый батыр их всех по доброте своей простил и отпустил.

— Ясненько. Вот так, Вова… Такая вот дипломатия канонерок, мля…