Я был воздушным стрелком - Георгий Литвин

Лечу на боевое задание в самолете командира группы - штурмана полка Коновалова, опытного, требовательного, прекрасно знающего дело, в чем неоднократно убеждались все летавшие с ним. Я сам напросился лететь с ним вместо его заболевшего стрелка.

Мы должны нанести удар по артиллерийским позициям немцев юго-западнее Сапун-горы, откуда велся огонь по нашим войскам, изготовившимся к штурму. Экипажи занимают места в самолетах. Бежит начштаба Сериков с ракетницей. Ракета. Взлет. Собираемся в группу, берем курс на Севастополь. Через несколько минут проходим над аэродромом, с которого взлетают истребители и пристраиваются к нам. Из разговора по радио узнаем знакомых летчиков. Вот "зависает" над нашим "илом" истребитель, по номеру узнаю комэска Истрашкина. Слышу также голоса Татарникова, Рубцова.

С других направлений на Севастополь идут группы бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Еще какие-то группы самолетов возвращаются с боевого задания.

Впервые наблюдаю одновременно в воздухе такое количество наших самолетов. Ведут их уже, в основном, закаленные в боях летчики.

Мысленно прослеживаю путь, пройденный нашим полком. Мы пережили трудное время. Вспоминаю погибших товарищей. И приходит на ум притча: немецкий генерал докладывает прусскому королю: "Экселенц! Русского солдата мало только убить, его надо еще и повалить. Ведь он и убитый продолжает стоять!"

Погибли многие. Но мы выстояли. И должны как можно скорее очистить нашу землю от врагов.

Накануне получил письмо из дому, от сестры. Она пишет, что пришлось пережить нашим людям в оккупированном Харькове, где погибли трое моих школьных товарищей: их повесили фашисты на глазах жителей рабочего поселка - для устрашения. За смерть товарищей, за горе родных и близких мы обязаны мстить.

Подходим к Севастополю. Город в дыму пожарищ. Видим очертания береговой линии, бухты. Вдали слева мыс Херсонес. Там находится последний аэродром немцев, где базируются их истребители.

Вылетая на боевые задания в район Севастополя, наши экипажи штурмовиков отмечают все усиливающуюся зенитную оборону противника. Действия его истребительной авиации затруднены из-за нашего превосходства в воздухе, но, завязав бой в благоприятных для них условиях, он атакует "илы" с яростью обреченных.

Командир группы Коновалов докладывает по радио на КП генералу Гетману о готовности группы:

- Я "Стрела-3"! Уточните цель!

- "Стрела-3"! Из района северо-западнее Балаклавы ведут огонь фашистские батареи. Заставьте их замолчать, они мешают атакующим войскам!

Я посмотрел на землю. Под нами - Сапун-гора, покрытая взрывами. Там, внизу, на штурм ключевой позиции к Севастополю идут наши войска. Наша группа еще до подхода к Сапун-горе начала противозенитный маневр. Взрывы зенитных снарядов со всех сторон.

Коновалов маневрирует, умело подсказывает летчикам. Все плотнее зенитный огонь, но мы упорно продвигаемся к цели.

Выглядываю вперед и вижу на земле сполохи фашистских зенитных батарей. Впереди виднеется Балаклава. Северо-западнее Балаклавы- артиллерийские батареи противника, те самые, что бьют по нашим атакующим частям.

"Илы" снижаются, бьют из пушек, затем пускают зресы. Беспрерывно маневрируя, подходим к цели, пикируем - и бомбы летят на батареи. Две батареи подавлены. Вот еще на одну батарею бросает бомбы летчик А. Т. Лебедев. Вижу удачные попадания. Батареи замолкают.

Штурмовики выискивают цели, ведут огонь из пушек и пулеметов. Потом делаем второй заход. Хотя в воздухе наше полное господство и нас старательно прикрывают истребители, я внимательно слежу, за обстановкой. ...Вот уходят от Севастополя группы штурмовиков и истребителей, Со стороны солнца, с большим превышением над ними, появились две точки. Немцы? Наши? Но зачем нашим забираться на такую высоту? Точки разрастаются, и я уже могу различить, что действительно это истребители. Смотрю внимательней: даже через свето-фильтровые очки солнце бьет в глаза. Истребители перестраиваются и пикируют на нашу группу. Сомнений нет: это "фокке-вульфы". Я уже видел их в воздухе, но вести с ними бой пока не приходилось.

У этого самолета мощное вооружение: две пушки (20 мм), 2 пулемета (13 мм). Включаю переговорное устройство, кричу: "Фоккеры! Маневр!" Но Коновалов включил передатчик, командует штурмовиками группы и поэтому не слышит меня. Такая радиотехника... Я включаю световую сигнализацию: на приборной доске летчика мигает красный свет - предупреждение об опасности. Коновалов не реагирует.

А в это время "фокке-вульфы" берут наш самолет в "клещи". У меня один выход - уничтожить истребитель, который атакует первым, находится ближе к нашему самолету, а затем перенести огонь на второй.

Стремлюсь взять в прицел истребитель. Ничего не выходит! Немец атакует под большим углом, вертикальный угол обстрела моего пулемета не позволяет стрелять по нему.

Я мгновенно сбрасываю сиденье, становлюсь коленями на пол кабины, доворачиваю пулемет вверх. Теперь истребитель противника попадает в прицел. Но огня не открываю умышленно. Решаю подпустить поближе, надеясь, что противник не поймет мои действия. Истребитель все ближе и ближе... 800 метров, 600, 400... Тщательно прицеливаюсь и выпускаю длинную очередь, огненная трасса упирается в самолет противника, тот не успевает открыть ответный огонь, вспыхивает и, объятый пламенем, несется на наш "ил". У меня мороз по спине: "фоккер" хочет таранить нас?! Но Коновалов, услышав мою очередь, резко рванул самолет вправо, и горящий "фокке-вульф" пронесся рядом.

Это необычное зрелище на несколько мгновений отвлекло мое внимание, что едва не стоило нам жизни. В это время второй "фокке-вульф" приблизился к нам справа и дал очередь. Стеганула очередь, снаряд попал в антенну, осколки угодили в кабину, но они задели на мне только шлемофон.

Я рванул пулемет влево и увидел в каких-то ста метрах выходящий из атаки "фокке-вульф", окрашенный в желтый цвет, закопченный, с черными крестами. Он уходил вверх. Я нажал гашетку пулемета и стрелял, пока тот не отказал. Меня вытягивало из кабины, прижав к пулемету. Понял, что мы сбиты, самолет падает. Все!.. Но сознание не хочет с этим мириться. В мозгу проносятся, как убыстренные кинокадры, картины жизни, и меня охватывает чувство страха. Нет!.. Делаю сверхъестественное усилие, хватаюсь обеими руками за турель. Выглядываю из кабины, далеко ли земля.

Но вот нагрузка спадает. "Ил" переходит в горизонтальный полет. Вижу: хвостовое оперение разбито, в фюзеляже две пробоины. Земля совсем рядом. Повернулся к кабине летчика: тот сидит согнувшись, но самолет пилотирует. Мотор работает, мне кажется, нормально. Коновалов оборачивается. Я вижу его окровавленное лицо. Брызги крови попадают на стекло фонаря кабины. Он показывает мне большой палец, что означает - самочувствие хорошее, машина в порядке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});