Современная болгарская повесть - Стефан Дичев

Присутствующий здесь мой спаситель (который явно ждет, чтобы я выказал ему свою благодарность) сказал о том, что он смотрел нам вслед, пока мы не скрылись из виду. Я с нетерпением ожидал этой минуты и, едва мы остались с Рэдфордом одни, буквально рухнул возле чьей-то ограды. Нет, не ограды. Помнится, то были ворота. Мы прислонились к ступеням, покрытым коркой льда. За воротами слышались шаги. Они то приближались, то отдалялись. И голоса слышались тоже. Кто-то переговаривался по-болгарски.

«Опасно здесь, сэр… — шепнул мне на ухо Рэдфорд. — Вдруг отворят… А мы без оружия…»

Я сознавал опасность, однако не в силах был шевельнуться.

«Еще минутку, — сказал я. — Пока совсем не рассветет, никто из них не рискнет выйти…»

Едва ли я убедил его, но он замолчал. Славный юноша был мой Рэдфорд. Несколько медлительный — и не только в физическом смысле. Тогда это было мне даже на руку.

Вдруг — хотя, возможно, и не вдруг, просто я прежде не замечал этого — раздался громкий звон. Как вы догадываетесь, звонили церковные колокола. Я не видел ни церкви, ни колоколен, ни клепал, но громкие удары раскалывали утро, заливали улицы сплошным гулом. И в довершение ко всему с вершины Небет-тепе донесся какой-то дикарский рев, разом напомнивший мне обо всех перенесенных нами страхах и унижениях.

«Вставай! — приказал я Рэдфорду. — Скорее, русские!»

Менее пострадавший, чем я, от кротонового угощения, Рэдфорд мгновенно вскочил на ноги и помог подняться мне. Поддерживая друг друга, мы бросились бежать по скользкой мостовой. Как мы бежали? Спотыкались ли, падали? Не помню. Помню только, что звон колоколов становился все оглушительней. Казалось, кто-то таким ужасным, варварским способом гонит дичь. Увы, в данном случае дичью были мы!

Спешу добавить, пока не выпустил из памяти, что во время этого безумного бега я видел вашего бай Николу, Фрэнк. При каких обстоятельствах? Вы сами догадываетесь! Заметив нас, бедняга юркнул в какой-то переулок, а мы, естественно, в другой. Чем ближе подходили мы к равнинной части города, тем большую следовало проявлять осторожность. Из домов уже выглядывали люди. Иные торопливо перебегали улицу. На одной площади я увидел толпу болгар. Вооруженных, уверяю вас. Под русскими знаменами. И еще какими-то. Зелеными, с эмблемой льва. Как я позже узнал, то были повстанческие знамена. Болгары готовились встречать русских. О небо! Где скрывались они до той поры? И куда девался тот страх, что, казалось мне, еще накануне сковывал весь город?!

Пока я, опираясь на Рэдфорда, переводил дух, я мог наблюдать из нашего укрытия за этой непрерывно разраставшейся толпой. По нетерпеливости ее, по ее ликованию все яснее становилось мне, что турки ушли безвозвратно. И что Сулейманова стратегия обрушилась, точно бумеранг, на них самих.

Что было делать? Нам оставалось в свою очередь возможно скорее покинуть Пловдив.

Здесь я мог бы поставить точку. Тема моя фактически исчерпана. Но вижу по вашим лицам, что следует дать кое-какие пояснения.

Я уже говорил, да и Миллет несколько раз это подчеркивал, что турецкая армия отступила на юг, в горы, Родопы называются они, название это древнее, известное нам из мифологии. Привожу его так, между прочим, — добавил Барнаби с небрежностью, имеющей целью напомнить слушателям о том, что весь мир, вдоль и поперек, принадлежит и будет принадлежать сему прославленному путешественнику. Однако, к великому его удивлению, даже моей Марго это название было известно. Как выяснилось, она читала какой-то роман об Орфее и Эвридике и загорелась желанием немедленно пересказать нам его. Хорошо, что Элизабет Меррил не дремала на посту.

— Потом, милая, потом, — без всяких церемоний сказала она. — Или, если угодно, завтра!.. Продолжайте, мистер Барнаби! И умоляю вас, без излишних поучений! Факты, факты! У нас чем лаконичнее, тем дороже ценится!

— Хорошо, хорошо, — поспешно согласился Фрэдди, но насмешливая улыбка не сходила с его лица. — Вы не забудете об этом при распределении наград?

— А разве то, что мы слушаем вас, Барнаби, малая награда? — ввернул доктор Паскье.

Он явно старался быть остроумным, и на сей раз, пожалуй, ему это удалось.

Мы из деликатности не сказали ему, что его остроумие заставляет нас терять драгоценное время. Фрэд, откашлявшись, продолжал:

— Скажу сразу, что к полудню мы нагнали турецкую армию. Но об этом я говорить не стану, сообщу в заключение лишь о двух своих встречах. Первая, естественно, — с моим другом Валентином Бейкером.

«Привел бог снова увидеться, мой паша!» — сказал я. Мне было уже легко изображать из себя героя и шутить. Он же рассматривал меня с беспокойством.

«Провалиться мне в тартарары, если вы за одну ночь не скинули фунтов десять, Фрэдди!» — воскликнул он.

«Не меньше, — согласился я. — Но и ваша фигура, паша, поубавилась в размерах…»

«О да!.. На войне, понимаете сами… случается всякое. Вдобавок это внезапное отступление…» — Как истый англичанин, он принялся прикрываться дымовыми завесами… Но меня, соотечественника, да еще товарища по несчастью, никакой камуфляж обмануть не мог.

«Послушайте, что я вам скажу! — прервал я его. — До сего дня я не проливал человеческой крови, но если этот повар попадет мне в руки, клянусь, что я…»

«В том-то и беда, что не попадет, милый Фрэдди, — остудил он мой пыл. — А вот мы к нему попали».

Тем наш разговор и закончился.

Совсем иною была моя встреча с создателем бумеранговой стратегии (заметьте, мы по-прежнему именовали его главнокомандующим).

Имейте в виду, что произошла она тогда, когда турецкая армия уже углубилась далеко в родопские ущелья и, утопая в снежных сугробах, с неимоверным трудом тащилась к Эгейскому морю.

«Могу ли я узнать, по каким соображениям изменили вы свой первоначальный план, ваше высокопревосходительство?» — спросил я.

Он впился в меня своими выпученными глазами — мне на мгновение почудилось, что он фотографирует меня.

«По каким соображениям? Стратегическим! — ответствовал он. — Разумеется, стратегическим!»

«Стратегическим, ваше высокопревосходительство? Насколько мне известно, да вы и сами изволили говорить, нас ожидал укрепленный Адрианополь!»

«Да, я говорил! Говорил! Аллах свидетель… Сейчас каждый винит меня… Но разве это я пропустил русскую армию к нам в тыл? Во-первых, они захватили вокзал-дорогу на Адрианополь, во-вторых… Посудите сами! Как могли мы отвести войска к Адрианополю? Вы полагаете, что следовало ждать, пока они меня окружат?»

«Вы сказали „русская армия“. Какие же силы, по вашим предположениям, действовали у вас в тылу?»

«Откуда я могу знать? — огрызнулся он. — Мне не докладывали… Но если принять в соображение широкий фронт, на каком они действовали, иными словами, если подсчитать…»

Я терпеливо ждал. Мне хотелось понять, как далеко увело его воображение в ту ночь. И не роковое ли угощение в ресторане синьора Винченцо спутало его стратегические планы. Ибо если так, то ненавистный Стамо достиг своей цели.

Я терпеливо ждал. Сулейман же вопреки обыкновению медлил в нерешительности. Вообще он очень переменился. Я заметил это с первого же взгляда.

«Две конные дивизии, пожалуй… — неуверенно начал он. — Нет, больше! Вероятно, пехота форсировала реку, А если прибавить артиллерию… Самое малое — корпус, дражайший мистер Барнаби! Не менее корпуса!» — теперь уже решительно объявил он. Видимо, мания цифр и подсчетов вновь овладела им, потому что, позабыв обо всем, он пустился подсчитывать соотношение сил правоверных и православных на различных участках фронта.

«Скажите же мне, дражайший мистер Барнаби! Скажите свое мнение! Клянусь бородой Пророка, я не мог поступить иначе, чем поступил…»

«Там был всего лишь один эскадрон драгун, ваше высоко…»

«Что? Эскадрон?!»

Я подумал, что он свалится с лошади.

«Во имя Аллаха! Признайтесь, что вы пошутили!» — взмолился он внезапно осипшим голосом.

«Весьма сожалею, — сказал я. — Да, один эскадрон. Тот самый, что взял меня в плен. И должен прибавить, ваше высокопревосходительство, что эскадрон был в неполном составе».

— Такова была вторая моя встреча, господа, — заключил путешественник, вновь вынимая из кармана часы. — Весьма минорная, не правда ли? Увы, именно ею вынужден я закончить свой рассказ.

— Минутку, Фрэдди! — неожиданно прозвучал голос его супруги, изящной Элизабет Английской. — Вы мне никогда не рассказывали, что сталось с тем господином.

— Каким господином?

— Я говорю о его высокопревосходительстве, милый. Удалось ли ему провести свою армию через горы? И вывезти ее на кораблях?

— Разумеется, дорогая! Его армия прибыла в Стамбул ровно через неделю после капитуляции Турции, и султан в знак благодарности мигом заточил его в тюрьму… К сожалению, должен вас разочаровать, господа, — случилось так, что, будучи в столице, я не сумел выбрать времени навестить его, угостить табачком, как сейчас принято выражаться. Теперь уж мне и впрямь больше нечего добавить к сказанному. Пусть Миллет поведает нам о прибытии его друзей, и тем мы завершим наш диалог. Итак, Фрэнк, финал! Последний штрих, как говорите вы, художники… Заметьте, господа, что и сейчас все преимущества на его стороне. Сама идея принадлежит ему, он расставил центральные фигуры, определил цветовую гамму, колорит. Сделайте же и последний штрих, друг мой, чтобы впечатление было целиком в вашу пользу. Порой я сам себе дивлюсь! Видно, во мне дремлет тайная способность к самопожертвованию. Неужели вы этого не заметили?