Занимательно о геологии - Анатолий Алексеевич Малахов

нефтяников-разведчиков сводится к поискам этих ловушек и к систематическому их разбуриванию. Как правило, нефть и газ встречаются на глубинах в 1,5–3 километра.

Сейчас стало понятно, почему первые разведочные работы были безрезультатными. Обжитые районы (в том числе и территория, расположенная вдоль Транссибирской дороги) приходятся на края «тарелки», где эти слои слишком тонки.

Открытые месторождения настолько грандиозны, что с ними не могут сравниться даже крупнейшие месторождения мира.

Протяженность Тазовско-Васюганской газовой зоны более 800 километров. Здесь найдены такие гиганты, как Пурпейское (Губкинское), Заполярное, Тазовское и другие месторождения. Их общие запасы оцениваются многими триллионами кубометров газа. Скважина — открывательница Пурпейского месторождения — взбудоражила Заполярье фонтаном газа более 10 миллионов кубометров в сутки. Гудела и дрожала земля. Березовский выброс не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло в Пурпее.

То там, то тут взрывается земля. Не только газ, но и нефть дает мощные фонтанные выбросы, извещающие о том, что в строй вступают все новые и новые месторождения…

Стали привычными и знакомыми названия: Шаим, Сургут, Усть-Балык, Мегион — это все новые сверхмощные месторождения нефти, действительно выводящие Западно-Сибирскую низменность в группу «мировых энергетических гигантов»!

Черти и розы

Наваждение

То, о чем я сейчас расскажу, мне напомнили друзья, которым я показывал один из драгоценнейших образцов своей коллекции: крышку от малахитовой шкатулки. Это они увидели вначале непонятные картины, возникающие в результате удивительного переплетения линий и пятен различных оттенков зеленого цвета. Самое поразительное во всем этом, что образ, однажды возникнув, больше не исчезает. Его после обнаружения видят все. Он отчетлив даже на фотографии.

Принес мне эту малахитовую плитку старый гранильщик камня. Он мог только сказать, что плитка взята от развалившейся малахитовой шкатулки, созданной безвестным уральским умельцем в восемнадцатом столетии. В те времена малахитовую мозаику подбирали и наклеивали не на металл, а на мрамор.

Первое, что бросается в глаза при взгляде на плитку, — это необычный каменный цветок в ее центральной части. Он чем-то напоминает розу, растущую среди волшебного сада. Крупные шелковистые листья странных растений обрамляют цветок. Луч света задержался на некоторых листьях. Сам же цветок погружен в гущу черно-зеленой пустоты. Рисунок так умело подобран, что в нем не видишь плоскостного изображения. Чувствуется, что его создал большой художник. Объем, воздух, перспектива — вот что поражает в этой изящной мозаике.

Но не это главное в рисунке. Плитка подобна загадочной картинке: ее надо поворачивать в руках, вглядываясь в узоры линий и пятен.

Что это? Мелькнул какой-то портрет. Он вписан в нижнюю часть цветка. Еще поворот плитки, и в жутком великолепии выявляется фигура.

Холодом высокомерия веет от нее и лица-маски. Конечно, это поясной портрет капитана разбойничьей бригантины, бороздившей моря далекого юга. Не о таких ли людях слагались песни? В них воспевались рыцари удачи и наживы, пираты Флинта.

«Капитан, обветренный, как скалы», всматривается в даль. На голове у него замысловатая шляпа, с развевающимися по ветру лентами. Одет он в нарядный камзол с пышным жабо. Маска равнодушия застыла на его лице. Квадратная челюсть говорит о несгибаемом характере и жестокости. Вот он сейчас скомандует: «На абордаж!» — и джентльмены удачи понесут смерть и разрушение…

А может быть, этот портрет навеян не капитаном? Ведь крепостной художник вряд ли что-нибудь знал о бригантинах и каравеллах. Зато о своих непосредственных начальниках, кнутобойцах-мучителях, о надсмотрщиках над крепостными он знал все! Их жестокость и равнодушие к человеческой судьбе переходили все границы. Именно такой надсмотрщик мог по приказу хозяина открыть шлюзы и затопить затаенную мастерскую, в которой трудились крепостные фальшивомонетчики. Он мог одним взглядом послать провинившегося на вечную каторгу выламывать камень для обогащения барина…

Рядом с каменным цветком и таинственным портретом в одном из поворотов плитки выступает добродушный профиль Олега Попова — короля цирковых клоунов. Образ его настолько знаком всем, что видишь в нем только особенное, то, что подчеркивает характер этого любимца детворы и взрослых посетителей цирка: шапочку, лихо сдвинутую на затылок, и хитроватую улыбку русского парня…

Как бы подтверждая необыкновенные способности Олега к невероятным превращениям, поворот плитки вызывает на месте только что виденного портрета двух Дедов Морозов. Они одеты в традиционные шубы и меховые шапки. Всмотришься в рисунок — и снова чудеса: на их месте возникает новый портрет. Сначала видишь вытаращенные глаза, потом большой сизо-красный нос, усы с подусниками. Шапочка Олега Попова тут же превращается в серебристый шлем. Я не оговорился: и сизо-красный цвет носа и серебристый оттенок шлема воображение дорисовывает там, где только что виделись пятна различных оттенков зеленого цвета.

Не себя ли, со своим неунывающим, веселым характером изобразил здесь крепостной умелец? Несомненно, он ничего не мог знать об артистах цирка, тем более таких, которые будут жить два столетия спустя. А свой нрав, свой природный юмор он, конечно, мог отразить в камне…

Дальше — новые чудеса. Один из лепестков каменного цветка вдруг превращается в крокодила. В полураскрытой пасти зверя видны страшные зубы. Сам крокодил сидит в небрежной позе. Таким его рисуют на страницах юмористического журнала. Но стоит только всмотреться в рисунок — и крокодил исчезает. Оказывается, это симпатичный заяц. Сидит зверюка, подперев лапками свою мордочку, и о чем-то сосредоточенно думает.

Другой лепесток цветка на глазах изменяется и становится рыбьей головой. Только рыба почему-то чешет затылок человечьей рукой…

Что только не подсказывает в этой каменной мозаике разыгравшееся воображение! Вот сова с блестящими глазами летит за добычей. Повернешь плитку — и на месте совы маленькая Снегурочка… Вот куропатка высунула голову. Тело ее скрыто листьями… Вот чертик с бараньими рожками… Уж не он ли вызывает все эти видения? Ведь наваждение — это призрак, обманчивое видение, внушенное злой силой, — так объясняли в прошлом такие навязчивые картины.

Я уверен, все это и хотел передать мастер, сотворивший такую удивительную мозаику. А может быть, он видел в созданных им узорах еще что-нибудь?

Не только своей художественной ценностью привлекает взгляд эта плитка. Самое существенное для геолога в ней то, что она представляет собой драгоценнейший документ о великой работе воды, о том, как под поверхностью Земли неустанно день за днем формируются и сказочные подземелья и красивейшие горные породы. Ведь каждый слой выпавшего из раствора осадка имеет свои особенности. Он может содержать большее или меньшее количество солей — примесей, а в связи с этим быть то нежно-голубым, то густо-зеленым, то толстым, то тонким. Так и