Тоннель - Вагнер Яна

— ...не продвинемся до тех пор, пока не возьмем ситуацию под контроль! Мы не закончили, давайте не будем вести себя как дети, успокоимся и продолжим!

Судя по эффекту, который ее слова произвели на бурлящую разнородную толпу, грубой женщине в синем удалось то, что у доктора как раз не получилось, на что он даже не посмел замахнуться: она сумела собрать их, несколько сотен человек в одном месте, и заставила слушать. Он вспомнил свою отчаянную идею добраться до Шкоды и жать на сигнал до тех пор, пока все не проснутся, и то, какой неприличной, немыслимой эта идея ему показалась, и как он спасовал. Отступил прямо на старте, хотя у него-то как раз причина была веская, неотложная, и ровно по этой причине он сорок минут шел по душной бетонной трубе, мучая своего старого кота, в поисках человека, который снимет с него наконец эту ужасную навязанную задачу. И кажется, нашел. Может, ключом была именно грубость, напористая уверенность, которой у него не было. Тихий маленький доктор напористых грубиянов не любил и старался держаться от них подальше, но дольше тянуть было нельзя. Он посмотрел на часы, набрал воздуха в легкие и начал продираться сквозь толпу:

— Простите. Очень срочно. Ради бога, извините, это правда важно. Разрешите, прошу вас!

И тут неожиданно стало очень тихо, и он остался один в пустоте. Большая женщина смотрела на него сверху вниз с раздраженным недоумением, как смотрят на таракана посреди накрытого к празднику стола. Глаза у нее были светлые и холодные, а зрачки крошечные, как маковые зерна.

— Извините, — сказал он еще раз, задыхаясь. — Мне нужна помощь. Там, в начале тоннеля, пострадал человек. Состояние очень тяжелое, счет уже на часы. Ему нужны антибиотики и, по возможности, еще обезболивающие. Я уверен, у кого-нибудь здесь эти лекарства найдутся. Прошу вас, речь идет о человеческой жизни, если бы мы сейчас объявили...

— А вы что, врач? — быстро спросила женщина в синем и сошла с подножки.

— Что?.. Да, я врач, — сказал доктор и в том, что он стоматолог, на этот раз признаваться не стал, чувствуя, что его словам и так не хватает веса. Проблема с самого начала именно в этом и заключалась — его словам не хватало веса, и с этим пора было покончить. Убрать умоляющие нотки, звучать уверенно. — Он может потерять руку, он...

...Может умереть, хотел сказать доктор, и даже, скорее всего, умрет, что бы я теперь ни делал, но не успел.

— Врач? — зашумели сзади. — Кто здесь врач? Вы?

— Послушайте, — перебили его, — у меня жена на восьмом месяце, у нее тянет чего-то всю ночь, вы не посмотрите? Лена, иди сюда!

— Серёж, ну не надо, — сказала невидимая Лена, — все нормально уже...

— Ничего не нормально, сама же говорила! Пусть посмотрит, он доктор. Иди, говорю!

— А лекарства у вас есть? Спросите кто-нибудь, есть у него лекарства? У нас астма, ингалятор почти закончился! Тут так душно, если еще один приступ, я не знаю...

— И от давления что-нибудь!

— Я после шунтирования, так плохо себя чувствую, первый раз на дачу выбрался...

— Ну всё, — сказал Патриот. — Попал ты, доктор.

Маленький стоматолог развернулся вместе с котом — смущенный, с красными ушами, рубашка его спереди вся была перепачкана пылью. Он поставил переноску себе под ноги и поднял ладони вверх, и жест опять был неуверенный — то ли просьба выслушать, то ли капитуляция.

— У мамы диабет, — сердито сказала какая-то женщина в кедах и джинсовых шортах, проталкиваясь вперед, и крепко взяла его за локоть. — Инсулина на укол всего осталось, вы понимаете? На один укол. Мы думали, к полуночи будем дома!

Лицо у нее оказалось такое же, как и голос, — сердитое, обвиняющее. Наверное, накануне она косила траву или возилась с грядками: плечи обгорели, кромка ногтей была темно-зеленая.

— Отпустите меня, пожалуйста, — попросил доктор, и сердитая дачница замолчала и убрала руку. — У меня нет лекарств, — продолжил он громко, хотя глаза поднять по-прежнему не осмелился и обращался к голубой крышке переноски, к перемотанной скотчем ручке. — Совсем никаких, простите, правда нет. Мне очень жаль, я сделаю что смогу, обещаю вам, но сначала я должен помочь ему. Понимаете, у него рука, сепсис, это очень опасно, и если в ближайшее время мы не найдем...

— Так, — сказала женщина в синем костюме и снова забралась на свою подножку, как будто взошла на сцену. — Так. Значит, вот что мы сделаем! Все, кому нужна медицинская помощь, подойдите ко мне! Состояние здоровья, острые проблемы — я добавлю в список и прослежу, чтобы вы получили помощь, доктор займется вами в порядке очереди! Вы, с диабетом, в какой вы машине? — тут она распахнула блокнот и достала ручку.

— Подождите, — сказал доктор. — Давайте начнем с лекарств. Антибиотики, инсулин, бета-блокаторы, обезболивающие, ингаляторы — всё, что есть, полный список. А еще лучше, чтобы не терять времени, собрать все лекарства в одном месте, так будет гораздо проще распределять...

Большая женщина отвлеклась от своего блокнота и посмотрела на него с каким-то новым выражением. На секунду ему показалось даже, что она вот-вот улыбнется.

— А вот это — прекрасная идея, доктор, — сказала она медленно и провела в своем списке еще одну жирную вертикальную черту.

— В смысле — собрать в одном месте? — спросила сердитая дачница с зелеными ногтями. — Это типа вам отдать, что ли?

Очередь заволновалась.

— Ага, конечно! — раздался голос. — А решать, кому нужнее, будет кто — вы? Или этот доктор кошачий? Да кто ж вам отдаст-то последний ингалятор, а если мы до завтра тут проторчим? Разбежались!

Большая женщина выпрямилась и как будто стала выше еще на голову. Она обвела взглядом толпу и автора реплики, лысоватого мужчину в жилетке с карманами, из общей массы выхватила почти мгновенно и действительно наконец улыбнулась, хотя доктору ее улыбка совершенно не понравилась.

— Скажите, — спросила она ласково, — сколько у вас в машине воды?

Лысоватый в жилетке помрачнел и нервно переступил с ноги на ногу.

— А ваше какое дело! — ответил он и огляделся, ища поддержки. — Еще и воду им!

— Можете не отвечать, — сказала она, — давайте я попробую угадать. Вы едете с дачи и, значит, обратно, скорее всего, ничего не везете. Допустим, у вас была одна или даже две бутылки, и одну вы наверняка уже выпили ночью. А может, и обе, — продолжила она, сверяясь с блокнотом, — потому что в машине вас... двое. Но даже если вторая бутылка еще не закончилась, как вы думаете, на сколько вам ее хватит?

Лысоватый молчал.

— А вы? — продолжила большая женщина, выбирая следующего адресата, румяную патриотову жену. — Предположим, просто предположим, что нас освободят не сегодня, а, например, завтра. Вам будет чем накормить детей?

Мама-Патриот нахмурилась и оглянулась на мужа.

— Ой-ой, — тихо сказала Саша. — Кажется, у нас сейчас начнется коммунизм.

— Да пускай хоть что-то уже начнется, — так же тихо ответил Митя, которому до смерти надоело и стоячее это собрание, и толкучка, и особенно — женщина-завуч с ее блокнотом. — Главное, чтоб закончилось поскорее. И вообще, что плохого-то в коммунизме?

— Дурак ты, Митька, — прошептала Саша и взяла его за руку, и он сразу забыл обо всем, потому что впервые за долгое время она назвала его Митька и прикоснулась сама, привычно, как раньше.

Женщина-Мерседес резко повернула голову и прищурилась, как будто расслышала шепот и теперь искала источник, и Митя отчетливо понял вдруг, что этого допустить нельзя, качнулся вперед, и загородил жену, и сделал пустое лицо. И рассердился на себя только после, когда неприятная баба в костюме отвернулась.

— Нам всем придется сейчас чем-то пожертвовать, — звучно сказала женщина-Мерседес. — В тоннеле несколько сотен машин. Кому-то из нас нужны лекарства, кому-то — вода или еда. Или медицинская помощь. Все это возможно только в случае, если мы будем сотрудничать. Ваше беспокойство понятно, но нам нужна полная открытость, иначе мы не сможем помочь друг другу. Так что давайте не будем тратить время на споры и займемся делом. Кто еще не записался? Подходите! — и снова щелкнула ручкой.