Полуночная свадьба - Анри де Ренье

И из его мягких ухоженных рук упали на землю маленькие зеленые листочки, которые он мял пальцами от смущения.

Между тем Франсуаза де Клере из благоразумных соображений согласилась на проект г-жи де Бокенкур выдать ее замуж за г-на де Гангсдорфа, которого она не знала. Она понимала, что г-жа де Бокенкур искала способ загладить оскорбление, нанесенное ей ее деверем. Г-н де Гангсдорф, как его описала ей г-жа де Бокенкур, показался ей человеком вполне приемлемым. Без сомнения, она ничего бы сама не сделала, чтобы способствовать знакомству, но раз за нее действовали другие, она не противилась.

Вообще говоря, мысль о жизни в Венеции, даже с г-ном де Гангсдорфом, ей показалась приятной. Конечно, сердечко ее молчало, что бы говорило ее сердцу, но разум приказывал ей не уклоняться от случая покончить с существованием, становившимся для нее со дня на день все более тягостным. Ей предоставлялась возможность если не счастья, то по крайней мере спокойной и достойной жизни. Правда, жизнь, которую она вела сейчас, не казалась ей безнравственной, но в глубине души своей она находила в ней нечто оскорблявшее ее чувствительность и вызывавшее глухие угрызения совести.

Если поведение г-жи де Бокенкур и ее собственное в данных обстоятельствах достаточно объяснимы, то г-на де Серпиньи она не понимала. Откуда у него возник внезапный интерес к ней? Он всегда безупречно вежливо обходился с ней — внучкой великого стекольщика и часто упоминал о ее артистическом происхождении, но никогда не выказывал ей особенной симпатии. Между ними не существовало даже тех легких нитей, которые связывали ее с Буапрео. И вдруг она узнает от г-жи де Бокенкур, что г-н де Серпиньи предложил свою помощь оказать влияние на г-на де Гангсдорфа в столь щекотливом вопросе. Франсуазе хотелось узнать мнение князя де Берсенэ о причине такой горячности, но он все еще чувствовал себя очень плохо и никого не принимал. Итак, она осталась со своими сомнениями и отправилась не без некоторого недоверия на свидание с бароном де Гангсдорфом у г-на де Серпиньи.

Г-н де Серпиньи жил в одном из тех старых домов, которые имеют подъезд с улицы Шальо и выходят на улицу Пьера Шарона. Дом отделялся от тротуара решеткой, замыкавшей маленький и лежащий ниже улицы садик, деревья которого приходились вровень с прохожими. Чтобы попасть в дом с улицы Пьера Шарона, обычно спускались по деревянной лестнице с железными перилами и переходили через канаву сада. Своеобразное, укромное и провинциальное место, где жил г-н де Серпиньи, представляло собой старинные остатки древней деревушки Шальо, где Манон Леско укрывалась с де Грие. И хотя он слыл приверженцем современного искусства и нового стиля, на самом деле де Серпиньи ненавидел экстравагантные формы. Поэтому жил в старом районе и старом доме, а новые формы он считал одним из самых мучительных зол, постигших французский стиль, особенно в области мебели. По его мнению, основными чертами любого стиля должны выступать изящество и разумный вкус. Он оставался верен прекрасной и благородной мебели стиля Людовика XVI, тонко подобранной и остроумно размещенной, среди которой в его квартире стояло несколько старинных семейных предметов, буквально вырванных им у отца с помощью бесконечных яростных словесных боев.

Причиной стычек были результаты просьб о деньгах, с которыми отец иногда обращался к сыну. У графа де Серпиньи оставалось всего лишь каких-то двенадцать тысяч франков дохода, из которых сын отнимал у него каждый год четыре тысячи за сдаваемую отцу квартиру в своем доме на Лильской улице. Старый граф никогда не отсылал своей квартирной платы, не присоединив к ней душераздирающей записки, содержащей горькие жалобы на такой способ обирать старика. Жак де Серпиньи отвечал отцу, что ему стыдно в такие годы играть в карты, вместо того, чтобы подумать о душе. Граф де Серпиньи в самом деле ежедневно играл в клубе свою партию в вист, но иногда она ему обходилась дорого. Тогда он вынужденно прибегал к помощи сына, и тот соглашался дать требуемую сумму лишь в обмен на какой-нибудь предмет мебели или старинную вещь. Старик брыкался и грозил обратиться к ростовщикам-евреям, но в конце концов уступал, заявляя, что не знает человека более жестокого, чем его бессердечный сын.

Таким путем Жак де Серпиньи стал обладателем исторического пистолета, из которого Люк де Серпиньи в вечер битвы при Монконтуре убил гугенотского капитана Жиля де Габодана выстрелом в спину. Пистолет нашли после революции в окрестностях замка де Серпиньи у местных фермеров. Князь де Пранциг жаждал присоединить такой старинный трофей к памятникам наполеоновской эпохи, загромождавшим его воинственный особняк на улице Йены. Князь поддерживал честь своего имени, живя подле Триумфальной арки, в доме, полном мундиров первой Империи, знамен и шашек, у подъезда которого с обеих сторон лежало по кучке из трех пушечных ядер. Каждый раз, когда он заходил к старику Серпиньи, он посматривал на знаменитый пистолет. Отказаться от него в пользу сына старику было тяжело, но Жак де Серпиньи все же своего добился, получив возможность с гордостью показывать исторический пистолет, укрепленный на деревянном щите. Зато портрет Серпиньи, посланника регента, работы Ларжильера, предоставленный ему при жизни, уже не висел на прежнем месте. Его жестоко отнял старик Меньер, на распродаже коллекций которого князь де Пранциг только что его купил.

Г-н де Серпиньи встретил г-жу де Бокенкур и Франсуазу де Клере самым радушным образом. Г-н де Гангсдорф еще не приходил. В ожидании г-жа де Бокенкур с восторгом рассматривала два кресла, недавно приобретенных де Серпиньи. На тканевой обивке их сидений и спинок изображались букетики из разных цветов. Она долго восхищалась красотой работы, удивляясь тончайшему подбору шерсти. Тем временем г-н де Серпиньи провел Франсуазу в соседнюю гостиную — маленькую комнатку, которую украшали лаковые буфетики, два красных и два черных. Франсуаза почувствовала, что он сейчас заговорит с ней, и она наконец-то узнает, почему он пожелал принять участие в устройстве ее брака. Он медлил, положив руку на золоченый замок буфета, точно желал найти более прочную позицию. Она чувствовала легкое любопытство и некоторую тревогу. Г-н де Серпиньи посмотрел на нее серьезно и сухо. Те, кому приходилось вести с ним дела, знали его особенный взгляд, который не забывался.

— Я очень счастлив, сударыня, что моя кузина сообщила мне о проекте, касающемся моего друга г-на де Гангсдорфа. Ей угодно думать, что я имею некоторое влияние на него.

Девица де Клере не перебивала г-на де Серпиньи.