Оборотень или Спасение в любви. - Людмила Сурская

— Да, полно княжна так убиваться, никто его тут не обидит. — Не удержался от вмешательства в такую душещипательную сцену любви Митрич.

— Умоляю, Митрич, присмотри. Я отблагодарю.

— Бог с вами, княжна, где это видано убиваться за собакой, как за человеком. Вы и так устроили ему райскую жизнь. Так-то любой двуногий со всем сердцем захочет на его место.

— Митрич, ты не понимаешь, — вздохнула она, отпуская пса и не оглядываясь, убежала.

Митрич, конечно же, не ответил. Он, обдумывая её слова, почесал торчащую в разные стороны макушку: «Может и не понимаю, чай не голубых кровей, но как можно понять эту взбалмошную девчонку, вытворяющую такое с псом».

Княгиня хозяйским глазом осмотрясь, враз распорядилась закрыть «баловство» со школой. Не понравилось ей и общение дочери с садовником, а также хождение его в барские хоромы. Пресекла, не откладывая в долгий ящик, и это. В общем, маменька умудрясь за короткий срок, сунуть нос непременно во все дела, всё переиначить, понаделала много путанины. Таня была в отчаянии. Тем более, отдыхать развоевавшаяся маменька отправилась ни так скоро, как бы ей хотелось. Но только за ней закрылась дверь и Марфа с Прасковьей заходили на цыпочках, как Таня, нарушая все запреты, поспешила к Митричу за доберманом. Однако не обошлось без Марфы, она видела, как Таня заводила в свою комнату пса. «Значит, доложит, ворона, маменьке, но пока та спит, они её потревожить не посмеют и у меня есть время». Захлопнув перед носом Марфы дверь, она торопливо освободила его от ошейника. Но Сергей не проявляя тревоги, посмеивался:

— Княгиня в ударе, сущий полководец…

Хотя эта мысль приходила ей самой, сейчас ей она показалась неприятной. Таня недовольно заметила:

— Серж, это совсем не смешно.

— Неужели же из такого ангельского создания, как ты через двадцать лет получится такое же сердито-командное существо, как твоя маменька. Как же её выдерживает твой папенька. Вот кому-то тёща достанется.

Таня, нисколько не смущаясь, поспешила со своей и маменькиной реабилитацией:

— Я в папа и тут ты ошибаешься, они очень любят друг друга так, что можно только позавидовать. Папенька её обожает, а она от него тает.

— Поразительные вещи ты рассказываешь. Ты не сердишься, я завернулся в твой халат, чтоб быстро сориентироваться во время опасности. Представь себе, сколько потребуется времени мне только для того, чтоб снять сапоги и панталоны.

— Серж, делай, как тебе лучше. Ах, я так расстроена. Прошу, ты поешь и полежи. Я покараулю, обещала она ему, — не смотря на то, что её мысли находились в страшном беспорядке. В ней шла борьба за его благополучие и её дух. Несмотря на своё возбуждённое состояние, она не могла придумать ни одного способа, чтоб облегчить участь Барона. Ведь он нуждался сейчас в её поддержке.

Он чувствовал, что его мысли крутятся возле него и пытался отвлечь её внимание.

— Полежи со мной, чувствую я, придётся дальше засыпать без тебя…

Она смотрела на его прищуренные в смехе глаза, длинные ноги, мощную грудь, крутые плечи так нравившиеся ей и с тоской принимала его правду и понимала, наверное, это всё. От этого была готова лишиться чувств. Ведь, как только проснётся маменька, Марфа наябедничает и она непременно придёт сюда. И тогда за ослушание Митричем не обойдётся. Обратиться ещё раз к маменьке с просьбой представлялось ей невозможным. Единственное решение, которое пришло ей на ум — придётся вести его в охотничий домик отца. Именно этот вариант может быть претворен в жизнь. Думала именно об этом, а ему сказала:

— Если я буду рядом, ты не уснёшь, а будешь говорить о разных глупостях. Поторопись с обедом и отдыхай, — говоря это, она, стараясь быть спокойной, даже взяла книгу и прилегла на кушетку. Серж, покончив с едой и вымыв руки, подхватил её на руки и уложил на кровать рядом с собой.

— Какая упрямая. Тебя, должно быть, часто наказывали?

— Отчего же ты так решил?

— Не послушная девочка и весьма беспокойная.

— Совсем нет, но каюсь, случалось, мама наказывала, в отличие от папа.

— А он?

— Папенька никогда.

Вдруг он спросил совершенно не относящееся к разговору:

— Почему он купил этот дом?

— Не знаю. Думаю — понравились места и поместье. А может, по тому, что продавали.

— Но он здесь, как я понял, почти не бывает, если только с охотой. Тогда для кого же его перестраивали и расширяли?

Она смутилась, но сказала правду.

— Для меня. Это моё приданное. Папа разрешил мне выбрать мужа по своему вкусу, но желательно с его одобрения.

Скрыть изумление и насмешку он не мог. «Что говорит эта девочка?»

— Почему же до сих пор не выбрала, и я отказываюсь верить в такой демократический жест родителя в пределах нашей лапотной России, с замашками крепостничества от малого до большого. Что так удивлена, объяснить? Помещики удерживают при земле крепостных. Семьи свои они держат по точно тем же законам. Батюшка царь это же крепостничество использует для удержания около себя придворную знать и всю Россию. Просто нам легче не думать об этом. Нам всем только кажется, что мы вольные, ан нет. Все в крепостном ярме. Жена у мужа. И все мы у царя. Это с одной стороны даёт порядок, а с другой гробит нас всех… Ах! Хватит об этом. Поговорим о тебе. Неужели же твоё сердце пребывает совершенно свободным и ни кем не заинтересованным?

— Не встречается такой, как папенька.

А он продолжал насмешничать.

— Неужели ж свахи обошли своим вниманием ваш двор, а на многочисленных балах у премиленькой, родовитой и богатой барышни нет поклонников?

Только Таня, принимая всё за чистую монету, добросердечно объясняла:

— Поклонники и человек, с которым захочется пройти рука об руку по жизни это другое. И к тому же, я хочу любить своих детей и мечтаю, чтоб они были похожи на мужа. Знаешь, Серж, мне не интересны люди, которым от меня нужны титул и деньги.

— Какими вольностями, сударыня, вы меня потчуете. Я в растерянности, — потешался он. — А чтобы хотелось тебе?

— Чтоб любили меня, просто любили. Такую, какая я есть.

— Надо же. Занятно. Но мне понятно твоё желание. Такое хочется всем, но не у каждого и всегда получается.

— Я хочу, как у мама с папа, — надула губки она.

— Дались они тебе. У каждого свой путь к счастью. Сейчас твоя мама накрутит нам хвоста, — сел он в кровати, заслышав стук в дверь. — Беги, открывай. Княжна не капать из глаз дождём. Выше курносый нос.

Таня открыла. Маменька величественно вплыла в комнаты и, выискав распластавшегося у кушетки добермана, брезгливо поморщилась. Свита со скрещенными руками на груди и непроницаемыми лицами маячила за её спиной, ожидая развязки. Только нянька отворачивала лицо и прятала глаза. Француженка наоборот, не мигая рассматривала её в лорнет. «Такой эскорт, диву даёшься. Значит, время зря не теряла, о публике маменька позаботилась. Наверняка быть спектаклю». — Держа за ошейник пса подозревала княжна. Так и вышло. Немая сцена длилась более минуты. Выставив ножку, ткнув пальчик с тяжёлым перстнем в добермана, вскинув величественно голову она громовым голосом объявила: