Острова на горизонте - Юрий Иванов

Что-то говорил учитель. Шуршали листки бумаги: контрольная. Я тяжело вздохнул: не решить мне этих задачек. И снова уткнулся в книгу.

«Помолчите, — сказал помощник капитана Том Аустин. — Разве вы не видите, что акула была горькой пьяницей и, чтобы не потерять ни капли напитка, проглотила его вместе с бутылкой!»

Совершенно забывшись, я громко засмеялся. Математик взглянул в мою сторону и поправил сползшие на кончик носа очки. Женька Егоров перегнулся через парту, зашептал:

— Решил уже?

— Нет, — отмахнулся я и прочитал: — «Как? — воскликнул Гленарван. — У акулы в желудке оказалась бутылка?»

— Тише ты. «Параллелепипед» услышит, — заволновался Женька.

— А? Все равно кол.

— Будешь сдувать?

— Подожди. Дочитаю.

«Том, достаньте-ка эту бутылку, — сказал Гленарван. — Только поосторожней: найденные в море бутылки часто содержат важные документы…»

— Ученик Ветров. Я вам не помешал? — раздался вдруг над моим ухом скрипучий голос — Нуте-ка, что мы тут читаем?

— Помешали, — буркнул я, весь увлеченный событиями, происходящими на яхте «Дункан». — Очень помешали!

— Что-о?

Рука учителя легла на книгу. Я потянул ее к себе. Не отдам! Поправив сползшие очки, учитель повысил голос:

— Во-он из класса!

Я читал книгу весь вечер да и ночь, сунув маленькую настольную лампу под одеяло. Ах, как все это здорово: море, океаны, Африка, Магелланов пролив, пампасы! Засыпая под утро, я думал о том, что должен побывать там же, где и полюбившиеся мне герои. Спасибо тебе, Жюль Верн! Теперь я знаю, что я должен делать в этой жизни, кем должен стать. Правда, придется и математикой заняться: разные там счисления-вычисления, долготы и широты определять. Но ничего, преодолею. Я все осилю и стану моряком, путешественником.

— Подвел я тебя, — сказал мне на другой день Женька Егоров. — Хочешь, верну тебе марки?

— Я тебе отдам все-все марки. Оставь мне эту книгу, а? — попросил я.

Прошли годы. Вот и окончен десятый класс. Поступаю в мореходку. Сдаю зачеты по физической подготовке. Бегаю. Прыгаю. Гранату бросаю. На перекладине подтягиваюсь. Десять раз надо. Раз, два… четыре, пя-ать… шесть!.. Се-емь… Не могу больше! Что? Неужели из-за этой проклятой перекладины разрушится моя мечта? Во-о-осемь… Лопнут сейчас мои мышцы! Нет. Не могу больше.

— Эх ты, слабак, — сказал мне инструктор по физической подготовке. — Иди. Погуляй годик. Наращивай мышечную массу: море любит сильных.

— Море любит упрямых! — воскликнул я в отчаянии. — Море любит тех, кто по-настоящему любит море! Кто предан ему. И я докажу это!

Ничего, что двери училища захлопнулись перед самым моим носом, в океан-то двери настежь! Вон сколько объявлений: «Для работы на судах рыбопромыслового флота требуются матросы».

Здравствуй, океан, принимай меня матросом траулера! Познавать разные науки можно и заочно, а вот познать океан и премудрости судовой жизни…

Боцман Михалыч учит меня морской жизни. Любим мы и побаиваемся своего боцмана. Строгущий! Помню, только пришел на судно, капитан говорит:

— Мотай к боцману. Глянет он, получится ли из тебя матрос.

Вывел меня Михалыч на палубу, повертел, хватая ручищами за плечи, потискал будто железными пальцами мои бицепсы, хмыкнул. Не понравился я ему, жидковат.

— Матросу крепкие мышцы нужны, — сказал боцман сердито. — Попадется тунец под центнер, вытянешь багром на палубу?

Да что они все, сговорились? В мореходке разговор про мускулы, здесь о том же! А боцман мой живот щупает:

— Это разве пресс? Кисель.

Обидно стало.

— Нормальный пресс!

Усмехнулся боцман:

— Нормальный? Проверим. А ну спружинь брюхо.

Да тут что, траулер или боксерский зал? Надулся я, спружинил брюшной пресс. Словно кувалдой меня шарахнуло, еле на ногах устоял, вздохнуть не могу.

— Кисель, — сказал боцман. — А как руки?

— Что? Нормальные у меня руки, — выдохнул я.

— Дай правую.

— Чего еще недоставало! Вы боцман или Командор? Но я ведь не Дон Жуан…

Будто стальные тиски сжали мою руку, слезы покатились из глаз. О-о-о! Да он же мне ее в лепешку раздавит! Но, стиснув зубы, молчу. Терплю…

— Как новичок? — спросил капитан, выйдя на палубу.

— Банан зеленый, — ответил Михалыч. — Но терпеливый, упрямый. И это главное. Сделаю из него хорошего матроса.

Мечты сбываются, уходим в море! Неузнанные мной товарищи, те, кто подтянулся на перекладине десять и больше раз, сидят в аудиториях, а я глотаю соленую пыль, шкерю рыбу, скулю по ночам в подушку от дикой боли в изрезанных, проткнутых костями рыб ладонях.

А утром, как и все, натягиваю просохшую за ночь робу и длинные рыбацкие сапоги. И уже слышу грозный голос Михалыча: «Всё спите? А ну, пошевеливайтесь! Колька, банан зеленый, почему без перчаток к рыбоделу идешь?»

Рейс, второй, третий… Увы, не в тропики, где в прозрачной, теплой воде скользят длинные серые тени акул, а в холодные и туманные северные широты за пучеглазым и колючим морским окунем. А детская мечта: своими собственными глазами увидеть акулу, да что увидеть — поймать ее, — не проходила. Почему? Может, оттого, что эта хищная рыбина, так поразившая однажды воображение, стала для меня неким символом дальних океанских рейсов?

Повезло. Попал я в тропики. И хватили мы лиха с акулами во время промысла тунцов!

Первую акулу я увидел в Гвинейском заливе. Мы только что пришли туда, был полдень, вахтенный штурман уже созвал команду в салон на обед, а я замешкался. Стоял на полубаке и, свесившись через леера, глядел в прозрачную синюю воду.

— Коля, погляди влево, — услышал я тут голос вахтенного штурмана — с биноклем в руках он маячил на крыле мостика. — Акула!

— Где? А, вижу!

Наискосок, пересекая курс траулера, резал воду черный треугольный плавник. Громадная рыбина прошла метрах в трех от форштевня траулера, и я увидел длинное и толстое светло-синее сверху и белое с боков острорылое тело. Это была голубая акула, и, хотя потом я видел много всяких акул, эта первая встреча с хищницей океана осталась в памяти на всю жизнь.

…Акулы появились возле нашего траулера, лишь только судно легло в дрейф. До темноты провозились на палубе: готовили снасть для ловли тунцов, ярус к выметке. Стаскивали и составляли рядком ящики с коваными, величиной почти в палец крючками. Каждый из крючков прикреплен к металлическому, свитому из многих крепчайших стальных проволочек поводку, чтобы хищная рыбина не откусила крючок. Отдельно штабелем уложены поплавки, похожие на пластины сыра, а в сторонке — бамбуковые вешки с красными флажками на вершинках.