Рейтинговые книги
Читем онлайн 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1 - Николай Каролидес

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 62

Партийный деятель и литературный критик Борис Ольховский вторил Волину в «Комсомольской правде» (1929, 31 августа), называя Пильняка писателем, который «окончательно порвал с попутничеством пролетарской революции […] и стал «попутчиком» буржуазной контрреволюции».

Было принято считать, что инициатором травли была РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), самая бескомпромиссная по отношению к «попутчикам» литературная организация своего времени. Однако и условность предлога (советские писатели и до и после 1929 года печатались за границей) и скоординированность публикаций по «делу» в печати предполагают иной масштаб кампании.

Ободренные газетными публикациями, протесты начали высказывать — одно за другим — литературные объединения. Сибирская литературная группа «Настоящее» потребовала высылки писателей из Советского Союза.

Сначала ленинградское, а затем московское отделения ВСП были вынуждены осудить своих руководителей. Единственной возможностью борьбы оставался индивидуальный протест: 21 сентября 1929 Борис Пастернак и Пильняк заявляют о выходе из членов ВСП, в октябре заявления об уходе подают Михаил Булгаков и Анна Ахматова, позже — другие писатели.

Несколько позже покаяться и работать вместе с советской общественностью со страниц «Литературной газеты» предлагалось и Замятину. Однако Замятин наотрез отказался от покаяния — он заявил о выходе из ленинградского отделения Союза писателей и написал в редакцию «Литературной газеты» издевательское письмо. Он утверждал, что публичного признания ошибок и отказа от своего произведения не требовала даже царская цензура.

Позже, в 1931 году, в письме Сталину Замятин описывал историю травли, называя себя «чертом советской литературы»:

«Для истребления черта, разумеется, допустима любая подтасовка — и роман, написанный за девять лет до того, в 1920 году — был подан рядом с «Красным деревом» как моя последняя, новая работа. Организована была небывалая еще до сих пор в советской прессе травля, отмеченная даже в иностранной прессе: сделано было все, чтобы закрыть для меня всякую возможность дальнейшей работы. Меня стали бояться вчерашние мои товарищи, издательства, театры. Мои книги запрещены были к выдаче из библиотек. Моя пьеса («Блоха»), с неизменным успехом шедшая во МХАТе 2-м четыре сезона, была снята с репертуара. Печатание собрания моих сочинений в изд[ательст]ве «Федерация» было приостановлено».

К концу 1929 года сообщения о кампании появились во многих зарубежных изданиях. Неожиданно Горький в статье «О трате энергии» осудил разгоревшийся скандал:

«У нас образовалась дурацкая привычка — втаскивать людей на колокольню славы, а через некоторое время сбрасывать их оттуда в грязь. Нужно помнить, что мы все еще не настолько богаты своими людьми, чтобы швырять ко всем чертям и отталкивать от себя людей, способных помочь нам в нашем трудном и великолепном деле».

Его следующую, еще более резкую статью «Все о том же» даже отказались печатать. Итоги кампании подвела статья Ю. Сазоновой «В защиту цензуры» в парижской газете «Последние новости»: «Цензурное нововведение большевиков немаловажное право на книгу заменило правом на ее автора. […] Теперь власть цензуры над книгой заменена личным крепостничеством автора: то, что не угодно власти нигде не должно быть напечатано».

Действительно, после 1929 года Замятин перестает печататься, а в 1931-м он — при поддержке Горького — выезжает за границу. В Советском Союзе он успел ознакомиться с посвященной ему статьей в «Литературной энциклопедии» (том 4, 1930), где говорится, что писатель, «целиком защищающий капиталистический порядок, создает в романе «Мы» низкий пасквиль на социалистическое будущее», а все его творчество приобретает «все более и более контрреволюционную направленность».

Поэт Александр Безыменский, выступая на XVI съезде партии в 1930 году, емко резюмировал: «А в дали, / Боевую идею / Взяв язвительным словом в штыки, / Цветом / «Красного дерева» преют / И Замятины / И Пильняки».

На Западном фронте без перемен

Автор: Эрих Мария Ремарк

Год и место первой публикации: 1928, Германия; 1929, США

Издатели: Импропилаен-Ферлаг; Литтл, Браун энд Компани

Литературная форма: роман

СОДЕРЖАНИЕ

Он был убит в октябре 1918 года, в один из тех дней, когда на всем фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только фразы: «На Западном фронте без перемен».

Он упал лицом вперед и лежал в позе спящего. Когда его перевернули, стало видно, что он, должно быть, недолго мучился, — на лице у него было такое спокойное выражение, словно он был даже доволен тем, что все кончилось именно так. (Здесь и далее пер. «На западном фронте без перемен» — Ю. Афонькина.)

Финальный пассаж популярного романа Ремарка не только передает нелепость смерти этого неизвестного солдата, но также иронизирует над сообщениями официальных источников военного времени, гласивших, что никаких перемен на фронте не происходит, в то время как ежедневно тысячи людей продолжали умирать от ранений (немецкое название романа «Im Western Nicht Neues» переводится как «на Западе ничего нового»). Последний абзац подчеркивает двусмысленность названия, это квинтэссенция горечи, наполняющей все произведение.

Множество безымянных солдат находятся по обе стороны окопов. Они — лишь тела, сваленные в воронках от снарядов, изуродованные, разбросанные как попало: «Между стволом и одной веткой застрял голый солдат. На его голове еще надета каска, а больше на нем ничего нет. Там, наверху, сидит только полсолдата, верхняя часть туловища, без ног». Юный француз отстал при отступлении: «Ударом лопаты ему рассекают лицо».

Неизвестные солдаты — фон, задний план. Главные герои романа — Пауль Боймер, рассказчик, и его товарищи по второй роте, главным образом Альберт Кропп, его близкий друг, и лидер группы Станислаус Катчинский (Кат). Катчинскому сорок лет, остальным — по восемнадцать-девятнадцать. Это простые парни: Мюллер, мечтающий сдать экзамены; Тьяден, слесарь; Хайе Вестхус, рабочий-торфяник; Детеринг, крестьянин.

Действие романа начинается в девяти километрах от линии фронта. Солдаты «отдыхают» после двух недель на передовой. Из ста пятидесяти человек, ходивших в атаку, вернулось только восемьдесят. Бывшие идеалисты, теперь они преисполнены злости и разочарования; катализатором служит письмо от Канторека, их старого школьного учителя. Это он убедил всех пойти на фронт добровольцами, сказав, что иначе они окажутся трусами.

«Они должны были бы помочь нам, восемнадцатилетним, войти в пору зрелости, в мир труда, долга, культуры и прогресса, стать посредниками между нами и нашим будущим. […]…в глубине души мы им верили. Признавая их авторитет, мы мысленно связывали с этим понятием знание жизни и дальновидность. Но как только мы увидели первого убитого, это убеждение развеялось в прах. […] Первый же артиллерийский обстрел раскрыл перед нами наше заблуждение, и под этим огнем рухнуло то мировоззрение, которое они нам прививали».

Этот мотив повторяется в разговоре Пауля с родителями перед его отъездом. Они демонстрируют полное незнание военных реалий, условий жизни на фронте и обыденности смерти. «Здесь с питанием, разумеется, хуже, это вполне понятно, ну конечно, а как же может быть иначе, самое лучшее — для наших солдат…» Они спорят о том, какие территории должны быть аннексированы и как нужно вести боевые действия. Пауль не в состоянии говорить им правду.

Краткие зарисовки солдатской жизни даны в первых нескольких главах: бесчеловечное обращение капралов с рекрутами; страшная смерть его одноклассника после ампутации ноги; скудная пища; ужасные бытовые условия; вспышки страха и ужаса, взрывы и крики. Опыт заставляет их повзрослеть, и не только военные окопы причиняют страдания наивным, не готовым к таким испытаниям рекрутам. Утрачены «идеализированные и романтические» представления о войне. Они понимают, что «…классический идеал отечества, который нам нарисовали наши учителя, пока что находил здесь реальное воплощение в столь полном отречении от своей личности…» Их отрезали от их юности и возможности нормально взрослеть, они не думают о будущем.

После главного сражения Пауль говорит: «Сегодня мы бродили бы по родным местам, как заезжие туристы. Над нами тяготеет проклятие — культ фактов. Мы различаем вещи, как торгаши, и понимаем необходимость, как мясники. Мы перестали быть беспечными, мы стали ужасающе равнодушными. Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить?»

Пауль испытывает всю глубину такого отчуждения во время увольнительной. Несмотря на признание его заслуг и острое желание влиться в тыловую жизнь, он понимает, что он чужак. Он не может сблизиться со своей семьей; разумеется, он не в состоянии открыть правду о своем полном ужаса опыте, он лишь просит их об утешении. Сидя в кресле в своей комнате, со своими книгами, он пытается ухватить прошлое и вообразить будущее. Его фронтовые товарищи — его единственная реальность.

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 62
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1 - Николай Каролидес бесплатно.
Похожие на 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1 - Николай Каролидес книги

Оставить комментарий