Иллюзия жизни - Михаил Черненок

Загнутые длинные ресницы Чибисовой взлетели к бровям:

– Ну, ни фига себе жизнь пошла!.. Максим ведь может очухаться…

– Когда очухается, на много лет сядет в колонию строгого режима за двойное убийство.

– И меня из его квартиры вытурят?

– Ты прописана здесь, станешь полновластной хозяйкой.

– Не обманываете?

– Зачем мне тебя обманывать.

– Ой, какая прелесть!.. Знаете, Константин Георгиевич, что я перво-наперво сделаю? Займу у Вити Синякова баксов и приведу этот шалман в порядок. Потом дам объявление в газету: «Молодая интересная женщина приглашает мужчину без вредных привычек для серьезных отношений».

– Серьезные отношения – это как? – с лукавинкой спросил Веселкин.

– Ну, хотя бы раз в неделю… встречаться.

– За деньги?

– Понятно, не за красивые глаза. Пока с Синяком расплачусь. После, если сойдемся характерами, можно и официально, с регистрацией, семью склеить, – кукольное личико Чибисовой зарделось румянцем. – Неужели мне первый раз в жизни так круто повезет?

– Может повезти, если водку пить перестанешь.

– Водяру я хлестала от безнадеги. Теперь пить бросила. Поняла, что нельзя топить горе в вине. Горе пройдет, а печень будет болеть. Если с квартирой все ладом склеится, появившийся в темном царстве луч надежды не упущу. Докажу деду, что я не проститутка!

– Горячку не пори, сначала хорошо подумай.

– Хорошо думать мне в лом. Не получается у меня это. Надо посоветоваться с бабульками во дворе. Они умные, большую жизнь прожили. Когда я к Ширинкину перебралась, они мне в глаза говорили: «Детка, с кем ты связалась. Максим – тюремщик. Не сегодня-завтра опять в колонию сядет и тебя под монастырь подведет». Да мне же прописка была нужна. Надоело болтаться, как бомже… А Вальке Сапунцову так и надо! Со мной, кобелюга, жил, а к какой-то богачке в райцентр ездил. Только, бывало, шалава позвонит ему, вихрем к ней летел. Приезжал домой опустошенный до предела. От меня отмахивался, как от вредной мухи. Дотрепался гад! И Ширинкин, чтоб ему загнуться в реанимации, следом за Валькой в райцентр зачастил.

– Тоже любовь там завел?

– Насчет любви Максим слабак. Зимой почти каждую неделю ездил с заросшим, как волосатая попса, бомжом. Кажется, Гришей его зовут.

– Фамилию не знаешь?

– Нека.

– По каким делам ездили?

– Фиг их поймет. Вроде какой-то товар отвозили бабе с лошадиной фамилией.

– Овсова? – улыбнувшись, спросил Веселкин.

– Нека. Что-то такое конское… – Тата наморщила лобик. – Кажется, Коновалиха.

– Это похоже на прозвище.

– Ну, так они говорили.

– А о «товаре» не было разговора?

– Может, был, да я не прислушивалась к их болтовне. Чтобы избежать за компанию выпивки, уходила в комнату смотреть телевизор.

– О последних поездках Ширинкина в райцентр что-нибудь знаешь?

– Не очень давно Максим выспрашивал у меня, где там находится улица Кедровая. Нарисовала ему план, как лучше проехать на Кедровую. Из этой поездки привез пачку книг поэта Царькова, а зачем, и сам не знает. В стихах Максим ни фига не рубит. Наизусть помнит всего две складухи: «Благодетели родители, рюмку водки не дадите ли». И еще: «Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать». Эти книги и теперь в комнате валяются.

– Можно их посмотреть?

– Щас притащу… – Чибисова торопливо ушла в комнату и вернулась оттуда с разорванной упаковкой книг. – Смотрите, сколько стихов припер…

Веселкин с Голубевым осмотрели упаковку. Из четырнадцати книг, указанных на типографской наклейке, в пачке оказалось тринадцать.

– Еще одна книга где? – спросил Веселкин.

– Максим куда-то утащил.

– Не Сапунцову ее отдал?

– На фига попу гармонь. У Вальки на уме только бабы, водка да баксы… – Тата испуганно глянула Веселкину в глаза. – Они вдвоем какую-то гадость отмочили?

Веселкин улыбнулся:

– Ласточка, зачем тебе о гадостях знать. Лучше расскажи, какой план обсуждали на кухне Сапунцов с Ширинкиным.

– Константин Георгиевич, ну я же точно не знаю об их плане, только догадываюсь.

– Вот и выкладывай свою догадку.

– Ну, в общем… Вначале друганы тихо шептались. Когда хорошо кирнули, забазарили громко, и я кое-что подслушала… Короче, когда Максим привез книжки, он ездил в райцентр знакомиться с поэтом. А там участковый мент Максима приметил, но толстяк успел слинять от ментовского надзора. Валька сказал, мол, надо тебе, Макс, еще на Кедровую съездить. Максим уперся: «Не-е-е, Валян, вдругорядь не поеду. Мент шибко ретивый, засвечусь с потрохами, и нашему плану будет хана. Ехай туда сам. Побазарь круче с охранницей, может, уломаешь на добровольное согласие». – «Ее, бля, на понты не возьмешь. Сложная штучка. Хозяйку против меня капитально настроила. Если мандражишь, толкуй прямо. Разберусь с поэтом без тебя, но тогда ты вместо толстой пачки баксов получишь фунт дыма». – «Не дыми, Валян, не в мандраже соль. Мыслю, как ловчее обстряпать мокруху». – «Ну, бля, мыслитель! Будешь финтить, пошлю на все буквы». – «Не лезь в занозу. Объясни, с чего шефу взбрело в шарабан, будто поэт – муж охранницы?» – «Она ему такую лапшу навешала». – «А ты, чо правду шефу не сказал?» – «Ну, Макс, ты тупее сибирского валенка. Скажи я правду, шеф разве отстегнул бы пятьдесят косых. Если знаешь, где валяются такие баксы, покажи. Я подниму их и поделюсь с тобой». – «Почему шеф вольтанулся на охраннице?» – «Потому, что не привык, чтобы бабы кидали его, как лохмотника». – «Думает, стоит замочить поэта, она кинется шефу на грудь?» – «Мне, Макс, до лампочки, что он думает, и кто к кому кинется. Баксы уже в моем портфеле, портфель в “мерсе”. Выполним дело, и по двадцать пять косых зелеными будут в наших карманах. Ну, какого хрена ломаешься, как малолетка?» – «Да не ломаюсь я. Давай сразу баксы поделим». – «Нашел лоха! Курочка еще в гнезде, яичко знаешь где, а тебе уже и баксы в лапы подавай. Их, браток, надо честно отработать»… – Чибисова, словно устав, вздохнула. – За каждое слово, Константин Георгиевич, не ручаюсь, но в таком вот духе они базарили.

– Когда этот «базар» состоялся? – спросил Веселкин.

– Вечером перед тем днем, когда по всей области гроза бушевала.

«Шеф» – это кто?

– Назаряна Валька обычно так называл.

– Еще о чем Сапунцов с Ширинкиным говорили?

– Да все об одном и том же бухтели. Разгорячившись, перешли на такой крутой мат, что у меня уши в трубочку стали сворачиваться. Чтобы не слушать матерщину, я с головой укрылась одеялом. Утром на следующий день Валька приехал к нам на своем «Мерседесе».

– В камуфляже был?

– Не, как денди лондонский одет. Я из спальни подглядела, когда он дверь прикрывал, чтобы с Максимом на кухне пошептаться. Быстро умотал. Следом Максим стал собираться. Спросила: «Ты куда?» – «К Валяну. Вернусь поздно». И правда, вернулся уже ночью вдрызг пьяный и завалился спать.

– У кого из них было оружие?

– У Максима ни фига не было. А когда с Валькой жила, он показывал мне пистолет «Зебру».

– Может, «Зауер»?

– Угу, правильно, «Зауер».

– Он не передавал его Максиму?

– Не видела, не стану врать.

– А как сотовый телефон Сапунцова попал к Ширинкину?

– Мобильник, что ли?…

– Да.

– Мобильник Валька оставил, чтобы перезваниваться с Максимом. Домашнего телефона у нас нет.

– Часто они перезванивались?

– Не так часто, но болтали. Вот в последнюю неделю какие-то непонятные звонки были. Только Максим скажет свое «Хэллоу», в трубке – молчание и никакого разговора. Раз, помню, он сказал: «Набирай правильно номер, телка». И перестал в тот день отвечать на звонки.

– Когда Ширинкин последний раз уехал из дома?

– Позавчера звонок по мобильнику его взбесил. Мне показалось, что какая-то женщина чем-то напугала Максима. Он прямо обалдел. Полдня метался по квартире, как загнанный волк в клетке. Вечером выпил бутылку водки, хлопнул дверью и – привет семье.

– Сапунцовский домашний адрес не забыла?

– Нека. За Каменкой, в девятиэтажке на улице Ленинградской, – Чибисова назвала номер дома и квартиры.

– Когда мамаша Сапунцова бывает дома?

– Она пенсионерка. Целыми днями старая карга запоями листает любовные романы.

– Как ее зовут?

– Вера Александровна.

Вдохновленная лучезарной перспективой стать «полновластной хозяйкой» ширинкинской квартиры, Тата говорила без запинки. Ее ответы, совпадавшие с другими показаниями и фактами, казались искренними.

Найденные возле сгоревшей «Тойоты» Царькова ключи не подошли ни к квартирному, ни к гаражному замкам Ширинкина.

Глава XVIII

– Поедем на улицу Ленинградскую, – усаживаясь с Голубевым в служебную «Волгу», сказал шоферу Веселкин и назвал номер девятиэтажки.

Металлическую дверь повышенной прочности открыла «старая карга», оказавшаяся высокой статной дамой с волевым холеным лицом, зычным голосом и командирскими замашками. Судя по высокомерному взгляду, Вера Александровна Сапунцова в советское время была не последним лицом в Обкоме партии, а перед уходом на пенсию добивала трудовой стаж среди коллег, дружно переметнувшихся из партийных апартаментов в областной Совет, губернаторскую Администрацию или, на худой конец, в коммерческие структуры, занимавшиеся неведомо чем. Несмотря на подполковничьи милицейские погоны Веселкина, она впустила неожиданных посетителей в квартиру лишь после тщательного изучения предъявленных по ее требованию служебных удостоверений.