Наследство разоренных - Киран Десаи

Утром Бижу в составе штата ресторана носился в пароксизме трудовой деятельности. Пара хозяев, Одесса и Баз, за угловым столиком наслаждалась чаями «Тэйлорз» или «Харроугейт». Индийские колонии, свободная Индия — вкус чая тот же, но романтика утрачена. Ностальгия — двигатель торговли. К чаю обязательная «Нью-Йорк таймс», совместное чтение, включая даже международные новости. Новости всегда кошмарные.

Бывшие рабы и туземцы. Эскимосы и жертвы Хиросимы. Индейцы Амазонки, индейцы Чапас, чилийские индейцы, американские индейцы и индийские индийцы. Аборигены Австралии. Гватемальцы, колумбийцы, бразильцы, аргентинцы, нигерийцы, бирманцы, ангольцы, тоголезцы, конголезцы, инки Перу, эквадорцы, боливийцы, афганцы, камбоджийцы, руандийцы, индонезийцы, либерийцы, папуасы, южноафриканцы, иракцы, иранцы, турки, армяне, палестинцы, французские гвианцы, нидерландские гвианцы, суринамцы, сьерралеонтийцы, малагасийцы, сенегальцы, мальдивцы, шриланкийцы, доминиканцы, кенийцы, панамцы, мексиканцы, островитяне Маршалловых островов, таитийцы, ямайцы, всякие ботсванцы, бурундийцы, суданцы, слоновокостяне, заиряне-бужумбуряне-тутсихутяне-ибохаусяне…

И все орут: — колониализм! — рабство! — горнодобывающие хищники! — банановые хищники! — нефтяные хищники! — шпионы ЦРУ в миссионерском обличье! — Киссинджер убил моего папочку! — простить долги Третьего мира!

— Лумумба! — кричат они. — Альенде!

С другой стороны доносится:

— Пиночет-т-т. Мобут-т-ту-Чомб-бе-Кассавуббу…

— «Нестле» травит молоко! Агент «Оранж»! Грязные сделки «Ксерокс»! Нечистые руки Мирового банка! Объединенные нации! Международный валютный фонд! — И всем заправляют эти белые свиньи.

«Нестле» и «Ксерокс» — достойные-пристойные гиганты экономики, а Киссинджер, по крайней мере, патриот. Соединенные Штаты — страна, в основы которой положены достойнейшие принципы, и никому они ничего не должны.

Сколько можно!

Бизнес прежде всего. Можешь есть хлеб без масла, если его на всех не хватает. Масло получит достойнейший. Победитель.

*

— Естественный отбор, — говорит Одесса Базу. — Вот сидели б мы, горевали да причитали, что пришли когда-то неандертальцы, убили наши семьи большой костью динозавра, что нам бы компенсацию получить. А подайте нам за это две самые первые железные кастрюли и лакомую дочку с зубами… большие тогда зубы были, у первых людей. Да раннюю версию картофеля. На которую вроде сразу Чили и Перу претендуют.

Одесса числилась остроумной особой. Баз наслаждался ее говорком и физиономией в очках без оправы. Однажды он с ужасом услышал, как кто-то из знакомых в разговоре классифицировал ее как суку без сердца и совести, но постарался об этом забыть.

*

— Ох эти белые! — расстраивается Ачутан, коллега-посудомой. — Черт бы их драл. Но в этой стране они все же чуть лучше, чем в Англии. Здесь они хоть немного лицемеры. Искренне воображают, что они добрые люди.

На улице приходилось иной раз слышать:

— Катись, откуда приехал!

Ачутан привычно отвечал фразой, которую Бижу уже неоднократно приходилось слышать:

— Твой отец пришел в мою страну и обобрал ее. Теперь я приехал в твою страну получить хоть что-то обратно.

Ачутан стремился к «зеленой карте», но не так, как Саид, а в порядке личной мести.

— Зачем она тебе, если ты здесь все ненавидишь? — спросила Одесса, к которой Ачутан обратился за помощью.

Ну, хотелось ему заиметь «зеленую карту». Всем хотелось, кто любил и кто ненавидел. Чем больше ненавидишь, тем больше хочется.

Этого они не понимали.

*

Меню ресторана отличалось простотой: бифштекс, салат, картофель фри. Как ресторан, так и его клиенты даже гордились этой пристойной простотой.

Священная корова — обычная корова. Бижу мог бы порассуждать на эту тему.

В бизнес-ланч и в обед ресторан выглядит как армейская столовка. Костюмы молодых бизнесменов призывного возраста отличаются даже меньшим разнообразием, чем военная форма.

— Как пожелаете, мэм?

— С кровью.

— А вы, сэр?

— Сочный.

Только полные олухи требуют прожаренный. Одесса, с трудом скрывая презрение, считает своим долгом предупредить:

— Вы уверены, сэр? Жестковат получится.

Она сидит за чаем, разрывает бифштекс и вдохновляет своим присутствием прислугу.

— Послушай, Бижу, — смеется она. — Интересно получается. В Индии никто не ест говядину, а по форме ваша Индия — точно отборная часть филея с костью.

Здесь говядину едят и индусы. Индийские банкиры. Меняя тарелки, Бижу смерил их многозначительным взглядом. Они заметили. Они поняли. Он понял. Они поняли, что он понял. Они притворились, что не поняли, что он понял. Они отвели глаза. Он усмехнулся. Но они могли себе позволить не заметить. Бифштекс стал такой же привычкой, как хорошо отработанная подпись.

Корова корове рознь.

Работа работе рознь.

Нельзя поступаться религией отцов и дедов, их принципами.

В жизни следует придерживаться каких-то правил. Поддерживать собственное достоинство. Поджаренная поверхность, на ней выступает кровь. Затем эта кровь начинает шипеть и сворачиваться.

Победят те, кто видит разницу между коровами.

Те, кто не видит разницы, проиграют.

*

Бижу работает с бифштексами.

Кровь, мясо, соль, перечница на изготовку.

— Не желаете ли сверху свежесмолотого перчика, сэр?

— Индия, конечно, бедная страна, но у нас такое мясо станет жрать разве что голодная собака, — качает головой Ачутан.

— Больше внимания Азии. Агрессивнее надо, агрессивнее, — убеждает один деляга другого. — Новые горизонты, миллионы потенциальных потребителей, высокая покупательская способность средних классов. Китай, Индия… Сигареты, памперсы, жареные цыплята, страховка, водоснабжение, мобильные телефоны… Большие семьи, все время звонки. Дети звонят матерям, матери обзванивают своих бесчисленных детей… Америка насыщена, Европа насыщена, Африка не готова, там только нефть. Азия! Все внимание Азии! Есть у них где-нибудь нефть? Надо, чтоб была…

«Умные» речи, ничего не скажешь. Но назови его дураком — и он укажет на величину своего банковского счета, якобы опровергающего обвинение.

Бижу вспомнил Саида, который до сих пор отказывается есть свинину.

— Свинья — нечистое животное, брат. Я мусульманин, я занзибари, я теперь американи…

Он показал Бижу кварцевые часы в виде мечети. Пять раз в сутки часы принимались причитать:

«Аллаху Акбар, Ля иляха илля-Ллах, ва Аллаху Акбар…»

С верхушки игрушечного минарета сыпались слова, овеянные песчаными бурями аравийских и африканских пустынь, слова, укрепляющие веру, не дающие упасть в расщелину между нечистыми обычаями разных народов. Бодренько, как на дискотеке, мигали из арок мечети зелененький и белый огонечки.

*

— Но почему?

Одесса отказалась поверить своим ушам. С чего ему вздумалось уйти? Такие шансы, такие возможности открывались перед ним в ее заведении… Совершенно безмозглый, не способен оценить своего счастья.

— Ему вряд ли что светит в Америке с таким мировоззрением, — с надеждой поддакнул Баз.

*

Бижу покинул «Бриджит» иным человеком, полным желания начать новую жизнь, ограниченную, но чистую. Ограниченную чистотой.

*

— Вы готовите говядину?

— А как же! «Филли-стейк в тесте», — почти обрадованно сообщил владелец очередного заведения.

— Извините.

Выходя на улицу, Бижу услышал:

— Они коровам поклоняются. — Кто-то из кухни просвещал владельца ресторана.

*

«Копченый Джо».

— Говядина?

— Ми-и-и-илый, жаль тебя обижать, но я сама говядина. Без бифштекса я ни дня! Без бифштекса я не я.

*

Мэрилин. Плакаты, фото Мэрилин Монро на всех стенах.

Владелец — индус!

Он за стойкой, у громкоговорящей связи.

— Раджнибхаи, кем чо?

— Чё?

— Раджнибхаи?

— Ти кто? Ти што?

Этот индиец изо всех сил старается американизироваться.

— Кем чо? Саару чо? Теме самджо чо?

— Ч-ч-ё-ч-ё-ё-ё?

— Вы говорите на гуджарати, сэр?

— Нет.

— Но вы ведь гуджаратец?

— Нет.

— Но у вас имя гуджаратца, сэр.

— Ти кто?

— Значит, вы не гуджаратец, сэр?

— Да кто ти такой?

— «Америкэн телефон энд телеграф», сэр, льготные тарифы на разговоры с Индией.

— Я не с кем говорить в Индии.

— Совсем не с кем? А родственники?

— Йес, родственники… — подчеркивается американский акцент. — Но я не о чем говорить с родственниками.

Удивленное молчание. Собеседник пытается понять.

— Не о чем говорить с родственниками?

После паузы:

— Всего сорок семь центов за минуту, сэр!