Зов Амазонки - Аркадий Фидлер

Европеец, который не видел амазонских лесов, имеет о них, как правило, неверное представление. Как же выглядит этот знаменитый лес? Прежде всего в нем относительно светло. Структура его такова, что громадные и тенистые деревья растут не скученной массой, а разбросаны. Благодаря этому солнечные лучи проникают до самой земли и освещают нижние ярусы. Торжественный полумрак, обычный для наших буковых лесов, встречается здесь редко. Но зато если встречается, то господствует полный мрак. Но это уже исключение.

У амазонских деревьев массивные стволы и относительно скудная листва. Разочарованный пришелец убеждается, что у большинства растений листья небольшие и малопримечательные, напоминающие листья сливы. Эти твердые, плотные и блестящие листья лучшая защита от палящих лучей солнца и ливней. Исполинские листья вроде банановых не характерны для тропических лесов. Бананы — это красочное и скорее искусственное украшение здешнего пейзажа. Встречаются они вблизи человеческих жилищ.

Новичка озадачивает также кажущееся отсутствие цветов. У нас наибольшее количество цветов собирается на лугах, и цветут они преимущественно весной и летом, а в тропических лесах нет определенной поры цветения. Они цветут здесь круглый год, но скрыты в гуще буйной зелени.

Тропический лес, собственно, двойной лес: один, обыкновенный, растет на земле — это деревья, непроходимая чаща кустарника, бамбука и сорняков; другой растет над землей, на деревьях и кустах — это паразиты или эпифиты. Они, собственно, и придают тропическому лесу экзотический колорит. Обилие их, причудливость форм и цветы сказочной красоты придают пейзажу чарующее обаяние. Пестрые орхидеи иногда покрывают весь ствол; бромелии, или ананасные, растут на ветках деревьев-хозяев, похожи на причудливые огромные розетки; неистово вьются кудри «Авессаломовой бороды».

Лианы! Когда-то деревья этого сказочного леса вздумали бунтовать и кто-то усмирил их, обвязав канатами из лиан и соорудив из них решетки и отсеки. Лианы стелются по земле, взбираются на стволы, перебрасываются с ветки на ветку, с одного дерева на другое, снова сползают на землю, исчезают в чаще. В этой путанице невозможно найти ни начала, ни конца. Гирлянды и фестоны уже тысячи лет дожидаются своего сказочного принца, дожидаются, но, увы, тщетно. С почтенного дерева кимали свисают лианы, похожие на изорванные жилы великана. Глядишь на них, и становится не по себе. Иные предательские лианы так крепко опоясали стволы, что деревья, задыхающиеся в этих смертельных объятьях, спустя несколько лет погибают. На их трупах разрастаются новые лианы и позднее сами превращаются в деревья — это фикусы.

Леса Амазонки — это страна лиан. Одни из них тонки, как нити, другие достигают толщины человеческого туловища. На каждом шагу на них натыкаешься и соприкасаешься с ними.

40. СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДРУЗЬЯ

В 1928 году я совершил свое первое путешествие в Бразилию. Это была зоологическая экспедиция, подобная нашей укаяльской. Мне удалось тогда среди других экспонатов заполучить двадцать с лишним живых животных. Об этих милых созданиях я написал потом книгу под названием «Бихос, мои бразильские друзья». Книгу эту я написал всем сердцем и посвятил ее, разумеется, своей дочурке Басе.

Сейчас, когда тоска снова привела меня в тропические южноамериканские леса, я, как и прежде, окружил себя зверюшками. Я разместил их на высоком берегу Укаяли, и их крики и возня разносятся далеко, до самой середины широкой реки. Эта возня, особенно шумная в послеполуденные часы, довольно внушительна, ибо заставляет проплывающих мимо индейцев чама выходить на берег. Заинтригованные, они удивленно рассматривают зверюшек, заглядывают в каждую челюсть и каждый клюв, с видимым удовольствием прислушиваются к адским крикам и одобрительно покачивают головами:

— Приятные звуки, хорошая музыка!..

Но тут же, мгновенно спустившись с заоблачных высот на прозаическую землю, добавляют:

— Да и лакомство хорошее. Сколько мяса…

И, высказав эту наивысшую похвалу, они чмокают губами и садятся в свои челны.

Шестьдесят животных, да это же целый зоопарк! Слава о нем проносится на пятьсот километров вверх и вниз по реке. Чикиньо на седьмом небе. Чикиньо — владыка моих зверей. Он с ними на короткой ноге, кормит их, называет всех по имени, и звери слушаются его. Всем нашим гостям, особенно индейцам, Чикиньо рассказывает придуманные им же истории и сказки, изображая своих воспитанников героями. Он сочиняет страшные приключения, в которых участвуют его звери, и, конечно, лжет безбожно. В конце концов об этом догадываются. Но нередко какой-нибудь индеец сидит, долго слушает, хлопает глазами, разевает рот от удивления, пока, наконец, хитрая, понимающая улыбка не осветит его лицо. Теперь он сообразил, что Чикиньо сочиняет все это потому, что очень любит животных.

Среди птиц самый большой озорник тукан. У меня их несколько: черти, а не птицы. Они всюду лазают, всюду суются, запускают в суп свои невообразимые клювы, этим же клювом хватают вас за нос, выщипывают волосы, а когда вы их прогоняете, то они садятся вам на плечи. Если туканы направляются куда-нибудь и вы окажетесь на их пути, они ворчливо требуют, чтобы вы уступили им дорогу. По части еды они не признают шуток. Вечно голодные, они пожирают и собственные порции и все, что удается урвать у других, более слабых животных. Да что тут говорить: они терроризируют половину моего зверинца, не исключая даже белого ястреба, который хоть и сильнее их, но по молодости еще глуп и поэтому подчиняется их команде.

Единственное, к чему с почтением относятся туканы, это к клювам арар — этих пестро раскрашенных матрон, восседающих на самых высоких ступенях общественной лестницы и, вероятно, поэтому всегда взбирающихся на верхушки жердей. Кроме арар, туканы боятся как огня двух тромпетеров (трубачей). Это почтенные черные птицы с белыми крыльями из семейства журавлей. Тромпетеры издают глухие звуки, как будто исходящие из недр земли, и своей суровостью усмиряют даже назойливое племя домашних кур. Но, притесняя зверей, к людям эти птицы относятся очень приветливо и доверчиво. Один из них любит, когда я почесываю ему голову и глаза. Другой обожает одного мальчишку из племени чама. Увидев маленького индейца, он мчится к нему, заходит кругами и, распластав крылья, ложится у его ног.

«Много шуму из ничего» производят мои тридцать пивичей — маленькие, величиной с детский кулачок, зеленые горластые попугайчики. Когда ни подойдешь к моему зверинцу, всегда слышны их голоса. Я убежден, что если в пальмовой оранжерее в Познани поместить хотя бы трех таких пивичек, то их голоса заменили бы шум всего тропического леса. Но тридцать пивичей — это уж слишком! Производимый ими адский шум действует на нервы не только двуногих, но и четвероногих соседей.