Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

Трудно было с этим спорить. Я знала, как много пришлось ей работать, чтобы вырваться из второсортных фильмов, с которых начиналась карьера. Я знала также, насколько она честолюбива. Это больше всего меня поражало.

— Как тебе удавалось передать деньги, чтобы никто не узнал? — поинтересовалась я. — Финансисты там, менеджеры? Они не заметили исчезновения такой большой суммы?

— Управляющая моими делами конечно заметила бы. Мне пришлось сказать ей.

— Ты сказала ей?

— Ну да. Я сказала, что меня шантажируют, но не уточнила, в чем дело. Сказала, что нужно заплатить одному человеку, и что я не хочу обращаться в полицию. Ей это не понравилось, но она сняла для меня деньги. — Лили горько усмехнулась. — Скорее всего, решила, что это какая-то душераздирающая любовная история.

— Что было после того, как ты дала Хло деньги?

— Она потребовала еще сто тысяч, а я не могла их дать. То есть, конечно, они у меня были, но я поняла, что это никогда не прекратится, и я превращусь в дойную корову. Поэтому отказала.

— Но она не пошла к газетчикам?

Лили покачала головой:

— Не успела. Когда она позвонила и потребовала денег, я перезвонила Юпитеру и сказала, что Хло узнала о моей матери. Спросила, не проговорился ли он. Он поклялся, что нет.

— Юпитер знал, что случилось?

— Конечно. Он это видел.

Я не удивлялась, когда он лгал мне. Все подзащитные врут, и оправдания их лжи куда слабее. Мне было интересно другое — Юпитер солгал, чтобы защитить Лили или чтобы защитить себя?

— Я попросила Юпитера помочь, — продолжала Лили. — Я подумала, раз он так хорошо знает Хло, он может сообщить что-то полезное. И тогда я смогла бы… в свою очередь шантажировать ее.

— И что? Он придумал, как тебе помочь?

— Вроде того. Он рассказал мне об их отношениях. Если Поларис узнает, что она спит с ним, он вышвырнет ее за дверь. А она этого, конечно, не захочет. Ведь у Полариса десятки миллионов.

— Тогда зачем вообще она стала тебя шантажировать? Если у него столько денег?

— Юпитер сказал, она получала строго определенную сумму. Не больше, чем он сам. А это практически ничего.

— Но если бы они развелись, ему бы пришлось отдать ей половину. По крайней мере, половину того, что он заработал, пока они были женаты.

Лили покачала головой:

— Его люди заставили ее подписать брачный контракт. Юпитер сказал. Она почти ничего не получила бы.

Я кивнула. В этом случае все понятно. И вдруг меня осенило:

— А как же Юпитер? Ведь его Поларис тоже мог вышвырнуть?

Лили кивнула, и слезы снова потекли по ее лицу:

— Да. Но брат сказал, что ему все равно. Что я для него важнее. Я бы стала ему помогать, если бы Поларис разорвал с ним отношения. Он мой младший брат — единственный, кто у меня есть. Я бы стала заботиться о нем.

Я погладила ее по спине, и она тяжело вздохнула.

— Так что же случилось? Ты пригрозила ей?

Лили вытерла кулаком слезы:

— Нет, он сам это сделал. Собирался пригрозить ей, что расскажет все Поларису, если она не отстанет от меня. Но по-моему, все пошло как-то совсем не так. А потом я узнала, что она умерла.

— Юпитер убил ее?

Она пожала плечами:

— Получается, да. Мне даже в голову не приходило, что он способен на подобный поступок. До сих пор не верится. Могу только предположить, что он пытался убедить ее перестать меня шантажировать, она сопротивлялась, и ситуация накалилась. Юпитер ни за что бы не стал причинять ей боль. Он не такой человек.

Мне Юпитер тоже не казался способным на умышленное убийство, но на самом деле ни я, ни Лили не знали наверняка, что он за человек.

Лили допила кофе. Я посмотрела на свою чашку. Почти полная. Сделав маленький глоток, я скривилась от теплой горечи. В этот момент рядом визгливо заверещали:

— О господи! Это она! Это Лили Грин!

Я обернулась и в угрожающей близости от нас увидела невысокую женщину. Она ловко обогнула растения и ринулась к нашему столику:

— Это Лили Грин! Это Лили Грин!

Я взглянула на Лили. Ее лицо ничего не выражало. Женщина затормозила у нашего столика. На бедрах болтались бирюзовые брюки, сверху — топ, открывающий живот. Она была очень худая, и дряблая кожа вокруг пупка с пирсингом выдавала ее возраст.

Лили изобразила свою знаменитую открытую улыбку и сказала:

— Привет.

— О господи! Боже мой! Ваши волосы! Что стало с вашими великолепными волосами?

Лили не ответила, только подняла брови. Женщина не обратила на это внимания.

— Я ваша поклонница, Лили. Смотрю все ваши фильмы. До одного. Даже этот непонятный иностранный фильм.

— Спасибо, — ответила Лили. — Рада познакомиться. Я бы с удовольствием осталась поболтать, но моя подруга спешит.

Она слегка толкнула меня под столом ногой и встала.

Я вскочила, стараясь приклеить на лицо улыбку:

— Верно! Нам нужно забрать детей.

— О господи! Вы сами возите детей! Как и писали в журнале «Пипл». Это восхитительно!

Мы быстро ретировались к стоянке.

— Где твоя машина? — спросила Лили.

Я указала на свой чумазый драндулет.

— Ты можешь меня отвезти?

— Зачем? Ведь твоя машина вот…

Я подняла руку, но она успела перехватить ее прежде, чем я указала на машину.

— Не надо. Не хочу, чтобы она знала, какая машина моя. Давай на твоей поедем?

— Хорошо.

Мы быстро двинулись к моему «универсалу», и я открыла для нее дверь. Попыталась убрать с пассажирского сидения всякий хлам, но она нетерпеливо отодвинула меня в сторону, села в машину и захлопнула дверцу. Я обошла автомобиль и тоже села. Затем взглянула на нее. Она откинулась на спинку и закрыла глаза, лицо опять стало бледным и отрешенным.

— Поезжай.

— Ладно.

— Я не параноик, — сказала Лили. — Просто если она увидит номер моей машины, то сможет узнать мой адрес.

Я выехала со стоянки и влилась в поток автомобилей.

— Лили, может, ты не замечала, но почти на каждом перекрестке Лос-Анджелеса можно купить адреса телезвезд.

Она пожала плечами:

— Мне плохо от одной мысли, что эта женщина что-нибудь обо мне узнает. Даже то, какая у меня машина.

— Как ты отвезешь ее домой?

— Кто-нибудь заберет.

Я вздохнула, пытаясь представить жизнь, когда в вашем распоряжении есть тот, кто всегда может съездить за машиной, которую вы бросили у первого попавшегося магазина в Пасадене. Но в этой же самой жизни к вам пристают незнакомцы в кафе. Я подумала, какую цену платит моя подруга за уединение, и какую цену должен заплатить Юпитер. Я глубоко вздохнула. В жизни Лили нет ничего, чему я позавидовала бы. Абсолютно ничего.

— Я говорила с Артуром, — вдруг произнесла Лили.

— И? — я постаралась говорить равнодушно.

— Сначала он отрицал, что ездил к твоему дому.

— Что? — прошипела я.

— Не беспокойся. Я сказала ему, что верю тебе, — успокоила она.

— Ты так сказала? — я немного успокоилась, но все равно меня корежило.

— Да. И он сознался, но сказал, что хотел защитить меня.

— А, — я не нашлась, что ответить.

— Прости, Джулиет.

— Все нормально.

Некоторое время мы сидели в полной тишине, которая начала давить, и стало неуютно. Наконец, больше для того, чтобы завести разговор, я спросила:

— Так как же все случилось у вас с матерью в Мексике?

— Сейчас расскажу, — пообещала Лили.

Она сняла туфли и подняла ноги, положив подбородок на колени.

Ее мать и отец выросли вместе в Лаббоке, штат Техас, где земля такая сухая, что цветы энтузиазма шестидесятых завяли и погибли еще до того, как смогли превратиться в нечто более значимое, чем макраме и марихуана. Когда восемнадцатилетняя Труди-Энн Натт поняла, что беременна, ее бойфренд согласился остаться с ней только при одном условии — если они пожертвуют гонкой за лидером и школьным футболом во имя автобусов «фольксваген» и общей ванны. Они автостопом доехали до Лос-Анджелеса, и Лили родилась в коммуне каньона Топанга. Там же Арти Джонс жил со своей подругой, которая позже родила Юпитера и оставила его на сомнительное попечение отца.

— Я очень мало помню о жизни в Топанге. Мне было всего пять лет, когда мы с мамой уехали оттуда. Мой отец работал в саду — это я помню. Он выращивал такие высокие растения, — Лили мрачно усмехнулась. — Наверное, коноплю. Я помню, как мы с мамой спали на матрасе. Без отца. Полагаю, старина Рэймонд находил другие постели. Тогда это было в порядке вещей. Люди укладывались в кровать с первым встречным. Ну, знаешь — свободная любовь шестидесятых.

Лили задумалась и нахмурилась:

— Но вряд ли маме это нравилось. Я помню, что иногда по ночам она плакала.

Я вспомнила о том, что недавно читала в рубрике светской хроники. Под заголовком «Когда хозяйки нет дома» напечатали фотографию Рэймонда за ужином с молоденькой телевизионной актрисой в модном ресторане, где собирается голливудская молодежь. Беверли, мачеха Лили, была на каком-то политическом заседании в Гондурасе, по-моему. Видимо, Рэймонд не изменился.