Знаки и знамения - Мара Вульф

class="p1">– Этот ритуал мог провести только тот, у кого много собственной магии, – встрял в разговор Кирилл. – Так что стригоев можно исключить.

– О, прошу тебя, – язвительно протянула Лупа. – На самом деле ты хочешь исключить только одного. Хотя прекрасно знаешь, что он не невинный ягненок.

Когда Кирилл напрягся возле меня, мой взгляд с любопытством заметался между братом и сестрой. Выходит, есть стригой, которого Кирилл знал так хорошо, что пытался его защищать. Перед моим внутренним взором возникло лицо Николая. Трудно представить, что мужчина, который вел себя со мной так нежно, способен на подобную жестокость. Но разве я, несмотря на это, не подозревала его в сговоре с королевой ведьм? Но… что бы он получил, похитив магию викканки? Стригой скорее выпил бы кровь. Однако никаких укусов не видно.

– Я попытаюсь, – решительно заявила я.

Лицо Кирилла стало совершенно бесстрастным, но я ощутила новую энергию, которая от него исходила. Весьма похожую на страх. Он взял Софию за руку и осмотрел обломанные ногти.

– Может, раньше я мог бы…

– Только не делай ничего безумного. Она мертва, – сказала Лупа.

– Я знаю, – огрызнулся на нее брат, и страх превратился в холодную злость.

– А что такого безумного он мог сделать? – мой взгляд переместился на Раду, который поразительно мало вмешивался, но внимательно наблюдал за нами. На его губах играла едва заметная улыбка. Будь он человеком, я бы заподозрила, что он получал удовольствие от нашей перебранки. Однако в этом нет смысла. Ведь мы все в одной упряжке.

– Кирилл пытается исцелить всех, невзирая на степень безнадежности случая, но даже он не в силах вернуть мертвого к жизни, – ответила Лупа.

Значит, он действительно унаследовал талант матери. Наверняка наш брат стал потрясающим целителем. Интересно, Раду разрешил ему учиться у кого-то из старших целителей? Кирилл был еще маленьким, когда умерла мама, но уже тогда он обладал значительными знаниями.

– Я не могу ее вернуть, а даже если бы и… Я бы не сумел исцелить ее полностью. Они сломали ей позвоночник. Она не смогла бы ходить. – У него в глазах отразилась боль, однако всего пару секунд спустя он вновь превратился в холодного молодого человека, каким казался с момента нашего воссоединения.

– То есть всю жизнь зависела бы от нашей помощи, – добавила Лупа.

– И мы бы с удовольствием ее оказывали, – произнес Раду.

– Разумеется. – От резкости в его голосе глаза Лупы сузились.

– Возможно, мы узнаем больше, если у меня получится попасть в ее воспоминания.

– Мы многого от тебя просим, – откликнулся дедушка. – Если бы я знал другой способ, то предпочел бы его.

– Все в порядке, и это меньшее, что я могу для нее сделать.

Я осторожно взяла ладонь Софии. Ее кожа была сухой и холодной. Вторую руку я положила на ее истерзанное тело. Затем сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я не знала, что меня ожидало. Знала лишь, что с живыми мне относительно быстро удавалось проникнуть в их память. В детстве мне нравилось иногда брать Кирилла за руки и воскрешать наши общие воспоминания. Лупа ненавидела, когда я пробовала проделать то же самое с ней, и ни мама, ни папа не разрешали повторять это с ними. Отец взял с меня обещание осторожно обращаться со своим даром, и я держала слово. По крайней мере, чаще всего. В случае с Софией я сперва ощутила лишь бездонную пустоту. Ее душа давно отлетела, и я надеялась, что до перерождения она обретет покой в стране вечного лета. Наша вера запрещала мстительные мысли, однако я ничего не могла с собой поделать и желала невыносимой боли тем, кто сотворил это с ней. Раду, успокаивая, положил ладонь на мое плечо, и я наполнилась умиротворением. Благодарная за поддержку, я едва заметно кивнула и подавила порыв отдернуть пальцы от мертвого тела. Кожа Софии нагрелась в моих руках. Я погрузилась в глубокий транс и отправила свое сознание в полет. Продвигалась сквозь слои света, которые становился то ярче, то темнее, пока не шагнула за завесу. Мгновение я колебалась, стоит ли идти дальше, боясь того, что ждало меня за завесой, но потом вновь почувствовала успокаивающую тяжесть дедушкиной руки. И я двинулась дальше. Память – часть не только души, но и тела. Я один раз глубоко вдохнула и выдохнула через рот.

– Она в какой-то гостиной, – сказала я, когда пелена света поднялась и дала мне увидеть воспоминания Софии ее глазами. – Довольно просторной. Стены обиты панелями из темного дерева. На арочных окнах – свинцовые переплеты, – медленно продолжала я, разглядывая бархатные шторы, мягкие ковры и мебель из темного вишневого дерева.

– Ты в Караймане, – прошептал Кирилл.

Я кивнула, подтверждая, что услышала его.

– Она не одна. Там есть и другие. Они общаются. – Я различала виккан из разных ковенов по цветам их плащей. – Несколько стригоев играют в бильярд с… парой ведьмой.

– Кто угодно может прийти в Карайман, – негромко напомнил мне Раду. – В этом месте все равно, к какому народу ты принадлежишь. Оно нейтрально. Насилие и магия внутри запрещены.

– Только магия, которая ранит, – поправила его Лупа. – В Караймане никто не имеет права причинять вред другим.

Слушая их объяснения, я продолжала осматриваться. София сидела у камина. В этой девушке чувствовалась искра жизни и то, что она счастлива. И тем не менее сейчас она, мертвая и холодная, лежала на этом столе.

– Что еще ты видишь? – спросила Лупа.

Я сделала глубокий вдох:

– Она сидит на диване и читает книгу. Заходят две ведьмы, и она машет им рукой. Похоже, это ее подруги.

Лупа издала презрительный звук, но я не обратила на него внимания.

Теперь София встряхнула рыжими локонами и одной рукой покрепче затянула зеленый плащ вокруг своего кремового платья. Перед ней на низком столике стояла чашка горячего шоколада. Она пила его маленькими глотками и не очень-то незаметно поглядывала на молодого человека, который сидел в кресле за соседним столом и играл в шахматы. Он оказался стригоем и носил форму. Словно почувствовав ее взгляд, парень поднял голову и дерзко ей улыбнулся. Его волнистые рыжие волосы были коротко подстрижены, а очень светлая кожа усыпана веснушками. В темно-синих глазах показались золотые ободки. София улыбнулась, когда эти ободки сверкнули. Я спросила себя, кто он такой и в курсе ли, что она мертва. Напротив него сидел еще один мужчина с седыми волосами до плеч, хотя он вряд ли был намного старше меня. В раскосых серых глазах, подчеркивающих высокие скулы, плясала ирония. На нем была такая же старомодная