Анатомия чувств - Гайя Колторти

Твой язык между ее губами был как рыльце среди лепестков, открывшихся солнцу; и ее полузакрытые глаза, удивительный аромат ее волос, которые ты держал в своих руках, ее щеки, казавшиеся молочными под мягким светом звезд, ее язык, исследовавший твое нёбо, дрожащий и проворный, набравшийся опыта у других поцелуев, — все это приводило тебя в трепет. Ты чувствовал ее тело, готовое ответить любому твоему движению, ты слышал ее едва заметное постанывание, когда она, будто просыпаясь, отвечала на твои импульсы, послушная и чуткая к каждому твоему замедлению перед новой атакой. Разве это не походило на дуэль, ваше противостояние друг другу в предвкушении победы? Она хотела познать тебя, ты намеревался изучить ее, никто из вас двоих не желал сдаваться, хотя перспектива быть похищенным и увезенным прочь пленником представлялась такой сладкой, что даже поражение становилось человечнее, понятнее и ближе любой победы.

Некоторое время ваша тайная битва не допускала уступок, до тех пор пока в самый ее разгар не наступило неожиданное и временное перемирие, в конце которого она раскрылась еще больше.

Ты был потрясен, ты же знаешь. Мыслящая твоя сущность должна была быть уже где-то на Луне. Только тело твое знало, что делать. Все твое существо находило приют в ее губах, а рука твоя сжимала ее кисть, и ты чувствовал ее пульс, чувствовал, как кровь кипела внутри нее.

Сельваджа снова принялась исследовать тебя, не ограничиваясь только твоими губами, и мгновение спустя поймала твой язык, стиснув его прозрачными от слюны губами, задержав во рту, как в теплой, удивительной, головокружительной темнице.

Ты чуть не умер от восторга, но все же, как ни приятны были эти ласки, первым пришел в себя и оторвался от ее губ, крепко сжав ее кисти. Она сдалась, и ты отпустил ее руки. Дыхание ваше восстановилось, и вы медленно отодвинулись друг от друга.

Ты снова погладил ее лоб, лицо и закрыл глаза, чувствуя каждое биение ее сердца и ощущая вкус ее розовых губ на своих губах.

Вам было жарко, хотя от реки тянуло холодком. Вы вздохнули одновременно, будто хотели убедить друг друга, что все закончилось и больше не повторится.

Ты окончательно оторвался от нее, преодолевая сопротивление собственного тела, и тебя охватило глубокое чувство тоски, как если бы ты отказался от чего-то, что по воле заклинания средневекового алхимика стало частью тебя самого. Ты решительно посмотрел ей в глаза и прошептал:

— Хватит. Прекратим это.

Она кивнула и посмотрела в сторону, не говоря ни слова.

Теперь была ее очередь, твоей сестры, чувствовать себя смущенно и потерянно. Пока вы шли рядом, возвращаясь домой, ты украдкой поглядывал на нее. Только один раз она попыталась взять тебя за руку, но в последний момент, вероятно, постеснялась. Может быть, она думала, что ты злишься на нее, хотя это было вовсе не так. Напротив, ты презирал самого себя за то, что так подло воспользовался ее минутной слабостью. Ты прекрасно понимал, как трудно было ей, одинокой, в незнакомом городе.

Не заботясь о ее ранимости, вместо того чтобы вести себя как подобает брату или доброму другу, ты повел себя как соблазнитель, напирая и наступая, в тот самый момент, когда она показалась тебе слабой и нерешительной. Еще одно мгновение, и Сельваджа первой сочла бы всю ситуацию нелепой и отступила бы.

Но ты воспользовался моментом, верно?

Твое недомыслие посредственного школяра, мир которого разрушился, как разрушилась его семья, взяло верх. Ты так часто мечтал об этом, о чуде просто дотронуться до нее! Но этой ночью ты не то что коснулся, ты замучил ее своими поцелуями. Изнурил.

И все же у твоей сестры был такой острый ум! Как же могла она не догадаться, что ты пытаешься соблазнить ее?

Прояви она нерешительность или нет, наверное, это все равно случилось бы?

Может быть, она сама пошла на это, а ты просто столкнул сани вниз под гору?

Во всяком случае, теперь Сельваджа не противилась твоему молчанию, потому что она знала, что виновата так же, как и ты.

22

Ты оставил палатку там, где она лежала, а сестре сказал, что этой ночью вы будете спать каждый в своей комнате. Ты прекрасно знал, чем все может кончится, если вы не оторветесь друг от друга.

Она пошла готовиться ко сну, а ты решил закурить.

— Джонни, — позвала она через некоторое время, но ты остался стоять у открытого окна в тишине погруженной во мрак кухни, где последние несколько минут изучал профиль мирно спящих домов твоего квартала. — Спокойной ночи, — сказала она, появившись в освещенном квадрате дверного проема.

Ты повернулся и посмотрел на нее. Она даже не попыталась дотронуться до тебя, зная, что ты отверг бы ее. Или, по крайней мере, она так думала. Ты нежно улыбнулся ей и погасил сигарету. Ты достал из пачки, что лежала на столе, вторую и вместе с Сельваджей поднялся по лестнице на второй этаж.

— Спокойной ночи, — пожелал ты нейтральным тоном, едва взглянув на нее, прежде чем закрыться в своей комнате и покончить с этим разрушительным днем.

Ты знаешь. Ты проснулся от собственного крика, задыхаясь, сердце бешено колотилось… в мокрой от пота постели. Ты посмотрел вокруг, комната была в полумраке, ты искал Сельваджу, но ее не было, слава богу! Ее там не было! Тогда ты решил, что надо успокоиться, что это был просто страшный сон, а сон, слава Всевышнему, — это ничто. Помилуй, что могло случиться во сне, какие такие преступления? И какие судьи могли бы осудить за то, что происходило во сне? Тебя чуть удар не хватил, хорошо, что ты вовремя сообразил, что это только сон. Но возбуждение было реальным: включив ночник, ты соскочил с кровати и смог воочию убедиться, что последствия его на простыне были куда как настоящие.

Ты сел на край кровати, или, лучше сказать, ты свернулся клубком на краю, локти прижаты к коленям, голова между рук. Ты хотел ее во сне, как тогда, в Мальчезине, и когда впервые увидел ее со спины полуобнаженной, в ее комнате, и три часа назад, на мосту, и кто знает, сколько еще раз… Бедняга Джованни, ты не мог поверить, что это происходит с тобой, правда? И за что тебе такое наказание? За какие такие грехи? Кому ты навредил?

Почему никто не спешил к тебе на помощь? Какими преступлениями мог запятнать себя простой школьник из Вероны, которого в жизни интересовал только спорт и который до сих пор самое большее, что желал, — получше плавать на спине? «Я сошел с ума», — констатировал ты. «Эй, Джованни, — закричал кто-то из бездны, в которой пребывало твое сердце, — ты такой слабак, что живым тебе отсюда не выбраться!»

Это была бессонная, мучительная ночь, и твое бдение было сравни терновой арке, потому что не было тебе покоя. Ненормальный, ты знал, что испытывал к твоей сестре. Ты больше не мог обманывать себя и думать, что, если представить эту историю в ином свете, это поможет тебе избавиться от угрызений.