Поиграйте с Женечкой (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

Скольжение тел… Плавный поворот. Колено раздвигает мои бедра и он оказывается на мне. Нет, не так. НА МНЕ!

Ах…

За пару секунд разгоняя мое сердце до скорости своего. Я чувствую его — тяжелого и возбужденного — между своих ног. Его запах становится острее.

Его губы на моей шее. Ощущение его небритости там, мгновенно делает меня мокрой для него.

— Несанкционированно… — сонно шепчу я.

Крис рядом и меня не очень парит его вольность.

Она длится ровно четыре секунды. Приятная тяжесть его тела покидает меня.

— Должен же я как-то встать с этой кровати?..

Открываю глаза.

Лукавишь, Зверь! Не особо и скрывая.

— Пойдем пить кофе, — тихонечко.

Какой же о*уенный голос — низкий… хрипловатый…мягкий…

Потягиваюсь, выгибаясь перед ним.

Он стоит перед кроватью, откровенно разглядывая как с моего бедра сползает одеяло.

Подает руку. Пользуюсь приглашением.

На улице еще темно и в комнате тоже. Горит только экран его телефона и наши глаза. Мы одеваемся, провокационно поглядывая друг на друга. Поверх моей тонкой куртки, Олег накидывает на меня свою теплую дутую безрукавку, медленно застегивая замок до моего подбородка.

Я позволяю ему всё… Он расслабился и мне приятно чувствовать его так.

На улице у мангала слышен смех Чеширского.

Мы присоединяемся к маленькой компании неспящих.

В Мангале шипят угли, отливая на лица красным.

Олег садится рядом с Саней.

— Жека, сделай массажик… Защемило что-то в шее, — просит Ожников.

Встаю сзади, начинаю разминать его шею.

— Ооо… Кайф какой… — стонет он. — Да… Вот тут… Прям попала… Да… Ррр…

— Сань, ты б сходил к массажисту, — Олег прохладным голосом. — В должностные обязанности Евгении не входит массаж.

— Олег… — шипит он от удовольствия. — Не завидуй. И там, впиши ей в инструкции… готов доплачивать…

— Я только по любви! — шепчу ему я, резко вдавливаясь пальцами в нервные окончания.

Со смехом подскакивает на месте.

— Не борзей Сань. Скиньтесь, наймите массажиста. Жень? — отклоняется назад, ловя мой взгляд.

— М?

— Введу в должностные запрет на касания на рабочем месте. Выговоры, штрафы, публичная порка…

— Это не рабочее… Да и должностные мне пишет Крис. Как и выговоры, штрафы… публичную порку… — играю я ему бровями. — Хочешь массажик?

Чуть заметно кивает.

Переключаюсь на Олега.

— А как же запрет? — довольно ухмыляется Саня.

— Я начальник, мне положено, — в голосе чувствуется улыбка.

— Вот, сволочь ты, господин начальник!

Вокруг мангала смех.

— Ты не мой… «начальник»… — шепчут ему, наклоняясь к уху.

Перехватывает за лацкан безрукавки, удерживая.

— Я им стану, Женечка. Я переиграю вас в вашу игру.

Ооо… Как интересно! Поиграем!

— С нетерпением буду ждать, — прячу свои губы под его широким капюшоном, где-то в районе уха. — А пока… вниз…

— Свое я возьму и снизу.

Упрямый!

— Расслабься… Мы все дадим тебе сами…

Расслабленный ты вкусный тоже.

— Это спорный вопрос.

— Не торопись… Ты же терпеливый зверь…

— А ты? Какой ты зверь?

Какой я зверь? Мои губы касаются его крепкой шеи. Мне хочется впиться в нее.

— Уязвимый… но… хищный!

— Уязвимый… Уязвимый, — словно убеждая себя.

Отстраняюсь, продолжая массаж.

— Ожников… ну что ты куришь? — с досадой. — Я что мало тебе плачу? Что ты меня позоришь?

— Да закончились у всех, Олег! — смеется тот. — Только это осталось.

— Держи… — вздыхая протягивает ему пачку сигарет. — Эти выкинь.

Папочка…

Глава 15 — Неделя отгулов

Лекционная аудитория уходит ступенями вверх. Парты слиты сплошными столами. Залетаю за пару минут до начала лекции. Преподавателя еще нет. Падаю на первый, вечно пустующий, несмотря на полную аудиторию студентов, ряд. Отодвигаюсь от края глубже.

— Ту-ма-но-ва… — сзади.

— Филлер! — разворачиваюсь я.

Наклоняется ближе, ложась на парту.

— Где пропадала?

— В хорошем месте.

— Женя? — Сашка садится рядом со мной с краю.

Взгляд Немца из игривого становится недовольным.

— Мы можем с тобой поговорить? — смотрит на Немца. — Наедине.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Только, сначала, мы поговорим с ней. Наедине, — прищуривается Немец.

— Так, мальчики. Наедине мне есть с кем разговаривать. Быстро излагайте так.

Они не успевают сцепиться. В аудиторию входит наш историк с Веселым ангелом. Положив свой журнал старосты на кафедру, Боречка оглядывается, и натыкаясь на меня взглядом, удивленно вскидывает брови. Подсаживается с другой стороны.

Черт возьми! Я окружена.

— Дофига пропустила! — чуть слышно.

— Я работала!

— Знаю… Спасаю твою попку, как могу.

— Спасибо, ангел.

— Хватит болтать! — шикает на нас Степан Иванович.

Лет тридцати двух, чернявый, бородатый мужчина, с умными веселыми глазами.

В студенческом чате он Стэф, пару раз мы рубились с ним по сети в одной команде в «Контер».

— Прогульщица Евгения Туманова хочет нам рассказать…

Делает он широкий жест к доске.

— Та-да-да-дам… — негромко комментирую я.

Сашка, встает выпуская меня.

Закидываю косу назад и стуча каблуками присоединяюсь к нему у доски.

— О чем может нам рассказать Туманова Евгения? — с любопытством смотрит он на меня.

— Туманова Евгения — разносторонний, начитанный человек, — улыбаюсь ему я. — Ей есть из чего выбирать. Поэтому, огласите список интересующих тем, пожалуйста, «Стэф» Иванович.

— Ммм… — понимающе и весело прищуривается он. — С кем имею честь?

— «Джонни»… — чуть слышно.

Удивленно изгибает бровь.

— Девчонка? Серьезно?

Пожимаю плечами.

— Давай, разносторонний Джонни, — улыбается он. — Что-нибудь глубокомысленное о личности Ивана Грозного.

— Мою версию или официальную?

История — это прямо моё!! Зачитывалась, обложившись многочисленными томами.

— А есть собственная?

— А то как же!

— Весь во внимании.

— В результате психотравмирующих обстоятельств взросления — смерть родителей, манипуляции бояр, развращенная среда — депрессивно-маниакальный психоз. Который прогрессирует и под давлением приближенных приобретает садистские оттенки. Царь не взрослеет, оставаясь внутри психически надломленным запущенным ребенком. Приближенные пестуют у него манию величия (он же помазанник божий и любой его каприз Богу угоден!), и банальная маниакальность, склонность к садизму начинает искать для своего воплощения более насыщающие масштабы. В итоге, мы получаем опричнину и все зверства, ей свойственные. Однако, нельзя не отметить и его политических достижений, которые, благодаря жесткости и жестокости, неизбежны, как при правлении любого маньяка, зацикленного на власти. Вспомним, хотя бы, Сталина… Но в итоге, вместе с личностью больного правителя разваливается и страна, что мы тоже можем наблюдать к концу правления Ивана. Таким образом, могу заключить, что первые лет десять правления маньяка весьма эффективны для реформаторства страны, но потом, в связи с прогрессией болезни последующие годы становятся разрушительными для внешней политики и катастрофой для граждан. Лет через десять нужен переворот…

— А как же статус святого, Туманова? — ехидно улыбается Стэф. — Вопрос канонизации стоит!

— Стоит! Благодаря очередному маньяку от церкви, антисемиту Иоану. Который видел в Иване грозном карающую божью длань, а истории его зверств опровергал как поклеп. Адекватные представители церкви против.

— Молодец… Джонни! Есть с чем поспорить, но в целом — содержательно. Пропуски отработать. После лекции подойдешь — скажу как.

— Есть! — шутливо отдаю честь.

— Через две недели чемпионат по «Контеру», приглашаю в свою команду.

— С удовольствием!

Возвращаюсь на место.

Стэф вещает про внешнюю политику Ивана. Я в курсе его внешней политики и мне есть много чего добавить.