Информация - Роман Сенчин

Больше двух лет я жил в этой уверенности – что вот-вот. Я пытался сделать это реальностью, но попытки кончались неудачами. Странными неудачами, оставляющими надежду, что завтра, или послезавтра, или через месяц все наконец-то случится… Лучше бы она сразу сказала: «Нет, с тобой я не хочу иметь ничего общего. Прости и прощай». Я бы понял, попереживал бы, конечно, пострадал и стал бы жить без нее, искать другую любовь. Но она играла, то встречаясь со мной, то на месяцы теряясь, а время шло, и на многие знаки будущей катастрофы я почти не обращал внимания. Когда полюбишь кого-то, все остальное становится не очень важно…

А зачем я пустил Максима? Да, друг, земляк, одноклассник, поручитель перед банком; да, с ним было легче, но его присутствие, ежевечерние пьянки, вылазки в ночную Москву притупляли мысли, лишали сил и энергии. Дни текли, текли, стирались… Нередко мне хватало поговорить с ним о любви к Ангелине (я их, кстати, познакомил), даже не поговорить хватало, а выплеснуть на него свои эмоции, и я на какое-то время успокаивался. А жизнь тем временем затягивала очередной узел, который вскоре уже невозможно было развязать и не получалось потом разрубить.

Точно не знаю, пересказывал ли Максим мои речи Лиане (у них, как у «цивилизованных людей», остались вполне человеческие отношения) или даже Наталье, с которой они наверняка продолжали общаться хотя бы как друзья юности и земляки, но так или иначе моя бывшая жена о многом узнавала. Узнавала и стопроцентно злилась. Она-то была уверена, что я после развода с ней сопьюсь и сдохну, а я не просто жил, но и неплохо зарабатывал, смел любить другую женщину…

И в ноябре две тысячи шестого года – шибанула. Подала в суд на раздел имущества.

Поначалу это у меня в голове даже как-то не укладывалось. Прочитал бумагу и пожал плечами: «Забирай шторы, дура. Три рюмки из шести». А потом ошпарило: «А ведь квартира-то куплена, когда мы официально женаты были! И машина…»

Дома я был один в тот момент, – Максим уехал с проверкой в Новосибирск. Поговорить, посоветоваться было не с кем, и я пережил жуткие часы. Конечно, несравнимые с теми, когда очнулся на обочине трассы обобранным и полузамерзшим, а потом боролся за свою ногу, но все равно… Жуткие часы, когда ты чувствуешь, что тебя потрошат…

Достал из холодильника бутылку (а что еще оставалось?), выпил. Не дождавшись хоть еле ощутимого успокоения, выпил еще, еще… А потом пришла мысль.

Набрал номер Ивана. Я давно ему не звонил – после покупки «Селики» надобность в его колесах у меня отпала. Но иногда встречались, общались, хотя и без большого увлечения.

– Привет, – поздоровался таким тоном, чтобы он сразу понял, что звоню по важному делу. – Извини, что так поздно. – Было уже за полночь.

– Здорово…

– Слушай, Иван, у меня тут большие проблемы возникнуть могут. Пока все говорить не могу, важно твое принципиальное согласие фиктивно купить или не купить мою машину.

– Зачем? – зевнул он. – Сбил, что ли, кого?

– Да ну, ты что! – Меня невесело рассмешил этот вопрос. – Думаешь, я бы тебя подставить решил?

– Да всяко бывает…

Делать было нечего, я рассказал о том, что жена решила претендовать на половину моей собственности.

– Ладно, давай переоформим, – легко согласился он. – Я завтра свободен… Мы тут, кстати, с Олегычем все-таки репетировать стали.

– С каким Олегычем? Что репетировать? – не сообразил я – мозги были заняты другим.

– Ну, с писателем. Весной еще, помнишь, группу собрать решили. Собрали вот, репетируем. Музыканты ничего подобрались.

– Понятно… До завтра. Это надо быстро сделать.

Хорошо, что Иван упомянул про Свечина. На его имя я решил перевести свои банковские сбережения. Звонок ему отложил до утра…

«Селику» формально продал Ивану, деньги перевел на Свечина (конечно, и тому, и другому пришлось заплатить по паре тысяч – «за потерянное время»). В кармане теперь лежали доверенности. Но главная проблема осталась – квартира.

Я посоветовался насчет иска бывшей жены с юристом нашего агентства. Он и изучать документы особо не стал, закивал сочувствующе:

– М-да, по закону в течение трех лет она имеет полное право отсудить пятьдесят процентов нажитого в браке.

Юрист был тот же, что помогал мне с приобретением квартиры. «Ну и какого хера, – захотелось мне заорать, – ты тогда не обратил на это мое внимание?! Знал же, что я с женой разбежался!» Промолчал, конечно. По всем раскладам я сам был виноват. Лоханулся. Заторопился, решил Наталье, себе, всему свету доказать, что могу вот так запросто, буднично купить жилье в Москве. А об остальном забыл, просто не стал замечать. Мелочи, мол. И вот поплатился.

Грызло желание позвонить Наталье. Крутило, толкало достать мобильник и набрать номер. Я не находил себе места – сидел на работе и ничего не соображал, дома бродил из комнаты в комнату, как привидение, или, точнее, как пациент психбольницы. А в голове набухал ком мыслей.

…Если она написала такое заявление, значит, жизнь с новым мужем складывается не очень… И вышла ли она замуж официально? Мне как-то и дела до этого не было, пока не получил бумагу… Может, отказаться от ипотеки?… Нет, глупо… А если присудят отдать ей полквартиры?… Вот сука!.. Надо, надо узнать, как она живет… С какой вообще стати она решила оттяпать мое?! Мое, на мои деньги купленное… Сука, гнида… Надо выпить… Надо спать, уснуть, завтра на работу… Может быть, это знак какой-то… Может, намекает, что возможно соединение… Нет, бред… Надо глотнуть, а то башка лопнет… Адвоката нанимать, это какие расходы… Нужен хороший адвокат, чтоб такую бурю поднял… Нет, суд должен сам разобраться, решить, что квартира моя, на мои деньги, что эта тварь тут вообще ни при чем… Да уж, формально – при чем… Блядь, как же я лоханулся…

Я думал, что это самая большая неприятность, какая только могла произойти в плане квартиры. Проценты я исправно выплачивал, никаких претензий ко мне со стороны банка не было. Но буквально через неполный месяц после сюрприза со стороны бывшей жены – еще первое заседание не успело состояться, – случилось новое, еще более меня возмутившее.

Жена сирийца (тоже бывшая к этому времени), вернувшись с ребенком из Сирии, решила, что ее в свое время обделили, и предъявила претензии на мою квартиру. Дескать, сделка была оформлена с нарушениями, и она о продаже ничего толком не знала.

Опять же, первой моей реакцией была усмешка. Я был уверен, что никаких шансов у нее нет. Но оказалось, что оригинал ее доверенности на продажу квартиры не могут отыскать (заверенных копий – несколько, но необходим был оригинал), и дело медленно, натужно, но все-таки завертелось.

Я вспоминал эту гадину – она улыбалась до ушей, когда я осматривал комнаты, объясняла, какие хорошие обои поклеены, какой новый шкаф мне останется; она желала мне счастливо здесь жить; она извинялась, что не успела вынести к контейнерам поломанные игрушки… И вот теперь развелась со своим арабом, одумалась… Что ж это такое!

Новый год я встречал в отвратительном настроении. Да в отчаянии просто-напросто. И следующий год не предвещал ничего хорошего.

– С одной стороны, торопиться мне некуда, – говорил я Ивану; он теперь часто бывал у меня – приезжал на метро, чтобы можно было пить. – Однозначного решения суд не вынесет ни по тому делу, ни по другому. По крайней мере, быстро… У меня адвокат хороший, не то что этот наш юрист-лошок в агентстве. Свинья, столько всяких нюансов пропустил.

– А ты платил ему? – спросил Иван.

– Да нет. Так, показал, попросил…

– Поэтому и пропустил.

– Ну, блин, тебя послушать, так за каждый пук надо башли выкладывать.

– А что, не так? – Иван нагловато смотрел на меня; в последнее время он вообще стал вести себя со мной бесцеремонно, слабинку, что ли, почувствовал, почувствовал, что я от него завишу.

– Да, в принципе так, – пришлось согласиться. – Но это неправильно.

– Хе-хе. Неправильно, что деньги придумали.

– Ладно, давай хлопнем. – Я наполнил рюмки и, выпив, продолжал – нужно было выговориться: – Да, я не тороплюсь. Это наверняка будет тянуться два-три года. И не факт, что им что-то перепадет. Но сама мысль убивает, что квартира под судом, что Наталья мало что трахалась с кем-то, когда я деньги зарабатывал, так теперь претензии предъявила. Возьми и отдай ей половину квартиры. А она к ней никаким боком…

– Кстати, – вошел в столовую Максим (он по-прежнему обитал у меня, правда, часто уезжал в командировки), – ты здесь прописался уже?

– Нет. Там прописан, дома.

Максим удивленно выпучил глаза:

– Ты что?! Срочно нужно здесь прописываться. У тебя будет единственное жилье – в плане, что некуда выезжать. А иначе арестуют квартиру, тебя выкинут, может, сунут тысяч тридцать грина.

– Понял, понял, – закивал я. – Действительно… Спасибо, Макс.

Иван усмехнулся:

– А говоришь, адвокат хороший. Гнать такого надо.