Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин

была не безлюдная, но ощутимо все-таки уже менее оживленная. Если на расстоянии в двести-триста метров от вас будут стрелять из крупного калибра, из БМП, если в огороды будут ложиться мины, все-таки вы, думаю, рассмотрите возможности переезда, даже если ехать вроде как некуда. Оставались в основном старики, общий посыл в разговоре был такой: куда я, сынок, поеду? Дайте мне уж умереть в собственном доме, в своей кровати.

Одну старушку, от которой я услышал эти слова, помню очень хорошо. Это было крепкое хозяйство, оно чувствовалось во всем, все было обстоятельно – большие тиски в гараже, удобный верстак и наковаленка на устойчивом пне. Но видно, что мужских рук уже нет – постепенно все добротно сделанное захиревало. Хозяин погиб в огороде от осколка. Хозяйка осталась одна, в ходе интервью расчувствовалась, расплакалась. Речь – из причудливой смеси русских и украинских слов. Показала и яму, и направление, откуда прилетело – оттуда, из-за школы. Огород она с тех пор уже и не копала. Ходила с трудом.

Дальше дома уже брошенные и разрушенные, все более и более. В одном из них мы заходим в окоп, который начинается прямо из подвала и уходит под землю, превращаясь в настоящий тоннель. Долго и извилисто идем и подходим к школе с задней стороны. Я вижу ее снизу – тоннель опять превращается в глубокий окоп, ниже уровня фундамента. Она полностью разбита. Вместо окон проломы, стены сохранились лишь частично. Крыши нет даже намека, перекрытий нет, из подвала смотришь прямо в небо, голубое, безоблачное. В вышине летят птицы. Входим прямо в фундамент и попадаем внутрь. Делать тут совершенно нечего, даже нет никаких обжитых помещений, потому что по школе лупят постоянно. Помещений нет вообще никаких. По стенной росписи понятно, что мы попали в столовую, надпись – «Смачного».

Я не очень понимаю, зачем мы здесь, о чем спрашивать бойцов. Впечатление очень гнетущее… Я смотрю по сторонам, и перед глазами та колышущаяся штора и цветы на окнах. Интервью получилось дежурное – враг вон там, мы огонь не открываем, у нас перемирие. А школа как раз и получилась разрушенной именно из-за этих перемирий, в ходе которых ВСУ улучшали свои огневые позиции, подкапывались, подкрадывались – и ничего им противопоставить с чуть ли не опечатанным автоматом было нельзя.

«Не стойте напротив проема… – боец сдвигает меня на метр в сторону. – Вас видно».

А сегодня мы сели в машину и проехали улицу Карбышева насквозь! Вы видели когда-нибудь обратную сторону Луны? Я сегодня видел. Это была обратная сторона Зайцево.

Обратная сторона Зайцево

По улице все ровно в обратном порядке. Середина, условный нуль – это ров, сейчас засыпанный. Потом начинаются разрушенные дома. Потом – уже украинские позиции. Покинутые окопы очень быстро становятся совершенно неинтересными. Еще вчера все здесь было обжитое и крепкое. Как только через них перешагнул вихрь боя, они уже никому не нужны и похожи на какую-то цепочку заполненных не пойми чем помойных ям. Передний край – их передний край. Я стою напротив позиции, в сторону которой раньше даже нельзя было высунуться, чтобы посмотреть. Бревна, мешки, цементные блоки, пулеметные гнезда, брошенная одежда – очень много брошенных штанов почему-то. Указатели с расстояниями – Киев, Белая Церковь, Харьков. Ящики из-под б/к, цинки, полные патронов, заполненные водой. Выстрелы РПГ в целлофане. На одном из ящиков, из которых сделана стена, на входе в блиндаж замечаю фразу на латыни, фотографирую ее. Интернета нет, и как же жаль, что я не могу посмотреть, что же эта фраза значит! Уровня образования не хватает, вот досада, получается, что у кого-то на этом блокпосту он был достаточным для того, чтобы написать это. А я не могу прочитать, а, возможно, мог бы придумать что-то интересное в кадре, если бы понял. Но нет. Я чувствую раздражение в адрес неведомого вэсэушника. Потом взгляд упирается в одни из брошенных штанов. Я мысленно прощаю его.

Начинаются менее разрушенные дома и сожженные автомобили – это уже имущество украинских вояк и дома, в которых они квартировали. Заходим.

Визит к минотаврам

Все стандартно. Матрасы вповалку, сдвинутые кровати и сколоченные нары, опять штаны, боеприпасы, детские рисунки на национально-патриотическую украинскую тематику. Я смотрю, откуда были школьники – все рисунки с подписями, пачкой, явно из одной школы. Это Бахмут, Артемовск. Город, который будет взят со дня на день и который контролируется уже примерно на треть подразделениями «музыкантов»[4]. Этим школьникам предстоит переоценка многих вещей, если они остались в городе, и радикализация всего, что есть в голове, если они уехали в глубину Украины. На наших позициях во множестве мы встречаем такие же письма школьников из России, раньше были от школьников ДНР. Отличаются они только цветами нарисованных флажков, ведь пишут их одни и те же дети, просто оказавшиеся по сторонам того радикального разделения, которое нам было навязано извне. Пачка таких писем на украинской стороне – это всегда тяжелое впечатление, за такой пачкой стоит трагедия семьи, педагога, самого формирующегося гражданина, которого ситуация и окружение подталкивают идти против самого себя, своей истории, своих корней. И зачастую педагоги и родители это видят и понимают, но поделать не могут ничего. Все ведь имеет последствия.

На стене – огромная свастика. Черная, геометрически безупречно прорисованная. Кто это рисовал, зачем? Руководствуясь чем? И знал ли это школьник, который писал письмо украинскому солдату? Рядом стишок про то, что москаль нам не брат. И нарисованные фигурки – большая с поднятой вверх рукой, и лицом к ней маленькие, с таким же образом поднятыми руками. Взрослый дядя учит маленьких детишек нацистскому приветствию, прекрасно. Самая середина «свастона» сорвана – художество это исполнено на обоях. Рядом, предполагаю, что уже нашим бойцом, коряво, видимо в спешке, нарисована звезда с серпом и молотом. Арена битвы символов в пустом, сыром, холодном и разрушенном доме. Жилым и уютным он теперь станет явно не скоро, а может, не станет таковым вообще никогда.

Наш провожатый торопит – на точке зависать не надо. Отснялись и быстро поехали дальше, чтобы не срисовала птичка. Все ведь пристреляно, могут вполне и навернуть. Это тактика отходящих укров – подождать, пока наши зайдут на оставленные рубежи, и начать ровнять их с землей, вместе с поселком, домами и мирянком, разумеется – привет Зеле в Херсоне и Изюме).

Мы подъезжаем к