Андрей Рублев - Валерий Сергеев

В среде художников, особенно зрелых мастеров, были люди с большими книжными знаниями. Естественно, здесь интересовались всем, что написано о художестве, сказаниями об иконах, иконописцах.

Среди повествований, собранных в «Киево-Печерском патерике» — сборнике рассказов о жизни выдающихся иноков первых поколений киевского монашества, — можно было прочитать о родоначальнике русского иконописания старце Алимпии. Алимпий считал даже сам материал своего художества, краски освященными и целебными и лечил больных, помазуя их кистью, которой писал. И в этом предании по-своему проявляется идея целительной помощи от искусства, служения художника страждущему человеку.

Художник по роду своей работы в храме должен был хорошо ознакомиться с тем, что сейчас называется символикой архитектуры, со значением каждой из его частей, чтобы и живописное оформление строго соответствовало этим сложным смысловым отношениям. В дружинах складывалась, без сомнения, и своя письменность. От более позднего времени дошли до нас так называемые иконописные подлинники — рукописи XVI–XVII веков, где собраны статьи о назначении этого искусства, краткие записи об изображениях композиций и отдельных людей. Здесь говорилось о типе лиц, цвете одежд и зданий, содержались отрывки из литературных произведений — цитаты, которые художникам следовало писать на раскрытых книгах и развернутых свитках изображений. Если в подлинниках были рисунки, такие сборники называли лицевыми. Распространены были в древности и «мастеровики» — собрания рецептов, как творить левкас, растирать и смешивать краски, составлять связующее, варить олифу, подготовлять стены для фресковой росписи… Конечно, многое передавалось по преданию, от поколения к поколению художников. Но подобная письменность, обиходные справочники для работы должны были существовать и во времена Рублева.

И сам юный еще художник мог вести такие записи, знакомиться с подобного рода сведениями, которые собирали другие ученики или мастера.

* * *

Вскоре после Куликовской битвы на горизонте московского искусства появится значительный художник, знаменитый грек Феофан. Судьба сведет пути Рублева и Феофана. В будущем им предстоит работать в одной дружине. Жизнь и труды Феофана на Руси достаточно подробно отражены в современных ему письменных источниках. Это не только упоминания о его работах в новгородских и московских летописях. Сохранился драгоценный документ, письмо-воспоминание о Феофане его друга, замечательного русского писателя Епифания, инока Троице-Сергиева монастыря, прозывавшегося у современников Премудрым.

Известия летописей, живые, яркие воспоминания Епифания, сохранившиеся до наших дней фрески и иконы Феофана — все это вместе позволяет представить облик незаурядного человека и великого художника, который немало значил в творческой судьбе Рублева. Феофан появился на Руси в конце семидесятых годов XIV столетия уже зрелым мастером. Очевидно, с его собственных слов Епифаний перечисляет местности, где греческий художник работал до своего приезда в Новгород: Константинополь, остров Халки, Галата, Кафа — нынешняя Феодосия в Крыму.

В 1378 году в Новгороде боярин Василий Данилович и «уличане» — жители Ильинской улицы заказали Феофану «подписать» церковь Спаса Преображения. Эта роспись в значительной своей части сохранилась до наших дней. Безудержный темперамент, смелая и свободная, как бы под молниеносными ударами кисти возникшая, эта живопись потрясла современников. Люди у Феофана изображены в состоянии исключительном, внутренняя жизнь доведена до предельного накала, заострена до последней возможности. Цвет росписи выглядит сейчас, возможно, по-иному — шестьсот лет способны изменить звучание живописи даже в такой «вечной» технике, как фреска. Какие-то тонкие оттенки красочного звучания утрачены. Монохромный, красновато-коричневый колорит вначале не выглядел столь сумрачно. Но и в ликах феофановских святых видно подчас трагическое борение, встреча с божественным потрясает человеческую природу. Мир его фресок — это движение, драма, потрясение. Созерцание, тихая погруженность, внутренний покой им совершенно чужды.

После 1378 года Феофан перебирается в Нижний Новгород. Об этом мы знаем от Епифания, летописи о работах «гречина» на берегах Волги не упоминают. О них можно судить лишь предположительно. Придворный Архангельский собор в Нижнем Новгороде сгорел в 1378 году. Археологические раскопки, которые проводились уже в наше время, показали, что этот храм-усыпальница нижегородско-суздальских князей расписан до пожара. Впоследствии он, очевидно, уже не возобновлялся. В городе было еще три каменные церкви. Древний Спасский собор начала XIII века перестраивался в 1350–1352 годах. К тому времени главный городской храм сохранял богатое и старинное убранство — полы из медных плит и медные врата, «писанные златом». От этого храма не осталось сейчас никаких следов, неизвестно даже место его расположения. Феофан мог, конечно, «подписывать» его, но это предположение маловероятно. «Гречин», безусловно, не один, а с дружиной, что помогала ему в Новгороде, приглашен был в Нижний как стенописец. Для писания икон могли найти мастеров и поближе. Думать, что главный храм большого и достаточно богатого княжества после 1352 года более четверти века простоял без фресок, трудно.

Остается еще два возможных места трудов Феофана в Нижнем. В 1370–1371 годах здесь были построены одна за другой две белокаменные церкви. Для их росписи или, по крайней мере, для росписи одной из них сюда и был приглашен знаменитый грек. На самом берегу Волги, на Нижнем Посаде у причала высился — отражался в речной воде храм Николы на Бечеве. Святой Никола почитался покровителем торговцев, плавающих и путешествующих. Церковь в его честь стояла у реки, где проходили «бечевой» древнерусские судоводцы — бурлаки. Если здесь и пришлось работать Феофану, то его фрески погибли еще в 1520 году, когда Никольский храм разрушился от большого пожара.

В городском Благовещенском монастыре по заказу московского митрополита Алексея построили, по слову его жития, «церковь камену прекрасну». Митрополит, который сам посетил в 1370 году Нижний Новгород, заботился о ее украшении — «всяческими добротами украси…». Скорее всего, с поручением Феофану расписать митрополичий храм и связана его поездка в этот город[29].

Подробности работы здесь греческого мастера чрезвычайно важны для выяснения «темных» мест биографии Рублева, и прежде всего очень важного вопроса — когда и где могли встретиться оба художника — начинающий и прославленный?

Вряд ли Феофан, работавший быстро и увлеченно, мог надолго задержаться с росписью одного или двух, в крайнем случае трех нижегородских храмов. Год-два, самое большее три ушло на выполнение местных заказов. Дальше феофановская дружина должна была ждать других приглашений. Конечно, она могла жить созданием больших иконостасных или более мелких икон. Их можно было писать и в холодное время, сидя в теплых хоромах. Могли быть заказы и на лицевые, с заставками и миниатюрами драгоценные рукописи. Во всяком случае, какую-то часть 1380-х годов Феофан провел в Нижнем. Есть свидетельство, что у него были здесь русские ученики-подражатели. До наших дней в соседнем с Нижним Новгородом Городце сохранилась примечательная икона начала XV века[30]. На иконе изображен Илья-пророк в пустыне в окружении сцен из его жизни. Местный мастер перенес в это произведение многие приемы феофановских стенописей — свободные композиции, заостренную выразительность, мрачноватый, тяготеющий к монохромному звучанию колорит. Возможно, работая в Нижнем, Феофан познакомился с местным мастером Прохором. Впоследствии, когда им придется вместе работать, летописи укажут происхождение старца Прохора — «с Городца».

Произведения греческого художества высоко ценились и в Нижегородско-Суздальском княжестве. То была оценка не только художественная. Греки — наследники самых первых времен христианства, хранители древнейших святынь. Привлекали и широкая образованность, «изящество» мысли византийских выходцев. В 1381 году находившийся в Константинополе суздальский епископ заказал здесь написать для соборов обоих больших городов своей епархии одинаковые иконы Богоматери-Одигитрии (Путеводительницы) — точные копии с почитаемого в столице Византии образа. Их привез на Русь грек-монах, который славился выдающимся образованием. В летописи он назван философом: «Дионисий, епископ Суздальский, присла изо Царягорода с чернецом с Малахием с философом, переписа образа два пречистые Одигитрии… в той же образ и в меру, в широту и в высоту, и поставлен бысть в соборных церквах, един в Новогороде Нижнем, а другой в Суздали».

Наверное, Феофан видел эти иконы, помнил греческий их подлинник. Не исключено, что встречался со своим земляком — «философом» Малахием, беседовал с ним на родном языке, показывал свои работы.