The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

правлением сформировались программно определенные партии, многие из которых, как отмечал социолог Роберт Михельс в книге "Политические партии" (1911), проявляли склонность к бюрократическому раздуванию и олигархизации. В то же время наряду с политиком-джентльменом появился новый тип профессионала, который, однако, не стал доминирующим до тех пор, пока депутаты парламента не имели пособий, на которые они могли бы жить (как это было в Германии до 1906 г.). То, как "депутат" входил в общественное сознание, особенно отчетливо видно на примере Франции времен Третьей республики; его самобытная социальная фигура, имеющая собственный независимый вес, предполагала довольно отстраненное отношение к прямому представительству. С другой стороны, образы прямого народного волеизъявления - пусть даже в бонапартистском плебисците, а не в новых законах - прочно укоренились со времен Великой революции. В различных политико-культурных контекстах, менявшихся с течением времени, выборы приобретали особое символическое значение. Избиратели могут воспринимать себя как суверенов или как "избирателей". Это может стать темой для сравнительной культурной истории политической жизни.

Одно большое исключение бросает тень на историю успеха в развитии демократического участия. Несмотря на то, что Соединенные Штаты являются крупнейшей и старейшей из современных демократических стран, их гражданам трудно реализовать свои гражданские права. Ситуация там тем более неясна, что избирательное право регулировалось и регулируется, как правило, на уровне отдельных штатов. Сложности начинались (и до сих пор начинаются ) с избирательного реестра, начиная от имущественных ограничений (значение которых со временем уменьшилось) и требований к месту жительства до откровенно расистского исключения. До Гражданской войны чернокожие были практически лишены избирательных прав даже в тех районах, где рабства не существовало. После Гражданской войны это было трудно оправдать. Особенно после официального окончания Реконструкции в 1877 г. все больше изобретательных сутяжников пытались помешать освобожденным афроамериканцам реализовать свое избирательное право.

На пути новых иммигрантов из якобы нецивилизованных частей Европы (например, Ирландии) и Азии (Китая и Японии) также возникали серьезные препятствия. Демократизация американского гражданства, таким образом, столкнулась с серьезными препятствиями. Соединенные Штаты, оставаясь одной из самых демократических стран мира, испытывали большие трудности в согласовании универсальных принципов республиканского строя с реалиями "мультикультурного" и расово разделенного общества.

 

Местная демократия и социализм

За пределами Англии, с ее старыми парламентскими традициями, однородное представительство нации в центральном собрании было новой идеей в XIX веке. Не имела прецедента и идея о том, что практика представительства может отражать существующие иерархии и что социальные условия могут быть изменены с помощью избирательного законодательства. Конечно, важность этих вопросов не должна отвлекать внимание от событий на субнациональном уровне: для большинства людей политическое регулирование их повседневной жизни важнее, чем высокая политика в далекой столице. Местное управление было еще более многообразным, чем национальные политические системы: оно могло находиться в руках мировых судей, набранных из местных высших классов (английская модель), осуществляться назначенцами центрального правительства (наполеоновская модель) или встраиваться в форму низовой демократии (американская модель, которой так восхищался Токвиль). Там, где центральное государство воздерживалось от прямого вмешательства или не имело достаточных ресурсов, неоднократно открывалось пространство для достижения ограниченного консенсуса совещательного, демократического характера. Как, например, в России, это могло происходить в крестьянской коммуне, которая должна была договориться о распределении и использовании общей земли. То же самое происходило в локальных элитных группах с незначительной внутренней иерархией, будь то ганзейские сенаты, совещательные сессии (не признанные законными и не преследуемые как незаконные) среди сирийской знати в Османской империи или городской совет в китайской части Шанхая (который в 1905 году стал первым формально демократическим рабочим институтом в истории Китая).

Политика в ранних Соединенных Штатах также носила элитарный, патрицианский характер, особенно в восточных городах, но с Джексоновской революцией 1830-х гг. в стране зародилась новая концепция демократии. Собственные классы, до тех пор в основном крупные землевладельцы, перестали составлять совокупность политически ответственных граждан, поскольку Америка отказалась от старой идеи, заимствованной из европейского республиканизма, что только владение собственностью гарантирует независимость и дает людям возможность рационального политического суждения. Теперь автономия граждан основывалась на владении собственной личностью; имущественный ценз в значительной степени утратил свою актуальность. Необычайно высокие показатели участия в выборах (часто более 80%) свидетельствовали об энергии, которая теперь вкладывалась в политику. Как заметил молодой французский юрист Алексис де Токвиль во время своей поездки в Америку, такая политика уже не имела в качестве главной сцены Вашингтон, она черпала силы в местных самоуправляющихся сообществах, которые сами избирали своих чиновников (судей, шерифов и т.д.) - радикальная альтернатива западноевропейской модели авторитарного централизма, восходящей к Наполеону. Такая демократия подразумевала не только право голоса. Она означала создание нового типа общества, в котором принцип равенства, абстрактно и негативно сформулированный Французской революцией как отмена сословных привилегий, приобрел позитивный смысл самозащиты граждан, обладающих равными личными правами. Напряжение между свободой и равенством, которое Токвиль диагностировал глазами либерального европейского аристократа, не было проблемой для большинства (белых) американцев его времени. То, что в Европе позже назовут "массовой демократией", возникло в США уже в 1820-1830-е годы. Но демократическая эффективность была отчасти ослаблена характерным для США федерализмом, территориальной стороной их конституции. Ведь насколько представительным был Конгресс? Секционные интересы противостояли друг другу: рабовладельческие штаты против свободных. И почти до самой Гражданской войны рабовладельческие штаты доминировали в национальной политике, причем настолько, что США в целом превратились в рабовладельческую республику. Их воля преобладала снова и снова: от "правила кляпа", которое в 1836-1844 гг. исключало любые дебаты о рабстве в Палате представителей, до закона Канзаса-Небраски 1854 года. Рабовладельческие штаты имели структурное большинство в силу "Клаузулы о трех пятых": три пятых рабов приравнивались к свободным людям для целей прямого налогообложения и распределения мест в Палате представителей.

С джексоновской демократией Соединенные Штаты второй раз после 1776 г. вышли на новый политический путь. Подобной "массовой демократии", наложенной на конкурентную и порой жестокую риторику свободы, до последней трети XIX века не существовало нигде в Европе - даже во Франции, где местная власть префектов оставалась незыблемой на протяжении нескольких смен режимов и даже после введения всеобщего мужского избирательного права. В очередной раз британский и американский пути разошлись. В Великобритании господство элитной группы джентльменов-землевладельцев, финансистов и промышленников достигло своего зенита в период между двумя реформами 1832 и 1867 годов. При всей своей сплоченности и однородности культурного восприятия эта олигархия не была кастой: она была открыта на периферии для чужаков и выработала высокоинтегративное понимание политики. После 1832 г. она оказалась в принципе способной действовать в условиях "современного" парламентаризма, когда корона уже не могла удерживать премьер-министра