Сборник книг вселенной The Elder Scrolls - Bethesda softworks

"Сынок, — сказала она. — Прежде, чем уйдешь, пригласи ко мне жреца или целителя, ибо я могу покинуть сию юдоль прежде, чем ты вернешься".

Симмах склонился над ее одром и с тревогой заметил, что лоб ее пышет жаром, а дыхание учащенное. Он немедленно вскрыл половицу, под которой хранились все их сбережения. Однако их и близко не хватало, чтобы заплатить жрецу за лечение. Он решил дать, сколько есть, а остальное потом, как долг. Симмах схватил свой плащ и поспешил.

На улицах было полно народу, торопящегося в священную рощу, но двери всех храмов были закрыты и заперты. "Закрыто на время церемонии", — сообщали все вывески.

Симмах локтями пробил себе путь через толпу и смог нагнать какого-то жреца в коричневой рясе. "После обряда, брат, — ответил жрец, — Если у тебя достаточно золота, я бы с радостью навестил твою мать. Милорд просил присутствовать всех священнослужителей, и я, принадлежа к их числу, не хотел бы его оскорбить".

"Моя мать тяжело больна, — умолял Симмах. — Милорд не заметит отсутствия одного жреца".

"Это так, да архиканоник заметит", — раздраженно сказал жрец, освобождая свою рясу от отчаянной хватки Симмаха и исчезая в толпе.

Симмах попробовал уговорить других священников, и даже магов, но с тем же результатом. По улице прошли вооруженные стражники и оттеснили его своими пиками. Симмах понял, что приближается августейшая процессия.

Когда карета правителей города поравнялась с ним, Симмах бросился к ней из толпы и прокричал: "Милорд, милорд! Моя мать умирает!"

"Я запрещаю ей делать это сей славной ночью!" — громко заявил лорд, смеясь и бросая в толпу монеты. Симмах был достаточно близко, чтобы учуять винный запах в августейшем дыхании. А его жена прижала младенца к груди и устремила на Симмаха негодующий взгляд: ее ноздри раздувались от презрения.

"Стража! — закричала она. — Уберите этого болвана". Грубые руки схватили Симмаха. Его избили и бросили без сознания на обочине.

Когда Симмах очнулся и встал, с раскалывающейся головой, толпа увлекла его, и он видел Обряд Имяположения с вершины холма. Он видел церковников в коричневых рясах и магов в синих мантиях, собравшихся подле высокорожденных господ, далеко внизу.

Барензия.

Это имя смутно донеслось до слуха Симмаха, когда верховный жрец поднял спеленатую малышку и предъявил ее обеим лунам по разные стороны небосклона: Джоун восходила, Джоуд же садилась.

"Узрите леди Барензию, рожденную в землях Морнхолда. Ниспошлите на нее ваше благословение и совет, всеблагие боги, чтобы правила она во благо Морнхолда, и поместно, и окрестно, и присно".

"Благослови ее, благослови ее", — все люди подхватили призыв их господина и госпожи, воздевши руки к небу.

И лишь Симмах стоял молча, опустив голову, ибо почувствовал сердцем, что его любимая мать скончалась. И молча, он поклялся страшной клятвой: что станет проклятием лорда и отмщением за бессмысленную смерть своей матери, а его дитя, Барензию, возьмет в жены, и внуки его матери будут править Морнхолдом.

По окончании церемонии он взирал равнодушно, как королевская процессия возвращалась во дворец. И тут он увидел жреца, которого уговаривал первым. Этот человек весьма охотно согласился пойти с Симмахом за наличное золото и обещание большего впоследствии.

Они нашли мать Симмаха уже мертвой.

Жрец вздохнул и спрятал монеты в суму. "Мне жаль, брат. Не беспокойся, ты можешь забыть о том, что остался должен. Это все, что я могу сделать для тебя. Похоже…"

"Верни мне мои деньги! — прорычал Симмах. — Ты не сделал ничего, чтобы их заслужить!" И он угрожающе занес правую руку.

Жрец попятился, готовый произнести проклятье, но Симмах ударил его по лицу, едва с губ жреца слетели первые слова. Тот с силой отлетел назад, ударившись головой об один из камней, выступавших из кладки очага. Он умер мгновенно.

Симмах подобрал золото и бежал из города. И на бегу он бормотал лишь одно слово, снова и снова, подобно заклинанию: "Барензия. Барензия. Барензия".

Барензия стояла на одном из балконов дворца и глядела вниз, на плац, по которому маршировали солдаты, сверкая на солнце доспехами. Сейчас они построились в шеренги и приветствовали ее родителей, лорда и леди, вышедших из дворца с ног до головы в эбонитовых доспехах и в длинных пурпурных меховых мантиях на плечах. За ними вели в поводу лоснящихся черных коней под роскошными попонами. Родители поднялись в седла и направились к воротам, обернувшись, чтобы попрощаться с ней.

"Барензия! — кричали они. — Барензия, любимая, прощай!"

Девочка сморгнула навернувшиеся слезы и помахала им одной рукой, сжимавшей ее любимого плюшевого зверя, серого волчонка, которого назвала Вуффеном, а другую руку прижала к груди. До этого она ни разу не расставалась с родителями и даже не знала, зачем они уезжают. Она знала лишь, что где-то на западе идет война, и у всех на устах было имя Тайбера Септима, произносимое с ненавистью и страхом.

"Барензия!" — прокричали солдаты, вздымая свои пики, мечи и луки. А затем ее дорогие родители развернулись и поехали прочь, а вслед за ними — и все рыцари, пока двор совершенно не опустел.

А через некоторое время после этого была ночь, когда Барензию разбудила ее няня, поспешно одела и вынесла из дворца.

Все, что она сохранила в памяти из тех ужасных времен — это огромная тень с горящими глазами в небе. Барензия переходила из рук в руки. Появлялись какие-то чужеземные воины, потом исчезали, иногда появлялись вновь. Ее няня пропала, и ее заменили какие-то чужаки, один чуднее другого. Она находилась в пути несколько дней, а может, и недель.

Однажды утром она проснулась и, выглянув из кареты, увидела вокруг холодную местность, а среди бесконечных серо-зеленых холмов, кое-где припорошенных грязно-белым снегом, высился большой замок серого камня. Она прижала к груди Вуффена обеими руками и стояла так, моргая со сна и подрагивая от промозглого рассветного холода, ощущая себя слишком маленькой и слишком темнокожей в этих бескрайних серо-белых просторах.

Они с Ханой, смуглой черноволосой девушкой, сопровождавшей ее несколько последних дней, вошли в замок. В одной из комнат у камина стояла крупная серо-белая женщина с серо-золотистыми, как лед на тусклом солнце, волосами. Она взглянула на Барензию страшными, ярко-голубыми глазами.

"Она очень… черная, верно? — женщина обратилась к Хане. — Я никогда прежде не видела темных эльфов".

"Я сама не много про них знаю, госпожа, — сказала Хана. — Но ее рыжие волосы вполне подходят к ее нраву, скажу я вам. Будьте осторожны. Она кусается. И не только".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});