Красное колесо. Узел II. Октябрь Шестнадцатого - Александр Солженицын

Господа, провокация – неотъемлемый фактор величия нашей власти и её благополучного существования.

И ловок же! – опять выскочил и трибуну захватил

Керенский: Разве мы не живём в состоянии оккупации, как Бельгия или Сербия? Когда государство захвачено враждебной властью, отрезана всякая возможность национальной политической деятельности… Разве, господа, из бесконечной перемены отдельных министров на этих скамьях у вас не возникает вопрос: а где же те, кто ставят этот театр марионеток, кто выводит и сводит на сцену иногда мерзавцев, иногда…

Родзянко: Член Государственной Думы Керенский, покорнейше прошу вас выбирать выражения.

Да что ж выбирать, уже и сказал.

Керенский: Господа, когда масса тёмная, не знающая правды, иногда выходит из себя, бросается, куда ей не нужно идти, вы говорите: у нас нет патриотизма! А есть люди, для которых страна была не матерью, а доходным местом, которые жили столетиями на крови и поте этих масс, – и когда они, предавая интересы государства, спасают своё личное положение…

Родзянко: Член Государственной Думы Керенский, прошу вас вернуться к запросу.

Керенский: Я говорю о запросе. Я доказываю, что военных тайн никогда русская власть скрывать от враждующих держав не умела и не хотела.

Родзянко: Покорнейше прошу вернуться к запросу. В случае неисполнения…

Прерывает он из обязанности, ненастойчиво, ибо Дума левеет, кружится влево у него под стопами. И замерла пресса, и замерли хоры, наслаждаясь пулемётностью любимого оратора.

Керенский: Вчера здесь один из тех, чьё имя я не называю, но который неустанно защищает тех, которые… Заявил мне с этой трибуны, что я являюсь изменником государству. (Марков: “И повторяю”) А не вспомните ли вы, господа, что 25 февраля 1915 года, когда большинство Думы ещё было охвачено “единением с властью”, я послал председателю письмо,

оно ходило по рукам, по столицам и в провинции,

где говорил, что “измена свила себе гнездо” на верхах русского правительства, а мясоедовщина – только симптом? И не я ли просил тогда…

Родзянко: Член Думы Керенский, прошу вас воздержаться…

Керенский: Я был бы рад, если бы вопрос о положении государства можно было бы свести к предательству отдельных лиц, если б можно было найти доказательства против отдельных министров…

(а их найти нельзя).

Но если мы возьмём их отсюда и десятками, то старая власть столетиями воспитала себе сотни холопов…

Наконец, Родзянко решается лишить его слова. Выступают другие, читаются скучные документы – и на полминуты выскакивает снова лихой

Караулов: Я, господа, взял слово, чтобы сказать вам очень немного:

Речей не тратьте по-пустому,

Где нужно власть употребить!

Но в дополнение к этому – моё крайнее негодование: разве допустимо, чтобы депутатское слово, которое не разносится по стране, слышала бы в изобилии наполняющая хоры публика и не слушали бы сами депутаты,

которые ушли в буфет. (Смех, шум). И снова

Марков 2-й: Да, Александр Фёдорович Керенский, я вас считаю государственным изменником на основании тех заявлений, которые вы сделали с этой кафедры. Всякий, кто ныне осмелится бороться за мир, да ещё насильственными путями, есть государственный преступник и изменник.

Если министры совершают такие ужасные преступления, почему же вы, законодатели, не вносите запроса? Потому что запрос надо обосновать, для него недостаточно ссылаться на германскую печать, надо давать доказательства, и вы боитесь запроса, – вот это стыдно! История рассудит, кто был прав, и не удастся вам её фальсифицировать. Когда такие обвинения бросаете, ставьте дело серьёзно. Если вы докажете их – мы будем не против вас, а впереди вас. Но докажите прежде.

Да, господа, пустые места в газетах волнуют, раздражают, это верно. Но места, наполненные вашими речами 1 ноября и сегодняшними, во время этакой войны произведут гораздо более опасные последствия, они защитников наших лишат веры в нужность самопожертвования. Вы отнимете у русского солдата всякое желание сопротивляться врагу. Зачем сопротивляться, если верно всё, что говорили с этой кафедры? Вы – первые пособники германцев. Как ни тяжело видеть эти насмешливо устроенные газетные пустоты, из-за которых наши речи превращаются в нелепость, но лучше они, чем та систематическая кампания, которой вы хотите перевернуть всю Россию вверх дном, устроить теперь в России международную войну. (Слева шум. “Ой-ой!”) Да, господа, этих пустот не должно быть, германцы не дозволяют пустот; заполняй объявленьями, но не смей давать пустот. Более того: если наши газеты будут продолжать мутить народ, смущать армию – закройте все газеты до последней! (Слева смех). Во время войны мудрый народ, республиканский Рим, выбрасывал все свободы, выбирал диктатора. Когда всё мужское население идёт в окопы, когда все свободы нарушены существом военных действий, – не толкуйте нам о свободе слова, печати, толкуйте – как победить германцев. Вы не склонны ещё понять, какие опасности грозят России. Если вы посеете уверенность, что сзади предают, сверху предают, – этот день будет гибелью русской армии, русского народа, ибо его расхватают на клочки, и первые вы, маленькие люди, погибнете! (Рукоплескания справа).

Ага, Марков подготовил поле для контратаки правительства – и вот на кафедру выходит военный министр. Прогрессивный блок напрягся и сплотился: не сдадим! не уступим! Жалких ваших аргументов и слушать не будем! Правительство изменило, и трон изменил, об этом громко объявлено, и никому не дадим опровергнуть!

Шуваев: …поделиться кой-какими мыслями из переживаемого времени. Предотвратить мировой пожар мы не встретили отклика во вражеском стане.

Это – что ж, это – подходит. (Голоса: “Верно!”) Дальше министр ещё проходится по германским бесчеловечным традициям – это нам подходит. (Голоса: “Верно!”) И вот

каждый день мы приближаемся к победе! (Продолжительные рукоплескания во всем зале, “Браво!”)

А потому что война ведётся не одною армией, но всем государством. Всё, что может, взялось за снабжение армии.

(То есть общество. Хорошо!)

И вот цифры: за полтора года: трёхдюймовых орудий у нас увеличилось в 8 раз (“Браво!”), гаубиц – в 4 раза, снарядов тяжёлых – в 7, в 9, а трёхдюймовых – в 19 раз, взрывателей – в 19, фугасных бомб в 16, кое-чего из взрывчатых – даже в 40 раз (“Браво!”), а удушающих средств – в 70 раз! (“Браво!”)

Вот что дала дружная совместная работа – и позвольте надеяться и просить вас помочь и в будущем для снабжения нашей доблестной армии. (По всему залу: “Браво!”) Враг надломлен, он не справится. Каждый день приближает нас к победе. Во что бы то ни стало победить – это повелительные указания Державного Верховного нашего Главнокомандующего. Этого требует благо нашей родины, перед которым всё должно отойти в сторону. (Бурные продолжительные рукоплескания всего зала).

Ну что ж! Кроме встрявшего дежурного “Державного” – это не только не плохо, это просто великолепно. Правда, мало похоже на военное поражение, но зато признано, что всё военное снабжение держится на обществе! И никакой солидарности со Штюрмером, с Протопоповым, со всем гнездом измены и сепаратного мира!

Григорович: Я считал своим священным долгом выступить также и открыто сказать, что ваша многолетняя и постоянная поддержка в государственной обороне… (Бурные продолжительные рукоплескания всего зала. “Браво!”)

То есть что получилось? Что армия и флот отделились от гнусного сгнившего предательского правительства – и соединяются с думской оппозицией!

(Они и посланы были струсившим правительством сыграть на патриотических чувствах Думы – и так создать примирение. Но выйдя перед девятьсот напряжённых глаз – не собрали мужества упомянуть клятое правительство и не избежали соблазна сорвать аплодисменты – самим себе).

Однако, всё-таки тут надо пошушукаться, посовещаться вокруг Милюкова. Двадцать минут перерыв! (В перерыве Шуваев благодарил Милюкова за его предшествующую патриотическую речь).

Родичев: Редко случается, чтоб так веско сказано было бы нужное слово. Сражаться до конца – ведь только этого мы и хотим, ведь только для этого здесь и сидим. (Рукоплескания слева и в центре). За нами – всеобщий порыв страны и более чем двухлетний подвиг жертв, которыми Россия не считалась. Но чтобы не считаться с жертвами – нам надо верить в вождей. Россия нуждается в вере во власть. Это старая её потребность – честная добросовестная власть. И когда во все щели рвётся тлетворный воздух, мы говорим: очистите атмосферу!