Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца - Гай Кей

— Я не позволю над собой насмехаться, — рявкнул Ивар, горячая волна захлестнула его.

— Нет? — переспросил парень. Его смех умолк. Прежде он отвел глаза; теперь он смотрел на него в упор. Фонари висели на поручнях кораблей, всех пяти, на носу и на корме. Они светились, эти корабли на воде, отмечая присутствие смертных людей в широком, темнеющем море. — Собственно говоря, я над тобой насмехаюсь. Или не только насмехаюсь.

— Что ты хочешь сказать, Берн? — тихо спросил Леофсон.

Берн. Имя. Надо запомнить.

— Он продолжает лгать. Даже сейчас. Ты знаешь крестьянскую пословицу: «Чтобы поймать лису, дай ей самой загнать себя в ловушку». Он только что это сделал. Слушай: ярмарка в Эсферте проводится третий год, а не первый. Все люди, которых мы встречали по дороге, это знали. Город был полон, Бранд, под завязку. В поле стояли шатры. Повсюду стража и войска. Я сказал «первый год», чтобы посмотреть, что будет делать этот лис. И ты слышал. Не называй его слизняком. Он слишком опасен.

Ивар прочистил горло:

— Значит, тот невежественный крестьянин, которого мы захватили, ошибся насчет…

— Нет, — возразил парень по имени Берн. — Я вложил эту мысль в твою голову, Рагнарсон. Ты не захватывал никакого дозорного. Ты никогда не ступал на этот берег. Ты отправился прямо в Бринфелл в Арберте и потерпел неудачу. Поэтому ты хотел вернуться — туда, и больше никуда, — ради собственной жажды крови. Слепой глаз Ингавина, шестьдесят человек погибли потому, что ты нам солгал.

— И он убил графа, которого мы взяли в плен, — крикнул кто-то с ближнего корабля. — Графа! — Другие голоса повторили возглас.

«Жадность», — подумал Ивар. Ими руководит жадность. И тщеславие. И то и другое можно использовать всегда. Но охвативший его жар мешал думать ясно, снова взять все под контроль. Если бы этот парень по имени Берн замолчал. Если бы он был на одном из других кораблей… такая маленькая перемена в мире.

Ивар пристальнее вгляделся в этого человека. Теперь с каждой стороны от них стояло по кораблю, люди скрепили их вместе с привычной легкостью. Становилось все темнее. Его глаза в этих сумерках при фонарях видели лучше. Слепой глаз Ингавина.

С этой фразой что-то встало на место.

— Кто твой отец? — резко спросил он, гнев прорвался наружу вместе с пониманием. — Думаю, я знаю…

— Он викинг из Йормсвика! — рявкнул Бранд, его тяжелый голос обрушился, как молот кузнеца. — Мы рождаемся, когда приходим в стены города, вступаем в наше братство. Наша прежняя жизнь не имеет значения, мы ее отбрасываем. Даже такие слизняки, как ты, знают это.

— Да, да! Но мне кажется, я знаю… То, как он говорит… Думаю, его отец был с…

Бранд ударил его, второй раз, сильнее, чем раньше, по губам. Ивар рухнул на спину, выплюнул кровь, потом зуб. Кто-то рассмеялся. Жар стал красным. Он потянулся к кинжалу в сапоге, потом остановился, сдержал себя, чтобы не потерять контроль над людьми. Его могут тут убить, если он возьмется за оружие. Лежа на спине, он посмотрел снизу на стоящего над ним мощного человека, снова сплюнул красным в сторону. Развел руки в стороны, чтобы показать, что они пусты.

Увидел меч, потом другой, оба сверкающие, словно горящие, они отражали свет факелов. Там он и умер — изумленный, можно сказать, — когда тяжелый клинок Леофсона пронзил его и глубоко воткнулся в палубу под его телом.

Берн вспомнил о необходимости дышать. Он все еще сжимал в руке меч. Бранд отбил его клинок в сторону своим мечом перед тем, как прикончил Ивара выпадом, в который вложил весь вес своего тела.

Леофсон с трудом высвободил клинок. Среди фонарей, под первыми звездами, стояла тишина. Бранд повернулся к Берну, со странным выражением на покрытом шрамами лице.

— Ты слишком молод, — неожиданно произнес он. — Каким бы он ни был, он был последним из Вольганов. Слишком тяжкий груз, чтобы носить его всю жизнь. Лучше пусть он достанется мне.

Берн обнаружил, что ему трудно заговорить. Ему удалось кивнуть головой, хотя он не был уверен, что правильно понял то, что сказал пожилой воин. Но их всех придавила тишина, навалилась тяжесть. То была не обычная смерть.

— Бросьте его за борт с кормы, — приказал Бранд. — Аттор, спой «Последнюю песнь», и как следует. Нам ни к чему гневить сегодня богов.

Люди задвигались, выполняя его приказы. Эрлингов бросали в море, если они умирали в плавании. «Последний из Вольганов», — думал Берн. Эта фраза снова и снова звучала в его голове.

— Он… он убил сегодня шестьдесят человек. Все равно что сделал это своими руками.

— Это правда, — согласился Бранд почти равнодушно.

Он уже шел дальше, осознал Берн. Он вождь, ему надо обдумывать другие вещи, принимать решения. Он услышал плеск и голос Аттора. На других кораблях его тоже смогут услышать.

Берн почувствовал, что у него дрожат руки. Он посмотрел на меч, который продолжал сжимать в руке, и вложил его в ножны. Пошел к борту корабля, к своему веслу и к привязанной рядом с ним другой ладье, и стоял там, слушая низкий голос Аттора, поющего в темноте:

Труден путь наш, тяжки волны, ветер холоден и лют.Кратко наше пребыванье и на суше, и на море.Ингавин, не покидай нас, приведи в свои чертоги.Не забудь, Тюнир великий, почитающих тебя.Ни одной души смятенной благосклонно не покинь.Ни одной души заблудшей без приюта не оставь.Солона морская пена перед носом корабля.Белы волны перед нами, белы волны позади.

Берн смотрел вниз, на воду, потом на медленно появляющиеся звезды, стараясь ни о чем не думать, а просто слушать. Но потом оказалось, что он снова думает об отце — не может не думать. Торкел здесь, на земле англсинов. Он стоял вместе с ним в реке прошлой ночью под этими самыми звездами.

Несколько минут назад его охватил такой гнев, когда он смотрел сверху на Ивара Рагнарсона, наблюдая — понимая! — что делает этот человек. На него обрушилось желание убить, такое сильное, как никогда в жизни, он выхватил меч и бросился на него раньше, чем успел осознать, что делает.

Не так ли случилось с Торкелом — дважды, с промежутком в десять лет, в двух тавернах? Не отцовская ли ярость проснулась в нем? А Берн был сейчас трезв как стеклышко; у него кружилась голова от усталости, но он всего лишь выпил кувшин эля накануне вечером в таверне Эсферта. И все равно его охватила ярость.

Если бы Бранд не оказался быстрее, Берн убил бы этого человека на палубе, он это понимал. Его отец сделал это дважды, и во второй раз его за это отправили в ссылку. «Погубил их жизни» — вот что Берн всегда думал, и сердце его было холодным, как зимнее море, и полным горечи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});