Александра - Олег Ростов

оглянулась. Вроде все свалили. Подскочила. Запихала весь хлеб в рот, запивала. Господи, как я есть хотела. Хлеб почему-то быстро кончился. Воду всю так же выпила. Подобрала все крошки с тарелки. Облизнулась. Пол царства за кусок колбасы! Почему я ещё не королева Ливонии???!!!

Потом опять молилась. Ну а что ещё делать? Больше здесь делать нечего было. Кое как дождалась ужина. Хлеб съела ещё быстрее, чем в обед. Воду так же всю выпила сразу, так как следующая кружка только завтра утром.

Потом молилась ещё полночи. Под конец свалилась на топчан и уснула. Проснулась, когда в оконце заглянули лучи солнышка. Полежала ещё немного. Встала, сделала зарядку, поприседала. На «столике» уже стояла тарелка с куском хлеба и кружка с водой. Спокойно поела. Хлеб не засовывала обоими руками в рот, не давилась и не роняла крошки. Запила все из кружки. Выпила полностью. Потом, когда игуменья убрала посуду, посидела на топчане. Никаких мыслей не было. Хотелось просто отключиться от всего.

Встала на колени, стала молится. В голове никаких мыслей. Уже не думала о Ширине и Мансуре. Не думала о Корпусе. Не думала о Ливонцах. Даже о детях не думала и Василии. Просто читала про себя молитвы — одну, вторую, третью, четвертую… Пришла игуменья, принесла обед. Одобрительно на меня посмотрела, но ничего не сказала. Ушла, я продолжала молится. Я что-то говорила, но не слышала сама слов молитвы, словно я впала в какое-то коматозное состояние. Даже не услышала, как в келью кто-то зашёл. Мне что-то кто-то говорил. Словно сквозь вату или толщу воды, стала слышать отдельные слова. Начала медленно выплывать из пограничного состояния.

— Царевна матушка, Царевна матушка. Пожалуйста, выслушай меня. — Я словно очнулась. Удивлённо посмотрела на девушку. Совсем ещё юную. Лет 15–16. Красивое лицо, большие глаза, чувственные губы.

— Кто ты и что тебе надо?

— Пожалуйста, помоги мне. — Она с надеждой смотрела на меня. По её щекам бежали слёзы.

— В чём я тебе могу помочь?

— Меня насильно сюда в монастырь послали. Братец мой старший. Мои батюшка с матушкой преставились. Сначала матушка, потом батюшка. Но батюшка когда умирал заповедовал брату моему, Борису позаботиться обо мне. Приданное мне снарядить. И даже сказал, что братец должен мне отдать. Но брат пообещав на смертном одре отцу нашему, солгал. Братец мой отправил меня сюда, чтобы не делится родительским имуществом. А я молода, жить хочу. Помоги.

— Чем же я могу тебе помочь?

— Помоги, я знаю, ты можешь. Я ещё не монахиня. Я только послушница. Меня готовят к постригу. Прошу тебя, Царевна Александра. Ты святая. На тебе Покров Богородицы. Все знают это. Тебе Государь наш благоволит. Сам Владыко твой духовник. Забери меня отсюда.

— Кто ты?

— Я Ксения, княжна Остожская.

— Острожская? — Я слышала про князей Острожских.

— Нет. Остожская. Острожские наши дальние родственники. Они в Литве. Мы тоже выходцы из Литвы, из Гедиминовичей. Пожалуйста, Царевна Пресветлая. Помоги мне.

Она тоже стояла рядом со мной на коленях. Заплакала. Я обняла её. Прижала к себе.

— Не плач, Ксюша. Я обещаю тебе. Сделаю всё, что в моих силах.

— Благодарствую тебе, Царевна. Век за тебя богу молится буду.

— А сейчас иди. Не надо, чтобы тебя видели здесь, у меня в келье.

Она поцеловала мои руки, встала и тихо вышла. Скрипнул засов. Я опять осталась одна. И вновь стала погружаться в сумеречное состояние. Но не до конца. Вновь вынырнула из этого состояния, когда в келью зашла матушка игуменья.

— Царевна. Тебе надо поесть. — Услышала я. Посмотрела на окошко. День шёл на закат. Ну вот, ещё один день здесь прошёл. Встала с колен. Чуть не свалилась, так они у меня занемели. Игуменья не дала мне упасть, поддержала. Помогла сесть на топчан. Я сидела и ела. Жевала хлеб, запивала водой. И почему-то не чувствовала вкуса. Я не понимала, что со мной происходит. Но мне почему-то хватило одной краюхи хлеба и кружки воды. Хотя тут же стояла ещё одна. Я недоумённо смотрела на хлеб. Потом поняла. Это мой обед, который я так и не попробовала. Игуменья зажгла свечу. Я снова молилась. Вдруг словно включился звук, и я услышала свои слова, которые шептала:

Отче наш, Который на небесах!

Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое;

да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

хлеб наш насущный дай нам на сей день;

и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Ибо Твое есть Царство и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святого Духа, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

И тут же не останавливаясь, из моих уст полились слова другой молитвы:

Богородица Дева Мария, исполненная благодати Божией, радуйся!

Господь с Тобою; благословенна Ты между женами и благословен Плод,

Тобою рожденный, потому что Ты родила Спасителя душ наших.

Огарок свечи погас. От него оторвался последняя струйка дыма и вся келья погрузилась во тьму. Но для меня это ничего не значило. Успела только перевести дух, вновь из меня полилась новая молитва:

О Пресвятая Дево, Мати Господа вышних сил, Небесе и земли Царице, града и страны нашея Всемощная Заступнице. Приими хвалебно-благодарственное пение сие от нас недостойных раб Твоих и вознеси молитвы наша ко престолу Бога Сына Твоего, да милостив будет неправдам нашим и пробавит благость Свою чтущим всечестное имя Твое и с верою и любовию поклоняющимся чудотворному образу Твоему. Несмы бо достойни от Него помиловани быти, аще не Ты умилостививши Его о нас, Владычице, яко вся Тебе от Него возможна суть. Сего ради к Тебе прибегаем, яко к несомненней и скорой Заступнице нашей; услыши нас молящихся Тебе, осени нас вседержавным покровом Твоим и испроси у Бога Сына Твоего пастырем нашим ревность и бдение о душах, градоправителем мудрость и силу, судиям правду и нелицеприятие, наставником разум и смиреномудрие, супругам любовь и согласие, чадам послушание, обидимым терпение, обидящим страх Божий, скорбящим благодушие, радующимся воздержание: всем же нам дух разума и благочестия, дух милосердия и кротости, дух чистоты и правды. Ей, Госпоже Пресвятая, умилосердися на немощныя люди Твоя: разсеянныя собери, заблуждшыя на путь правый настави, старость поддержи, юныя уцеломудри, младенцы воспитай, и призри на всех нас призрением милостиваго Твоего заступления, воздвигни нас из глубины греховныя и просвети сердечныя очи наша к зрению спасения, милостива нам буди зде и тамо, в стране земнаго пришельствия и на страшнем суде Сына Твоего: преставльшыяся же в вере и покаянии от жития сего отцы и братию нашу в вечней жизни со Ангелы и со всеми святыми жити сотвори. Ты бо еси, Госпоже, слава Небесных и упование земных. Ты по Бозе наша Надеждо и Заступница всех притекающих к Тебе с верою. К Тебе убо молимся, и Тебе, яко Всемогущей Помощнице, сами себе и друг друга и весь живот наш предаем, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

В какой-то момент даже не увидела, а почувствовала, как вокруг стало светлеть. А я продолжала молится. Увидела Дашеньку, Салавушку, Андрейку.

О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим моих чад Дарью, Вячеслава, Андрея, всех отроков, отроковиц и младенцев, крещеных и безымянных и во чреве матери носимых. Укрой их ризою Твоего материнства, соблюди их в страхе Божием и в послушании родителям, умоли Господа моего и Сына Твоего, да дарует им полезное ко спасению их. Вручаю их Материнскому смотрению Твоему, яко Ты еси Божественный Покров рабам Твоим.

Матерь Божия, введи меня во образ Твоего небеснаго материнства. Уврачуй душевные и телесные раны чад моих кои могут быть причинены Дарьи, Вячеславу, Андрею, моими грехами нанесенные. Вручаю дитятей своих всецело Господу моему Иисусу Христу и Твоему, Пречистая, небесному покровительству. Аминь.

И тут увидела свет, но он не слепил и был какой-то тёплый. Словно я оказалась в детстве. Увидела лицо своей мамы. Её глаза и её улыбку.

— Мамочка.

— Здравствуй, Сашенька. Доченька моя.

— Мне без тебя так было плохо. А потом и папа ушёл.

— Я знаю, звёздочка моя. — Я чувствовала её ласковые объятия. — Я знаю, что тебе тяжело. Но ты у меня очень сильная. Ты справишься…

…Монашка постучалась в комнату игуменьи.

— Матушка, матушка игуменья!

Игуменья Евпраксия