Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

и вызывающе дерзкие слова.

Михаил Аркадьевич кивнул.

– Вы правы. Но всё восстановимо. Пока человек жив. Идите отдыхать, Чак.

Когда Чак, бессильно болтая руками, ушёл, Михаил Аркадьевич прошёлся по кабинету, посмотрел на Спинозу.

– В госпиталь, Михаил Аркадьевич? – сразу понял тот.

– Да, Олег Тихонович, сегодня же. И предупредите доктора Аристова. Раз механизм тот же…

– Вы не сказали ему, что направляете в госпиталь, – сказал из своего угла Гольцев.

– А зачем, Александр Кириллович? Чтобы выслушать ещё одну истерику про «лучше убейте сами»? – Михаил Аркадьевич пожал плечами. – Ну, с его делом всё понятно. Состояние аффекта. Спусковым механизмом послужила та же листовка, так что его случай подходит под общую тенденцию. Оформляйте, как и остальных цветных.

– С этим ясно, – кивнул Спиноза. – А с Гэбом?

– С Гэбом ещё проще. Там ничего нет. За насильственное удержание в рабской зависимости отвечает Кропстон.

– Нет, Михаил Аркадьевич, дело не в этом, – вмешался Гольцев. – Он же не горит, пока выполняет приказы.

– Да, я помню, вы говорили об этом нюансе. Ну, что ж, давайте с ним тоже побеседуем. Вызывайте, Олег Тихонович.

– Аристов говорил, что спальнику предлагается выбор. Перегореть или остаться спальником, – задумчиво сказал Гольцев.

– Это интересно, Александр Кириллович, но здесь, – Михаил Аркадьевич покачал головой, – здесь выбор иной. Остаться профессиональным убийцей или стать беспомощным инвалидом. У спальников известен один случай восстановления. Через пять лет.

– Да, – кивнул Спиноза, – пять лет с парализованными руками…

– А Тим? – не сдавался Гольцев. – Руки работают. Если его расспросить ещё раз…

– Вы же сами мне весьма убедительно доказывали, Александр Кириллович, – улыбнулся Михаил Аркадьевич, – что с Тимом случай особый, исключительный, и что дальнейшее расследование не нужно и даже вредно. Я с вами согласился. Будьте последовательны, Александр Кириллович.

– Буду, – кивнул Гольцев. – Конечно, ему это лишние травмы. Жалко парня, но…

– Но не уподобляйтесь, – Михаил Аркадьевич на секунду остановился, подбирая сравнение. Спиноза и Гольцев с интересом ждали. – Чрезмерно рьяным. Когда не думают о средствах, то неизбежно теряют цель.

Спиноза и Гольцев быстро понимающе переглянулись. Михаил Аркадьевич, не обратив на это внимания, повернулся к двери и кивнул заглянувшему сержанту.

Почти сразу в кабинет вошёл Гэб. Руки за спиной, глаза опущены.

– Здравствуйте, Гэб. Садитесь.

– Здравствуйте, сэр.

Гэб сел на обычное место, положил руки на крышку стола.

– Сегодня хотелось бы поговорить о вас, Гэб. О вашем будущем. Вы думали о нём?

– Будущее раба в воле хозяина, сэр, – привычно бездумно ответил Гэб.

– Двадцатого декабря прошлого года все отношения рабской зависимости прекращены. Вы слышали об освобождении всех рабов?

– Да, сэр.

– Почему вы не ушли от Кропстона?

Гэб поднял глаза и медленно неприязненно улыбнулся.

– И потом кричать от боли, как Чак? Я через две камеры его слышу, сэр. Он горластый.

– И вы решили остаться рабом, Гэб?

– Я хотел жить, сэр, – снова опустил глаза Гэб.

– Значит, когда вас выпустят, вы вернётесь к Старому Хозяину?

Гэб вскинул глаза и вдруг подался к ним всем телом.

– Сэр, возьмите меня к себе. Своим рабом. Вам же нужен… Я и шофёром могу, и секретарём, и камердинером. Я… я русский выучу, сэр.

Михаил Аркадьевич грустно улыбнулся, покачал головой.

– У нас нет рабов, Гэб.

– Сэр, вы можете называть меня, как вам угодно. Я знаю, есть адъютанты, денщики, референты… Это же всё равно то же самое, сэр.

– Однако, – хмыкнул Спиноза.

– Гэб, – сказал Гольцев, – я знаю одного парня. Он перегорел ещё зимой. Не скажу, что он благоденствует, но он живёт, работает, растит сына. Он был в вашей десятке, – Гэб недоверчиво улыбнулся. – Его зовут Тим. Помнишь Тима?

– Сэр, я помню Тима. Его сдали в аренду, и он погиб.

– Почему ты так думаешь?

– Его хозяин должен был… всё сделать и вернуться. Он не вернулся, значит, погиб. Если мёртв хозяин, раб-телохранитель не должен жить.

– А если Тим уцелел?

– Он бы вернулся один, – Гэб опустил голову. – Чтобы принять награду. Или наказание.

– Какую награду?

– У раба одна награда, сэр. Лёгкая смерть от руки хозяина.

– А наказание?

– Трудная смерть. Смерть под пыткой, – Гэб пожал плечами и вскинул голову. – Сэр, раз вы решили, что я должен гореть, раз вы осудили меня… Я всегда выполнял приказы. Чак мечтал убить хоть одного белого по своей воле. А теперь он горит.

– А о чём мечтал ты, Гэб?

– О лёгкой смерти от руки хозяина, сэр, – почтительный ответ прозвучал издёвкой.

– А сейчас? – улыбнулся Гольцев.

– А разве что-то изменилось, сэр? – равнодушный тон сменился вызывающим так резко, что они невольно переглянулись.

Гольцев встал и шагнул к Гэбу.

– Думаешь нарваться на удар, ответить и в драке получить пулю, Гэб? Так? Не выйдет.

Гэб молча опустил голову на сжатые кулаки.

– Ответь мне на один вопрос, Гэб, – Гольцев сделал паузу, но Гэб оставался неподвижным. – Ты вернёшься к Старому Хозяину? Хочешь вернуться?

Михаил Аркадьевич одобрительно кивнул. Плечи и затылок Гэба задрожали.

– Нет, – наконец всхлипнул он. – Я не хочу, сэр, простите, не надо. Лучше… лучше гореть.

– Он убьёт тебя? Ты этого боишься?

– Он… сам не убивает, – всхлипывал Гэб, – но… он сделает так, чтобы я сам себя… Когда он захочет, он всё может.

– Он может, пока ты и такие как ты, любого цвета, его слушаются, – свирепо сказал Гольцев.

И тут Гэб внезапно заговорил, впервые сам.

– Вы спросили, сэр, о чём я мечтал. Я мечтал сам выбирать себе хозяина, сэр. Неужели и сейчас этого нельзя, сэр?

– Нельзя, – резко ответил Михаил Аркадьевич. Жестом он отодвинул Гольцева и подошёл к столу, за которым сидел Гэб. – Посмотрите на меня, Гэб.

Гэб медленно поднял залитое слезами лицо.

– Рабство отменено, Гэб. И даже если вы хотите остаться рабом-убийцей, палачом, то этого нельзя. И просто рабом нельзя.

Гэб покачал головой.

– Раб всегда будет рабом, сэр. Вы прикажете мне гореть, и я буду гореть. Но свободным я не стану.

Михаил Аркадьевич улыбнулся.

– Вы молодец, Гэб. По приказу свободным не станешь. А разве вы не хотели стать свободным?

Гэб резко отвернулся от него. Михаил Аркадьевич кивнул.

– Ну что же, Гэб. В тюрьме вас держать не за что и незачем. Вы не совершили никакого преступления, – Гэб медленно повернулся к нему. – Но отпустить вас… на свободу, как остальных задержанных, мы не можем. Вы… подчинитесь любому мерзавцу, который объявит себя вашим хозяином, и выполните его любой приказ.

– Нет, сэр! – вырвалось у Гэба.

– Даже если он скажет те слова, Гэб? – грустно улыбнулся Михаил Аркадьевич, выделив голосом слово «те».

– Вы… вы знаете их? – завороженно смотрел на него Гэб.

– Я – нет. Но… ваш Старый Хозяин,