Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Макклой вовсе не пренебрегал своими обязанностями. Но прочесть все протоколы действительно невозможно в предложенные сроки. Он доверял членам апелляционного совета все, что не мог сделать сам, занимая пост главы администрации одной трети Западной Германии. Скорее всего, он был искренне озабочен судьбой Альфрида, хотя и давление Вашингтона, и кровопролитие в Корее тоже на него влияли. Сам комиссар говорил, что его смутил приговор Круппу, особенно пункт о конфискации. По его словам, в этом с ним согласились английские и французские коллеги. Как говорил автору сам Макклой, на его взгляд, «Альфрид не очень-то виноват. Он уже искупил вину, просидев столько времени в тюрьме. Ну да, он поддерживал нацистов раньше, но ведь он был просто слабовольным плейбоем, без чувства ответственности». Макклой подчеркнул, что это его личное ощущение.

Думая об участи 104 заключенных, дела которых комиссия пересматривала, и стараясь успеть побольше за короткое время, верховный комиссар сам побывал в Ландсберге и побеседовал со многими, чью судьбу ему предстояло решить. По какой-то причине он не встречался с Круппом (как он сам заметил, они виделись позднее, уже на приеме с коктейлем). Что касается членов апелляционного совета, то, по словам комиссара, у них были различные подходы к разным осужденным, но в деле Круппа они были единодушны. Впоследствии судья Пек в письме к автору этих строк признавал, что «не помнит многих подробностей, относящихся к тому делу». Это неудивительно, если учесть, что предстояло рассмотреть дела более сотни военных преступников и прочесть тысячи страниц документов. И просто чудо, что в другом письме тот же юрист упомянул советника Круппа Эрла Кэрролла, это он, оказывается, запомнил.

* * *

Кэрролл, «пария Нюрнберга», американский адвокат с сомнительной репутацией, был предложен защитой Круппа в качестве еще одного защитника, поскольку Альфриду якобы требовались советы юриста-американца. Однако нюрнбергский суд решительно отверг Кэрролла. И вот он стал участником дела о помиловании. Хотя Верховный суд США заявил о своей неправомочности в решении вопроса о конфискации имущества, решение-то было необходимо – концерн находился в подвешенном состоянии. Кэрролл и юристы из совета по помилованию хорошо понимали друг друга. Новый участник процесса подготовил апелляцию о помиловании Круппа, аргументируя это тем, что Альфрид занимал при отце «подчиненную позицию» в фирме, и указывая, что по американским законам конфискация имущества применяется в тех случаях, когда это имущество было нажито незаконным путем, а к довоенной собственности Круппов это не относится.

В действительности Альфрид, как всем хорошо было известно, являлся по закону единоличным собственником Фирмы, и осужден он был не по американским, а по международным законам, установленным Объединенными Нациями, где предусматривалась конфискация собственности военных преступников. То есть вердикт по делу Альфрида был юридически обоснованным.

Пять месяцев рекомендации совета по помилованиям пролежали на столе Макклоя. Между тем международная ситуация все ухудшалась. Американцы в Корее потерпели новое тяжелое поражение от войск КНР и отступали на юг от Сеула. Сенаторы, такие, как Тафт или Гувер, критиковали президента, начавшего войну по защите Южной Кореи, за превышение своих полномочий. В Америке опасались, что в войну вмешаются русские. В январе 1951 года китайцы отвергли мирные предложения ООН. Тогда Макклой стал спешно готовить решение об амнистии.

Адвокат Кэрролл мог торжествовать: теперь он разбогател. «Условия найма были просты, – писал один журнал. – Кэрролл должен освободить Круппа из тюрьмы и вернуть имущество, получив пять процентов. В результате ему причиталось 25 миллионов долларов». Ничего похожего, конечно, не было, но миллион, а то и два он получил и удрал из Рура.

31 января 1951 года радио Франкфурта передало официальное сообщение верховного комиссара о помиловании 101 заключенного в Ландсберге, а также о возвращении Круппу принадлежащего ему имущества, поскольку конфискация «противоречит духу американского права». Правда, над ним еще висел закон союзников «О реорганизации черной металлургии и угольной промышленности Германии». Но главное – он на свободе и снова богат.

В Эссене фрау Лезер вслушивалась в оглашаемые по радио имена. Дослушав до конца, она заплакала. Имени ее мужа названо не было. Единственный антифашист в правлении фирмы, бывший узник гестаповских подвалов, он почему-то не был амнистирован и просидел еще почти полгода. Поскольку объяснить это было нечем, то Макклой весьма эмоционально назвал это «чудовищной ошибкой». Освобожденный в июне, совершенно больной Лезер стараниями жены был сразу отправлен в больницу.

* * *

Макклой считал, что в случае неудачи с помилованием Круппа он подвергся бы суровой критике в Германии. Трудно сказать, отчего у него сложилось такое мнение. «Воющих собачонок» уже не было слышно; их задобрили. Адвокат Кранцбюлер заявил, что комиссар «сделал как раз то, что было единственно возможно и необходимо». Луи Лохнер, верный сторонник немецких промышленников, согласился с этим и назвал возвращение Круппу собственности «нравственным и истинно американским поступком». А один уважаемый лидер социалистов подумал: «Если уж американская военщина считает частную собственность священной, то у нас точно нет выбора. Вслух он этого не сказал, потому что руководство его партии – крупнейшей в Германии – выступило с заявлением, обвиняя западных капиталистов и правительство в Бонне в сговоре с целью вернуть старые порядки в политике и экономике. Судья Уилкинс написал Макклою: «И прежде бывало, что отменяли решения суда, но у судей, по крайней мере, была возможность ознакомиться с ходом дела». Елизавета Рот, чье наследство состояло лишь из старой фотографии убитых родных, не могла понять, почему право на вещи считается более священным, чем право на жизнь. Организация «Евреи – ветераны войны» заявила, что правосудию нанесен вред. «Нью-Йорк таймс» писала: «Наступит день, когда заводы Круппа опять начнут производить оружие, с помощью которого будут уничтожать новые поколения европейцев».

В лондонской «Обсервер» один из авторов утверждал, что «решение американцев означает возвращение к власти опасных лунатиков». В Париже парламентская Комиссия по иностранным делам приняла заявление с выражением недовольства решением американских властей. Согласно заявлению «Пари пресс», «все, что претит французам в Германии – прусский милитаризм, расизм, промышленный демпинг, – все это теперь возвращается в Европу».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});