Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

class="p1">Если даже сшитый из чистой ненависти Харманский змей смог наступить себе на горло, поставив интересы государства выше своей частной мести, то сможет и Кирот. Мир минувших лет был и вправду важным завоеванием. И ни он, ни кто-то ещё из разумных и мыслящих старейшин, вовсе не желали от него отказываться. Поэтому да, щенку позволят выпить яд, броситься на свой меч, а может – вскрыть себе вены. И даже оставят большую часть имущества его семье, обойдясь без резни и изгнаний. Чтобы никто не смел потом обвинить в самоуправстве и незаконных расправах новых правителей Тайлара. Такова была цена мира.

И она тоже была жертвой со стороны Кирота. Жертвой, принесенной его гордостью.

– Единственное, что несколько меня беспокоит, так это мнение нашего безмерно любимого и почитаемого жречества. С недавних пор оно демонстрировало удивительное взаимопонимание с Тайвишами,– проговорил Мицан Литавиш, отправив в рот крупную инжирину.

– Воля богов бывает переменчивой,– загадочно улыбнулся Кирот Кардариш. Некоторые секреты он предпочитал держать только при себе. Даже от самых ближайших заговорщиков.

А этот секрет был и вправду важным. Жречество всегда предпочитало оставаться в стороне, хоть большая часть его руководства и была выходцами из алатрейских семей. Но после убийства Ягвиша, Тайвиши нашли что-то такое на Верховного понтифика, что заставило его подплясывать под их свирельку. Только вот с подобным ярмом на шее он мириться не захотел и сам предложил Кироту Кардаришу союз и свою помощь. Ну а Кирот, естественно, принял это предложение.

Жаль лишь, что ему так и не удалось выяснить, что же за секрет заставил Лисара Анкариша превратиться, пусть и на время, в послушную куклу Тайвишей. Ну да ничего. Однажды он узнает и это. Ну а пока довольно было и того, что Верховный понтифик благословит все их начинания по уничтожению наследия дохлого жирдяя.

– Ну, раз сами боги готовы пересмотреть свои предпочтения, то успех точно будет на нашей стороне! – с наигранной улыбкой произнес Мицан Литавиш.

– Успех будет на стороне тех, кто окажется лучше подготовлен,– сухо заметил Убар Эрвиш.

– А мы и готовы лучше, чем наши враги. Ведь они даже не ждут удара.

Убар вновь сухо кивнул, явно давая понять, что и в этот раз слова Кирота не показались ему убедительными.

Чем-то он напомнил главе рода Кардаришей его собственного давно почившего отца. Тот тоже был сух и молчалив. Сколько бы Кирот не пытался ему что-то доказать, он ни как не мог добиться от него хоть самой малой похвалы. А ведь хвалить его можно было за многое. Он, отправившись в шестнадцать в Вулгрию, за пару лет почти вдвое увеличил поток рабов, а как следствие – и семейные прибыли. А когда отец заболел, и полгода не вставал с кровати, именно Кирот руководил всеми их семейными делами. Но все это воспринималось им как должное. Как простая обязанность Кирота. А вся отеческая любовь, уходила его братцу, Кераху. Бестолковому дураку, пускавшему на ветер их состояние, но бывшему первенцем.

Может поэтому, когда Керах улёгся-таки в могилу, Кирот и почувствовал облегчение. Сама мысль, что именно он унаследует их род, и всё, чем будет довольствоваться Кирот – это управление фамильными делами, была для него невыносимой. Он, Кирот, был подлинной силой, что ковала мощь его семь. А брат?

Великие горести! Как же он презирал этого дурака. И как же завидовал ему. Всё детство он помыкал им и подшучивал над ним. Всю юность дразнил разгульной жизнью. Всю молодость вышвыривал на ветер всё то, что с таким трудом добывал Кирот. Ему ничего не стоило проиграть в кости партию рабов, подарить имение своей новой любовнице или одолжить, да и тут же простить, собутыльнику целое состояние. Деньги семьи были для него лишь способом извлекать из жизни удовольствия. А как они возникали, его никогда не волновало. Для этого были всепрощающей отец и молчаливый брат. А так же сонма занятых фамильными делами родственников.

Впрочем, перед смертью брат смог-таки сделать хоть что-то полезное для своего рода, произведя на свет чудного мальчика. Рего. Дав тем самым жизнь и будущее их линии крови. А вот Кирот… Ему, увы, так и не удалось стать отцом. Его первая жена была дурна здоровьем и в первые же годы, проведенные в Вулгрии, умерла от лихорадки. И хотя он женился на ней лишь потому, что его семье требовался договор с её родом, Кирот даже успел к ней привязаться и в некотором роде питал чувства. Потом были дела, семейные, торговые, политические. Ну а когда умер отец, Кирот просто не пытался обзавестись женой.

Он и так стал главой рода, а Рего, единственный дар от непутевого братца, стал ему сыном и залогом выживания его фамилии. И Кирот, именно Кирот, а не кто иной, стал для Рего подлинным и настоящим отцом. Он воспитывал и обучал этого юношу, день за днём доказывая, что даже в этом он лучше своего брата. Ведь что тот смог, кроме того, что обрюхатил его мать? Ничего. Он и дня не провел с этим мальчиком. А Кирот дал ему всё. И планировал дать ещё больше. Как и всей своей семье и своему наследию.

Заговорщики посидели ещё около часа, обсуждая дела разной степени важности и пререкаясь по мелочам. В основном – с Мицаном Литавишем, который всё не успокаивался по поводу своих вложений в общее дело, говоря о сотнях тысяч литавов, выделенных им на свержение Тайвишей. Великие горести, как будто Кирот заплатил меньше. Но Литавиш тряс своими деньгами и тратами, даже не стесняясь клянчить земли, должности и привилегии. Проклятый скупой уж. Кирот с радостью просто прибил бы его, как и положено поступать с надоедливыми змеями. Но он успел заползти слишком глубоко в их заговор и играл там уж слишком важную роль. А потому, с ним приходилось торговаться, и договариваться.

Когда со спорами было более или менее покончено и заговорщики покинули своды его дома, Кирот Кардариш облегченно вздохнул, наслаждаясь повисшей тишиной. Теперь он мог немного подумать без надоедливой компании высших алатреев.

Нанять ещё людей. Да, в этом определенно был свой смысл.

Кирот покрутил между пальцев тяжелый кубок, а потом запустил зубы в сочный арбуз, перемалывая его вместе с семечками.

Они и так соскребли с города всех приличных наёмников, и боевых рабов. И видят боги, он приложил очень большие усилия, чтобы эта скупка не привлекала слишком много ненужных глаз. Вроде глаз Великого логофета или эпарха, которые крайне пристально смотрели за всем, что