Распутин. Почему? Воспоминания дочери - Матрёна Распутина

Он был прост и легко доступен, а в его присутствии совершенно забывался царь. В своей личной жизни он был чрезвычайно мало требователен. Но его характер был противоречив. Он страдал от двух недостатков, которые в конце концов его погубили: слишком слабая воля и непостоянство. Он никому не верил и подозревал каждого. Распутин передавал мне как-то следующее выражение царя: «Для меня существуют честные люди только до двух годов. Как только они достигают трехгодичного возраста, их родители уже радуются, что они умеют лгать. Все люди лгуны». Николай жил в убеждении, что все его обманывают, стараются перехитрить и никто не приходит к нему с правдой. Это был трагизм его жизни. В сознании, что он ненавидим собственною матерью и родственниками, он жил в постоянной боязни от двора императрицы-матери, то есть так называемого старого двора. Он считал даже свою жизнь в опасности. Привидение дворцового переворота постоянно носилось перед его глазами. Он часто высказывал опасение, что его ожидает судьба сербского короля Александра, которого убили вместе с женой и трупы выбросили через окно на улицу. Видно было, что убийство сербского короля произвело на него особое впечатление и наполняло его душу содроганием. Царь проявлял особый интерес к спиритизму и ко всему сверхъестественному. В этом лежала большая опасность. Когда он слышал о каком-нибудь предсказателе, спирите или гипнотизере, в нем сейчас же возникало желание с ним познакомиться. Этим и объясняется, что столько жуликов и сомнительных личностей, при других условиях и мечтать не смевших о царском дворе, сравнительно легко получали доступ к дворцу».

Обращу внимание на конец. Симанович прямо называет жуликами тех, кто теснился возле Николая и его семьи. Понимал это и сам государь, поэтому и испытывал неудовлетворение от их пребывания во дворце.

В интересе к сверхъестественному, о чем пишет Симанович, проявилось стремление государя вырваться из привычного, такого тягостного для него круга, ставшего ко времени появления отца в Петербурге замкнутым. Повторю, он ни в ком не находил опоры и хватался за соломинки, ломавшиеся в тот же миг.

Глава 8

Царица Александра Федоровна

Любимая жена и ненавистная невестка — Свекровь начинает интриговать — Империи нужен цесаревич

Любимая жена и ненавистная невестка

Картина не будет полной, да и понятной, если не сказать о царице — Александре Федоровне.

Она состояла в близком родстве с британскими монархами, будучи дочерью Людовика Гессен-Дармштадтского и принцессы Алисы, одной из дочерей королевы Виктории.

Николай также состоял в родстве с британской королевской семьей, его матерью была Дагмара, дочь короля Дании Христиана Девятого и сестра королевы Александры, супруги Эдуарда Седьмого. Имя «Дагмара» встречается в русских исторических книгах редко, так как после вступления в брак с царем Александром Третьим она перешла в православие, сменила имя, став Марией Федоровной.

Она резко возражала против союза сына, тогда еще царевича, с поразительно красивой Алике, и лишь вмешательство властной Виктории позволило их свадьбе состояться.

Николай и Алике, принявшая в православии имя Александры Федоровны, зажили счастливой семейной жизнью. Почти все, кто писал о семье Николая и Александры, отмечали, что они составляли счастливую пару. И, судя по всему, это действительно так. Но кроме собственно супружества их союз был сопряжен с исполнением государственных обязанностей. Счастье «на двоих» — не для монарших особ.

Николай Второй, как только женился, немедленно погрузился в государственные дела, к которым отец его почти не подготовил, и они отнимали большую часть времени. В этом тоже кроется причина настроения Александры Федоровны. Она чувствовала себя покинутой, одинокой среди враждебно настроенного двора.

Время нисколько не смягчило отношения Марии Федоровны к супруге сына.

Непреклонность вдовствующей императрицы передавалась придворным (так что приведенное свидетельство Симановича, относящееся к Николаю Второму, в известной мере вполне может быть отнесено и к Александре Федоровне).

Обладая тончайшей душевной организацией (некоторые мемуаристы видят в этом проявление нервной болезни, указывая на частые истерические припадки, изводившие императрицу), Александра Федоровна с самого начала жизни в России видела (и чаще всего справедливо) вокруг себя врагов.

Гурко: «Александра Федоровна оказалась в Петербурге, как в лесу, и, надо сказать правду, не приложила никаких усилий к тому, чтобы разобраться в нем и приобрести симпатии общества. Так на всех парадных вечерах и приемах Мария Федоровна обходила собравшихся и продолжительно с ними беседовала, а Александра Федоровна ограничивалась разговорами с приближенными и стремилась скорее удалиться во внутренние покои. Обстоятельство это обратило на себя внимание общества. Отзвук этого имеется в дневнике ст. — секретаря Половцова. Под 6-м мая 1902 года там записано: «После завтрака (во дворце по случаю царских именин) обыкновенный cercle, совершаемый Марией Федоровной в назидание молодых величеств, остающихся в углах и разговаривающих лишь с двумя-тремя приближенными…» Внешняя холодность Александры Федоровны неизменно приписывалась будто бы присущей ей надменности. Между тем именно надменности у нее не было. Было у нее сильно развитое чувство собственного царского достоинства и немалая доза почти болезненно щепетильного самолюбия, но надменность ей была совершенно чужда. В домашней обстановке она, наоборот, отличалась чрезвычайной простотой, и к людям, находившимся в ее личном услужении, относилась с необыкновенной внимательностью и даже лаской. Так, няня наследника, М. И. Вешнякова, которую в царской семье звали Меричкой, отзывалась о государыне не иначе как о святой женщине, заботливо входящей в нужды всех лиц, непосредственно ее окружающих. В письмах императрицы также проглядывает эта черта. Она печется о здоровье придворных служащих и даже пишет о них государю. Затрудняло сближение Александры Федоровны с петербургским обществом и отсутствие у нее точек близкого с ним соприкосновения. Благодаря тому, что вдовствующая государыня по-прежнему оставалась во главе обширного ведомства учреждений императрицы Марии (женское воспитание), а также сохранила за собой главенствующую роль в делах Российского общества Красного Креста, молодая императрица оказалась вне круга обычной деятельности русских цариц. В течение продолжительного времени она была лишена возможности применить свою кипучую энергию, удовлетворить свою жажду живого дела. У нее не было поводов и возможности войти в более близкое соприкосновение с лицами, не принадлежащими к ограниченному кругу приближенных ко двору».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});