ПТУшник - Иннокентий Белов

Второго отсвечивает макушками луковичных куполов в строительных лесах.

Прохожу по набережной Мойки до Исаакиевской площади и там нахожу улицу Союза Связи, вот она как сейчас называется. Прогуливаюсь по ней, в каждый попавшийся почтовый ящик кидаю по два разных конверта, чтобы не совпадали места назначения. Через десять минут образно отряхиваю руки и мимо Дома Архитектора, где как-то побывал на шикарной вечеринке, организованной японской фирмой фототоваров, спешу обратно к метро по набережной Мойки.

Осталось пятьдесят минут до обратной электрички и я не успеваю, как собирался, посмотреть знакомые Думскую и Ломоносова, где отработал пару лет вышибалой в модных барах, решаю, что никуда от меня эти улицы не денутся.

Сидя на деревянном сидении с подогревом в электричке, чувствую большое облегчение от законченного дела и с удовольствием дальше вникаю в отношения Людвига и Пат.

После электрички доезжаю на автобусе до остановки возле дома тети, где забираю сестренку. Уже в темноте мы приходим домой и ужинаем, я просто объедаюсь, поэтому после такого обжорства быстро засыпаю.

— Так, одно дело я сделал, насколько смог, — вспоминаю по утру, проснувшись, вчерашний день, — Посмотрим, как оно еще получится.

Хотя, как я смогу узнать результат своих двенадцати писем?

Да вообще никак! Адреса то обратного я не написал, вот и некуда обстоятельному и взвешенному ответу на мои анонимки прийти.

Это и самое печальное, про убийства, совершенные такими маньяками, никто в Стране Советов не напишет. Ни в газете, ни в журнале про законность и правопорядок, по телевизору не покажут ни за что.

Такие дела, если они раскрываются, проходят мимо глаз широкой общественности, потому что, не может среди советских людей оказаться маньяков, педофилов или каннибалов. Особенно, если они члены партии с пятнадцатилетним стажем. Если уж и суждено такому случившемуся преступлению всплыть наружу в прессе, то, только в том случае, когда преступника поймали прямо около тела жертвы и на нем не висят многие убийства в течении долгих лет.

А признать, что маньяк свободно разгуливал много лет на свободе, убивая десятки своих жертв и за это уже кого-то осудили и расстреляли наши защитники социалистической законности — нет, на такое Советская власть сама не способна.

Как известно, наследники советских чекистов никогда не ошибаются, особенно в случае уже вынесенной меры социалистической законности и поделать с этим решительно ничего невозможно.

Впрочем, в любой стране дать обратный ход такому несправедливому приговору тоже не менее сложно, какая бы там развитая демократия не оказалась, будем откровенны.

И прессы, способной раздуть такой случай просто не имеется в наличии, в отличии от тех же годов конца восьмидесятых и начала девяностых, когда народ все же узнал это чудовище в лицо.

Поэтому я понимаю, что лучшей профилактикой против маньяка станет отправка нового комплекта похожих писем по старым или еще новым адресам через какое-то время.

Можно и пару лет этим заниматься, пусть органы будут уверены, что такой знающий человек именно в Ленинграде живет, ничего страшного в этом нет.

Про других маньяков я ничего не помню, хоть про этого что-то знаю доподлинно.

Месяца через два или три отправлю, хотя, буду все же надеяться, что прямое указание фамилии убийцы должно привлечь к нему внимание партийных и правоохранительных органов. И в случае новой жертвы они как следует проверят алиби гражданина Чикатило, поймут, что с ним все не так и займутся им серьезно.

Про аварию на Чернобыльской станции все еще гораздо сложнее — это в смысле привлечь чье-то внимание к опасности проводимого там эксперимента. Тонкостей самого произошедшего я не помню, как и точной даты и особенно — времени случившегося.

И это печально, ибо, точное указание даты и времени запланированного эксперимента оказалось бы способно привлечь к анонимке внимание, хотя бы за разглашение какой-никакой тайны. Если завалить министерство атомной промышленности таким письмами, правда, я смутно вспоминаю, что называется оно сейчас Средмашем в целях непонятной конспирации.

Таким образом, который мне доступен, внимание не привлечешь никакого, сколько писем не рассылай и на заборе их не развешивай.

Сейчас я еще маленький восьмиклассник, в восемьдесят шестом мне уже будет почти двадцать лет, но, никакого внятного объяснения своим словам предупреждения, что не стоит устраивать этот эксперимент я представить пока не могу и тогда тоже, скорее всего, не придумаю, как это объяснить.

Да и что я знаю про сам эксперимент, даже даты не помню, если только приблизительно, что сама авария случилась перед майскими праздниками. Потому что хорошо знаю о том, что советская власть даже не предупредила своих граждан об возможном облучении на первомайских демонстрациях в том же Киеве или Гомеле.

Хотя, те же шведы буквально на следующий день подняли страшный шум о невероятном по силе выбросе радиации в СССР, и что власти скрывают от своих сограждан всю информацию о случившемся.

Буду ли я учиться в институте на атомщика, управляющего процессами на станции или устроюсь туда работать, например, слесарем или диораторщиком, слова мои не будут иметь никакого значения для руководителей самой станции, других контролирующих или партийных органов.

Опять же рискую вплотную познакомиться с карательной медициной, потому что говорю про вещи, которые еще не произошли в этом мире.

И совсем не те вещи, про победу коммунизма во всем мире или еще что такое приятное, а совсем наоборот, про ошибки и промахи, никто такое слушать не захочет, припаяют клевету на советский строй и лечить бедолагу отправят.

Одно радует, что до аварии еще четыре с лишним года, у меня есть время подумать, что я могу сделать, чтобы предупредить ее.

С такими мыслями я немного поиграл с сестрой. Съел вместе с ней перед этим оставленный на плите завтрак целиком и начал собираться на тренировку.

Мышцы уже не так болят, как вчера, можно и потерпеть ради светлого будущего.

Вот я и терплю, попрыгал на скакалке и снова стучу битами, поднимаю гриф штанги и приседаю с ней. Хорошо, что с утра народу в зале почти нет, никто особо не мешает и не лезет с вопросами, зачем мне это надо, так убиваться.

К двум часам кое-кто из парней приходит, и мы проводим время за рассказами, кто и как провел Новый год. Рассказы примерно одинаковые, так что ничего особо интересного я не услышал.

У трем часам я спешу домой, внимательно осматриваясь по сторонам. Возможность попасть в засаду мстителей из хабзая я не выбрасываю совсем из головы. Но, пока ничего такого не происходит, все мстители получили ясное предупреждение о неминуемом