Великий Гусляр т.3 - Кир Булычев

Извозюкаешь костюм-то.

— Мама! — Зиночка сочла, что шутка заходит слишком далеко.

Она нервно пила чай.

— А ты чего? — спросила мать. — Весь техникум тебя ждет не дождется, пока ты на урок явишься.

— Мама! — Но тут возмущение Зиночки тем, что родители позволяют себе так шутить в день ее свадьбы, уступило место беспокойству — в самом деле, не опоздать бы на занятия.

Зиночка побежала к себе одеваться и в изумлении увидела, что у ее кровати на плечиках висит белое подвенечное платье.

— Мама! — закричала Зиночка. — Мама, ты что здесь повесила?

Мать вошла на крик и замерла в изумлении.

— Я не вешала, — сказала она.

— Я знаю! — обрадовалась Зиночка. — Это отец купил, сюрприз хотел сделать. Он знает, что я… что мы с Колей дружим…

— Он с ума сошел! Так же сглазить можно!

— Красивое платье, — одобрила Зиночка. — А может, он в самом деле сделает мне предложение?

— Теперь деваться некуда, — сказала мать. — Платье куплено. Так что ты ему намекни.

Когда Зиночка подбежала к техникуму — она и в самом деле опоздала, — у входа маялся Коля. Несмотря на теплый сентябрьский будний день, он был в новом черном костюме.

— Ты что разоделся? — спросила Зиночка.

— Сам не понимаю, — ответил Коля. — Состояние какое-то приподнятое. Будто тебя целый месяц не видал, а сейчас увидел. Понимаешь?

— Честно, Коля?

— Честно, Зина. А может, пойдем, распишемся?

Нет, не зря таинственное белое платье появилось дома.

— Жди меня после техникума, — сказала Зиночка, — поговорим. Мне надо подумать…

А между тем Зинин отец Кобчиков, понимая, что напрасно надел черный костюм, шагал по улице и удивлялся — еще вчера деревья стояли зеленые, а сегодня начали желтеть. Что с климатом делается! И все из-за спутников.

С этими мыслями он вошел в горуправление и поднялся к себе на второй этаж, заглянул по пути в приемную к Батыеву, того еще не было, но Людмила сидела за машинкой, красила ногти. Перед ней стоял какой-то приезжий и уныло повторял:

— Вы же вчера сказали, чтобы я пришел…

— Не помню, — отвечала Людмила. — Никогда вас не видела.

А сам Батыев с утра поднялся злой. Почему — не знал, но злой. Стал собираться на работу. Подумал, что виноват в этом настроении Карась. Копает под него тихой сапой, а на вид — пальцем можно раздавить. И тут в дверь позвонили. Жена была на кухне, Батыев сам открыл. Там стоял почтальон, отдал заказное письмо.

Батыев расписался, разорвал конверт. В конверте почему-то лежали два билета на поезд Вологда — Туапсе на тридцатое сентября.

— Это что еще такое? — взревел Батыев и кинулся на кухню. — Ты зачем билеты заказывала?.. Почему на тридцатое сентября? Мы же в отпуске в июле были.

— На тридцатое? — удивилась жена. — Какие билеты?

— Смотри!

И тут взгляд Батыева упал на отрывной календарь, что висел над кухонным столом. На календаре была дата — 28 сентября.

— Кто листки отрывает? — еще больше рассердился Батыев. — Кто целый месяц оторвал? Ты совершенно за внуками не следишь!

— Васечке до календаря не дотянуться, — сказала жена, продолжая рассматривать билеты. — Может, ошибка?

— Знаю я, какая ошибка, — догадался Батыев. — Это Карась подстроил.

— Но зачем?

— А вот сейчас приеду на службу, вызову его и уволю! Хватит!

Снизу гуднула машина — пора ехать.

А у Карася в то время были свои неприятности. Он, как встал, полез в гардероб, в свой ящик, достать чистую сорочку. И вдруг пальцы его нащупали на самом дне нечто завернутое в бумагу. Ничего не понимая, Карась вытащил сверток, развернул его. В бумаге была коробочка, на которой было написано по-французски. Это были духи. Почему французские духи лежат под его сорочками?

Карась хотел спросить об этом у жены, но жена уже вошла в комнату и сама увидела мужа с духами в руке.

— Это что такое? — спросила она.

— Я у тебя хочу спросить, что это такое? — искренне ответил Карась.

Разница между супругами заключалась в том, что Карась не помнил, как и почему французские духи оказались в его белье, а его жена была убеждена, что ей-то он никогда бы не купил французских духов. Значит, он купил другой, попался и теперь нагло лжет.

Так что Карась на работу опоздал, и это было плохо, потому что надвигался последний этап борьбы с Батаевым. Не сегодня-завтра в области должны принять решение, а пока надо таиться и не давать злобному, подозрительному Батыеву предлогов для расправы.

Карась добежал до управления, прижимая к глазу холодный пятак, пригнувшись, мелькнул коридором и юркнул за свой стол — справа от стола, за которым уже сидел Кобчиков в черном костюме, что само по себе было подозрительно.

— Батыев не проходил? — робко спросил Карась у Кобчикова, на что сослуживец ответил, что вроде бы только сейчас прошел.

Пронесло, возрадовался Карась. Тут зазвонил телефон, и какой-то пенсионер начал кричать, что у них в доме уже месяц трубу никак не заварят, потоп. Карась обиделся, ответил, что про трубу стало известно только вчера, а пенсионер все кричал: «Вы на календарь поглядите, бюрократы!» Карась поглядел на календарь — на календаре был конец сентября, чего быть не могло, потому что сентябрь только-только начинался. Кобчиков обернулся к соседу по столу и спросил:

— Карась, нам премию за август давали?

Карась понял, что не помнит… А вдруг он духи купил на премию? Но для кого? Неужели для Людмилочки, батыевской секретарши? Но ведь они же договорились тайно, что соединятся в тот день, когда он, Карась, займет это место…

И тут по управлению разнесся жуткий зловещий рык.

В следующее мгновение в комнату ворвалась перепутанная Людмилочка и завопила:

— Карася к Батыеву, на полусогнутых!

Карась хотел перекреститься, но не посмел и потому попросил упавшим голосом Кобчикова:

— Пойдем со мной, а? Ты в месткоме, он при тебе меня съесть не посмеет.

Батыев стоял спиной к ним в собственной приемной, перед собственной дверью. К двери была привинчена табличка: «С. КАРАСЬ». Батыев старался отколупнуть табличку ногтями, но винты не поддавались.

Карась зашатался от страха. Чья-то злая шутка, такая несвоевременная, могла стоить головы.

Кобчиков поддерживал осевшего Карася. Людмила рыдала. В двери